Хубара. Сирийский дневник. Ливанская война - Владимир Дулга

Разговаривая и управляя машиной, он ещё умудрялся рассказывать пассажирам о местах города, где они проезжали:

– Это казармы президентской дивизии, «сарая дефа» – роты охраны, на самом деле, целая дивизия. Носят малиновые береты почти как у военной полиции, «шорта аскарие», но ещё наглее их. Вот тут они и живут – показал на здания, длинной в квартал.

– Перед вами площадь АВС, тут иногда по пятницам вешают.

– Как вешают? – не понял Симонов.

– Обычно за шею. За крупные хищения, шпионаж, терроризм, изнасилование.

– Вон там, где зелень – советское посольство.

– А это, сук – рынок по ихнему, Хомедии сук, – название такое. Сюда лучше не соваться, прирежут в толпе, показав рукой направо, продолжил – лётчика с женой тут подстрелили.

Симонов с интересом посмотрел на ряды каких-то построек, по-видимому лавок, с громадным, древним входом, больше похожие на перекрытую крышей улицу. Там, как муравьи суетились люди, брели, с поклажей на спинах, флегматичные, ослики. Дымились какие-то жаровни, шли женщины, с громадными бочками на голове, играла арабская музыка.

– Кстати, один из старейших рынков Ближнего востока, так сказать, действующая реликвия.

– Слева, рыбный рынок, – и действительно в машине запахло рыбой и водорослями. Вдоль длинной улицы разнокалиберных шалашей, стояли тележки и плетеные корзины с дарами моря. Утрамбованная земля, блестела от чешуи, стоял непередаваемый смрад.

Труш притормозил на перекрёстке, возле продающего газеты мальчугана. Не обращая внимания на суматошные сигналы сзади, купил газету, мастерски вписался в поток машин. Передал газету своему водителю и что-то сказал. Полистав газету, солдат протянул её Симонову, красноречиво сделав жест, вокруг шеи. На открытой странице, были крупно напечатаны портреты четырёх мужчин и надписи арабскими буквами, больше похожих на ползущих гусениц. Водитель что-то пробормотал, Николай перевёл:

– Это вчерашняя газета, за пятницу. А это те, кого казнили вчера, двое за измену, двое за хищение государственных средств.

Симонов вгляделся в лица – обыкновенные люди, не похожие на преступников и бандитов. Двое в галстуках и европейской одежде, похожи на учителей или конторских служащих.

– Ты никогда не ходил это смотреть? – спросил Симонов, не зная как правильнее назвать это действо.

– Ходил, один раз по приезду – противное зрелище! И не охота рано вставать, казнят часов в пять утра, на рассвете. День начинается, а жизнь заканчивается, умеют они поиздеваться и в этом!

По тротуару шла группа женщин в тёмных одеждах, с завешанными лицами, судя по фигурам, под складками материи, молодых.

– Гульчитай, открой личико! – пробасил Василий известную фразу.

– Не вздумай оказать знаки внимания незнакомой женщине, тут эти джентльменские штучки не приняты, надо спросить разрешение у отца, или брата. А это, возможно мать, но скорее всего, старшая служанка, ведёт девочек из богатой семьи. Если бы они шли одни, могли бы и сбросить паранджу, пока отец не видит. Но уже много дам на европейский манер, лица не закрывают, носят обычную, но закрытую одежду. Девочки ходят в школу в брюках и одинаковых платках.

Николай вёз их новой, более длинной, чем вчера, дорогой, желая, по-видимому, показать город, за разговорами незаметно, приехали к знакомому синему дому. Проходя с друзьями мимо часового, Труш что-то сказал ему по-арабски, тот заулыбался, махнул рукой – проходите.

– Ты, хорошо говоришь по-арабски? – спросил Симонов Николая.

– Не волнуйся, через полгода, покрутишься один среди арабов, тоже будешь чирикать по «хабирски». Это зверски искалеченный арабский разговорный язык, без падежей, окончаний и прочей орфографии, с минимально необходимым количеством слов. Хотя, многие, и такой «эсперанто» освоить не могут, в основном от лени. Но арабы нас понимают. Вот читать наши не умеют, слишком сложный алфавит

Они миновали вестибюль, и остановились в ожидании лифта.

– И ездить по городу будешь как я, или лучше. Машина в Союзе была?

– Есть «Жигули тройка», – ответил Володя.

– Ну, тогда, вообще, без проблем. Как только, забудешь все правила, станешь тутошним ассом. У нас с тобой для бесед времени много будет, мы теперь соседи, будем жить в одной квартире. Отметишься в кадрах, и пойдём домой, познакомлю с женой.

Они поднялись на лифте на нужный этаж, прошли по коридору и оказались в служебных помещениях. За стеклом, сидел оперативный дежурный, Симонов представился. Ему подсказали, куда идти дальше. Вместе с Василием они пошли по светлому коридору, на одной из дверей красовалась надпись «Главный военный советник». В отделе кадров за столом сидел мужчина, средних лет, в арабской форме, без знаков различия, с острым, внимательным взглядом. Наверное, «контрик» прикинул Симонов. Возле окна стрекотала пишущей машинкой крашеная блондинка, почему-то, с интересом оглядевшая Володю. «Контрик» записал Симонова в журнал, и сказал идти в такой-то коллектив. Симонов не знал, что такое «коллектив», попрощался с Василием и вышел к поджидавшему его Николаю.

– Ну, что? – спросил Труш.

– Послали в такой-то коллектив.

