Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху (сборник) - Аркадий Вайнер

Георгий Вайнер, Аркадий Вайнер

Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху (сборник)

© Вайнер А.А., Вайнер Г.А., наследники, 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Двое среди людей

Часть первая

ЗЛОДЕЯНИЕ

1. ВЛАДИМИР ЛАКС

– Сейчас налево, – сказал на Андроньевской Альбинас.

– Да ты что, друг! Здесь же «кирпич» – проезд закрыт, – рассыпал целую пригоршню картавых горошин таксист. – Объедем через следующий квартал.

Я как-то судорожно вздохнул и оглянулся. Сзади, в сумраке кабины, размазалось светлым пятном бледное лицо Альбинаса. Его русые волосы казались мне сейчас совсем черными, и длинная прядь на лбу повисла над глазом, как повязка у слепых.

Альбинас положил подбородок на спинку переднего сиденья и сказал:

– Тогда давай направо…

Я взглянул на щиток, часы показывали сорок три минуты первого.

«Волга» фыркнула на повороте и въехала в Рабочую улицу. Проезжую часть загораживал строительный тамбур.

– А, черт побери! – заругался таксист. – Снова перегородили…

Он часто ругался, но оттого, что очень смешно картавил, раскатывая во рту букву «р», будто этот один большой звук дробился о зубы на добрую дюжину маленьких круглых звучков, руготня его получалась несерьезной и совсем не злой. Он притормозил машину:

– Посидите, ребятки, минуту, я взгляну, можно ли проехать. А то здесь на мусоре баллон в два счета проколешь.

– Может, тут выйдем? – сказал Альбинас, прижимая мне локтем руку. – Ведь здесь рядом…

Я отодвинул руку и отвернулся:

– Нет, поедем дальше. Устал я. В крайнем случае объедем.

– Как хотите, – пожал плечами таксист. – Я выйду посмотрю.

– Давай, – кивнул я.

Таксист оставил фары зажженными, и тихая улица просвечивалась белым мертвенным светом далеко, почти до конца. И фигура таксиста казалась от теней громадной, расплывчатой, очень сильной.

– Ты что, сдрейфил? – хрипло выдохнул Альбинас. – Ты куда его везешь?

– К дому, – резко обернулся я. – Ты дурак. Смотри, людей еще полно на улице.

Не было на улице никаких людей. Я почувствовал, как у меня остро заболел живот, защемило, заныло под ложечкой.

– Не, Володька, ты испугался, – покачал головой Альбинас.

На скулах у меня набухли тяжелые соленые желваки, и все время набегала слюна, и, сколько я ни сплевывал, она заполняла рот густой противной пеной.

– Я? Ладно, посмотрим сейчас. Только ты не лезь, я сам с ним толковать буду. Чтоб все культурненько. – Я достал из кармана нож и переложил в рукав пиджака. – Приставь ему перо к лопатке и сиди молча.

Шофер уже шел назад, и по асфальту тащилась за ним огромная и неуклюжая тень. Тогда у меня и мелькнула мысль, даже не мысль, а скорее ощущение, похожее на предчувствие, что, когда я наставлю нож на таксиста, он вырастет до размеров своей тени и просто задушит, раздавит, раздробит меня. Но шофер уже выходил из освещенной полосы дороги, и тень становилась все меньше, пока не исчезла совсем, и я позабыл об этом предчувствии. Потому что я очень испугался: таксист посмотрит мне в лицо и поймет все. Все, что мы задумали. И я больше не хотел делать то, что мы задумали. Я очень боялся этого таксиста, хотя он был такого же роста, как и я, и гораздо меньше Альбинки. И худощавый. Но дело было совсем не в этом. Он был веселый, беззаботный, хороший парень, и мы за эти полтора часа с ним от души наговорились. И я боялся, что когда наставлю на него нож, то он даже не поймет, чего я хочу, а только засмеется и скажет: «Ты чего, дурачок?» – и снова начнет раскатывать во рту картавые горошинки. А мне, наверное, надо будет орать на него и требовать, чтобы он отдал деньги, или сказать тихим звенящим голосом: «Сейчас убью», – и его наверняка снова рассмешит моя шепелявость, и все это получится глупо, трусливо, нелепо. Я уже был уверен, что не смогу его испугать, и тогда – конец всему.

Было бы здорово, если бы Альбинка заговорил с ним сейчас. О чем-нибудь, о чем угодно, только бы таксист не говорил сейчас со мной, потому что в этот момент я мог закричать, ударить его по голове, в лицо, чтобы не видеть его светлых, веселых, добродушно моргающих глаз. Если бы можно было сейчас убежать!

