Княжья воля - Константин Кудряшов

— Как звать? — игриво толкаю его в бок.

— Вешня, — отвечает шепотом. — Дочка корчмаря.

— Подкатывал уже?

— Собираюсь только.

Разбираем ложки. Как я и просил, ни медов ни квасов пьяных нам не подали, зато снеди притащили на взвод. Лукавит, по ходу, Гольчина. Будто я не знаю, что деньжат у него всего ничего, а малый он хозяйственный, прижимистый, если так каждый раз расшвыриваться будет обанкротится в два счета. Небось уже с хозяином насчет Вешни сговорился, вот и балует корчмарь будущего зятька с дружками. А что? Княжеский дружинный человек не фраер какой-нибудь, не голь перекатная наподобие вон тех у входа.

Странное на меня накатывает ощущение. Будто что-то очень важное упускаю. Нить, внутренним взором схваченная, ускользает. Я концентрируюсь и внимательно еще раз оглядываю корчму. Новгородцы потихоньку начинают расходиться, остается лишь троица во главе стола. Портовые несуны или кто они там тоже почти все порассосались, сидит восемь человек на той половине зала, да за нами парочка тихих, гусятину копченую трескают.

Самый молодой из новгородцев приподнялся, оправляя полы одежды, потом раскинул в стороны руки, потянулся с наслаждением, встретился со мной глазами, белозубо улыбнулся. Я замечаю у него на поясе две кожаные сумки похожие на большие кошельки с клапаном. По тому, как они оттягивают тугую опояску, видно — тяжелые. У второго парня такая же история — две сумки висят, явно не пустые.

Вот откуда это чувство. Не даром сидят костогрызы. Рожи старательно отворачивают, но для меня любых слов красноречивее острые, внимательные взгляды бросаемые украдкой на новгородцев.

Хм, будь я дома, с удовольствием поглядел бы за работой жуликов, тем более на нейтральной территории. Даже правило такое существует немного суеверное: заметил чего — не мешай другим работать, иначе бумеранг может вернуться когда сам на дело пойдешь. Однако сейчас что-то меня взбудоражило не на шутку. Быть может звание княжеского дружинника или симпатия к новгородцам так действуют, не знаю, но безучастно наблюдать за намечающимся скоком совершенно не хочется.

— Стяр, я сказать хотел… — начал было Голец, но я резко его обрываю.

— Тихо! Потом! Гляди туда!

— Куда?

— Да не пялься ты! Невул, голову отклони-ка в сторонку. Вон у входа кодла сидит. Пятеро. Видишь? Все видят? Сейчас они купцов на гоп-стоп раскрутят, к бабке не ходи.

— Чего?

Вроде и стараюсь процеживать базар через цензуру, понимаю, что не все мои речевые обороты до них доходят, а все равно сбиваюсь когда хочу быстро донести свою мысль.

— Сумки с них рвать станут. Вы здесь оставайтесь, а мы с Морозом на воздух выйдем, кислороду хапнем. Будьте на стреме, как завертится — валите мазуриков, самых прытких мы в дверях упакуем.

Вообще-то мы гулять шли. Оружия не нацепили. У одного Истомы нож болтается да Жила со своим добытым в бою кистенем не расстается. У меня на сей раз даже швырятельного ножика нету.

Выходим с Морозом наружу, где уже начинает темнеть. Сырой воздух приятно щекочет ноздри, разливаясь по легким сладким нектаром. Я прямо на крыльце в ожидании застываю, он чуть левее и сзади. Пяти минут не проходит, в корчме слышатся громкие выкрики, возня, затем резко отворяется дверь и с треском бьется об окосячку. На меня, выпучив зенки, обезумевшим бизоном выносится встрепанный молодец с прижатой к груди ношей. Его я пропускаю мимо себя, выставив в сторону левую ногу, чтоб споткнуться не забыл, а вот стремительный галоп его корешка останавливаю тяжелым правым крюком.

Дую на кулак как ковбой на дымящийся шестизарядник и подмигиваю Морозу.

— Вот это я называю образцовое задержание!

Глава четвертая

Нет, все таки бурлят во мне Валеркины гены! Наверное все бандиты и преступники в душе немного легавые. Собственно, как и хороший сыщик должен быть чуточку вором.

Голец потом еще долго недоумевал как я догадался, что бродяги в корчме готовят нападение на купцов и как просчитал их действия. Я объяснял мою проницательность банальным наличием глаз и чуйки на кипиш. Ни одного меча, копья или топора я при них не заметил, значит расчет строился на неожиданности и быстроте нападения. Затолкать, повалить, срезать ножами сумки и незамедлительно делать ноги. Классика жанра. Кучу-малу ребята устроили знатную. Новгородцы не сразу поняли, что полегчали на несколько килограммов, пока наши не стали лупить налетчиков и в стороны растаскивать.

— Благодар вам, люди добрые! Отец бы мне не простил! — говорит младший по возрасту, но старший по положению среди купцов, когда все улеглось и мы вдвоем с Гольцом отправились на пристань проводить новгородских гостей в дальний путь.

— Простил бы, — говорю. — Не твоя вина. Даже дядька твой ничего не прочухал, хоть и опытнее тебя.

Все таки умею я иногда сам себя удивить. Это ведь и не основная версия была. Единственное, что на ум пришло без напряга, оказалось верным. Пацан этот именем Садок — отпрыск одного из самых крутых новгородских купцов. Батя ему путевку в жизнь таким необычным макаром выписал, дал двоюродного дядьку с сынком на побегушки и для пригляду, да товару два насада для торговли. Не продав все до нитки, домой возвращаться заказал. Вот так воспитание! А вдруг мальчишка вовсе не торгаш, не лежит душа? Хотя у этого вроде бы лежит, недавнее приключение восхитило его до блеска в глазах прямо-таки нестерпимого, аж подпрыгивает от удовольствия.

— Вот переломит отец посох о твою спину, неслух, — желчно предсказывает горькую судьбу племянника дядька Валкун.

— Не переломит! — белозубо хохочет Садок. — Если бы не я, ни за что не сбыть нам все добро! Пустыми возвращаемся, как и велел отец! Только рад будет!

— Ты для начала вернись, потом смейся. Вот-вот лед на реках встанет. Едва мошну не потеряли, осталось кораблей лишиться.

— Да не ворчи ты дядька, не лишимся! Видишь ветер меняется, тепло несет, как раз нам в спины будет. Как птицы полетим!

— Снег он несет ветер твой…

Но Садок уже не слушает нытье опекуна, увлеченно наблюдает как люди на его насадах проверяют снасти, расправляют паруса, готовят весла. Работают быстро, но без суеты, чувствуется выучка и ответственный подход к делу. Довольный происходящим на вверенных ему плавсредствах, Садок обращается ко мне с неожиданным вопросом:

— С татями как поступите?

— Как положено, — жму плечами, — князю на правеж потащим.

— И что князь? Живота лишит иль отпустит?

В лоб спросил. Я откуда знаю как Рогволд в таких случаях поступает.

— А ваш как бы поступил?

— У нас князя своего нету. Мы город вольный. Посадник