– Значит, в нашу дивизию, коллектив советников и специалистов такой-то дивизии.

– И где эта дивизия?

По словам Николая никого в коллективе, да и самого коллектива сейчас нет. Все разъехались по частям, приедут часам к шестнадцати. Тогда надо будет представиться генералу – руководителю коллектива

– А пока, пойдём домой, покажу тебе твоё жилище.

Они прошли по длинному, во всё здание, открытому балкону, с одинаковыми дверями в квартиры, и одинаковыми окнами, которые, судя по гастрономическим запахам, были кухонным. Постучавшись для порядка, Николай открыл дверь и пригласил Симонова в большую прихожую.

– Наверное, убежала в магазин, – предположил хозяин, не увидев, жены.

В квартире было почти стерильно чисто. Симонов разулся в прихожей, и вслед за соседом, прошёл в комнаты. Квартира была большая, пятикомнатная. Общий просторный зал, с четырьмя глубокими креслами, мягким диваном, журнальным столиком, и средних размеров, японским телевизором в углу. Коридор упирался в два туалета, с душевыми кабинами. С обеих сторон от туалетов, имелось ещё по две просторные комнаты, соединённые общим балконом. Обставленные недорогой, но добротной и удобной мебелью.

– Фирма «Мерседес» для своих строила, но потом почему-то нашим отдали, – пояснил Николай, – а дом по привычке, так и называют «Мерседес».

Две боковые комнаты, которые Труш представил Володе, как его апартаменты, понравились. Но чувствовалось, что в там давно не живут, он поделился своими соображениями с соседом.

– Ты, прав. Мы с Жанной, больше полугода живём одни в этих хоромах. Саша, твой предшественник, бывал тут, последнее время, крайне редко. С супругой они жили плохо, постоянно ругались. В прошлом году она уехала в Союз, проводить детей в школу к первому сентября. Да так, и не вернулась. А он, связался с холостячкой блондинкой, машинисткой из отдела кадров. Сначала пропадал по ночам, а потом совсем перешёл к ней жить. У неё квартира возле нашего посольства.

Так вот почему, она меня так внимательно рассматривала, вспомнил Симонов своё посещение отдела кадров.

– Ну потом, чтобы не доводить дело до скандала, его и отправили, как говорят «день, в день» Какого числа, три года назад приехал, в тот же день и уехал. Она, тоже, собирается уезжать. Ладно, они люди взрослые, бог им судья! А вот и Жанна пришла!

Николай познакомил Володю со своей женой – Жанной. Бойкая, невысокая женщина, лет сорока, наотрез отказалась, чтобы её величали по отчеству, и пригласила мужчин завтракать на кухню. Кухонька, в отличие от комнат, была маленькой, и едва вмещала плиту, мойку, два крохотных стола со стульями, и громадный, в человеческий рост холодильник «Барада», – холод, как перевёл с арабского Труш. Окно кухни действительно выходило на общий балкон дома.

За завтраком, коротенько познакомились. Труши служили в Сирии третий год и весной следующего года заменялись. Коля был начальником штаба полка, на родине – в Белоруссии, дети остались с родителями жены в Минске. Бригаду Николая, ещё полгода назад ввели в Ливан, в составе межарабских сил. Туда ездит на дежурство, через двое суток. Сегодня дежурит второй советский, специалист по работе в танковых батальонах. Пока нас двое, пояснил Николай, и третьего дадут. Симонов рассказал о себе, о своей семье. Глянув на часы, сосед засобирался, ему надо было съездить в пункт постоянной дислокации бригады.

– Вечером поговорим, за ужином. Пока осваивайся! – Сказал он на прощание, и уехал.

Симонов принял душ, полежал на своей новой кровати, покурил на балконе, разложил свои вещи по полочкам и ящичкам. И решив прогуляться, вышел из квартиры. Всё здание, от второго этажа, доверху, опоясывали широкие, закрывающие до пояса, балконы, с выходящими на них дверями квартир. С балкона было видно здание маленького, одноэтажного КПП, фигурку часового, в красном берете у ворот, стоянку служебных машин, за низким, металлическим забором. Метрах в пятидесяти, возвышались девятиэтажные арабские дома, один ещё строился, и наверху сновали рабочие. Володя на лифте спустился вниз. Первый остеклённый этаж был занят магазином, куда Симонов не зашёл, по причине отсутствия всяческих денег. Здесь же располагались библиотека, кинозал, с задёрнутыми шторами, класс для занятий. Бегали загорелые дети, явно дошкольного возраста. На просторной, ухоженной территории росли большие пальмы и незнакомые Володе кусты. Далее, за сетчатым забором, располагался небольшой, чистенький бассейн, закрытый на цепочку с замком, и табличкой о распорядке его работы, с обязательной фамилией ответственного. Снаружи, за узорчатым металлическим забором, по всему периметру, прохаживались арабские часовые, как Симонов теперь знал – военные полицейские. Они с интересом посматривали на нового русского. Сзади дома, в небольшом, сборном здании размещались сами полицейские. Там стояли расписанные красными арабскими буквами машины и сновали солдаты. У КПП Володе попался майор, в диковинной советской форме. Рубашке с коротким рукавом, советскими погонами, с голубым просветом, большим гербом Советского союза на левой стороне груди, с непонятными надписями на рукавах, которые Симонов не успел прочитать, и в голубой, мягкой бейсболке, с авиационной «капустой». Как Володя заметил, он вышел из иностранной машины, с английской надписью «UN» на боках.