Но Альбинка сидел тихо, будто умер. Урчал ласково мотор, и счетчик еле слышно бормотал: тики-тики-тики-так, потом цокнул, и в окошечке выскочила следующая цифра – пять рублей шестьдесят три копейки.

Таксист рывком открыл дверь и сказал:

– Порядок, ребята. Проедем. Закатим один колесик на тротуар и проедем…

И снова рассыпал много-много маленьких мягких «р-р-р». Он въезжал правыми колесами на тротуар очень осторожно, видимо, боялся побить новую резину, и я делал вид, что мне страшно интересно, аккуратно он въедет на тротуар или нет, хотя мне было наплевать на его колеса, и покрышки, и на всю эту проклятую машину, и я только хотел, чтобы он со мной не разговаривал и не рассыпал своих горошинок. Потому что, уж не знаю почему, он разбивал этими картавыми горошинками стену ненависти, которой я хотел окружить его, чтобы появилась у меня, как перед дракой, лихая озорная злость, когда все просто и все можно. Но злость не приходила, а был лишь тоскливый, щемящий страх, от которого где-то под сердцем повисла тошнотворная мерзкая пустота. И страх этот был вовсе не перед милицией или судом – об этом я тогда вообще не думал. Было очень страшно напасть на человека…

Машина спрыгнула с тротуара и покатилась по улице, набирая скорость, и деревья по сторонам тоже запрыгали, замелькали и не казались мне больше неподвижно-спящими, и я тогда точно знал, что деревья – это существа одушевленные. Кое-где в незрячих коробках домов светились воспаленные абажурами окна. Но люди на улице уже совсем не встречались. Только на углу стояли двое парней с маленьким приемником в руках. Таксист притормозил, спросил, высунувшись из окна:

– Ребята, мы тут на Трудовую проедем?

И снова эти рокочущие горошинки. Один из парней, крутивший ручку транзистора, сошел с тротуара и сказал:

– Налево, потом направо и снова налево.

Из приемника доносился бесстрастный голос диктора: «Корреспондент ТАСС Евгений Кобелев передает из Ханоя: сотни обожженных напалмом вьетнамцев…» Порыв ветра подхватил и унес конец фразы. Первая скорость, налево, вторая скорость, направо, разгон, прогазовка, третья, притормаживает – здесь мокрый асфальт, заверещала пружина сцепления, вторая, налево, нейтраль. И счетчик все время: тики-тики-тики-так. Цок – пять рублей семьдесят три копейки. Такси притормаживает у тротуара. Никого нет, и только ветер ударил по деревьям – заметались, зашумели, задергались. Шофер устало провел рукой по пушистым светлым волосам:

– Ну, вот и приехали, ребята, на вашу Трудовую…

Сыплются картавые горошинки, сыплются, смешные и ненавистные. Тяжело дышать, и горло сдавило, будто огромная тень уже душит меня. Сзади нетерпеливо ворохнулся Альбинас. Я поворачиваюсь лицом к таксисту, и его глаза, большущие, светлые глаза, прямо передо мной. Если бы я подул ему в лицо, зашевелились бы ресницы. Я больше всего боялся этого мгновения, потому что знал: придет же этот миг, и я посмотрю парню прямо в глаза, и он все поймет, и этот миг накоротко замкнет, сожжет и навсегда выключит всю мою прежнюю жизнь, пускай глупую и никчемную, но все-таки обычную, простую, вместе со всеми. Ту жизнь, которую я ненавидел, которой тяготился и убежал от нее, чтобы сейчас острее всего на свете захотеть вернуться в эту обычную, скучную жизнь.

Но таксист ничего не понял. Он устало улыбнулся и сказал:

– Намотался я чего-то сегодня. Как-никак двадцать восьмая ездка за день. Хотел домой заскочить часиков в семь – пообедать, да вот засуетился и не успел. Есть очень охота…

И засмеялся. И ни одной горошины не упало. Он протянул руку к счетчику, но я придвинулся к нему и быстро сказал:

– Постой!

Таксист повернулся ко мне, и я навсегда запомнил его удивленные глаза. Потому что в следующий момент я увидел, как Альбинас наклонился вперед и взмахнул рукой и в ней тускло и равнодушно блеснуло лезвие ножа…

2. КОНСТАНТИН ПОПОВ

– Сейчас налево, – сказал парень с заднего сиденья. Он все больше помалкивал и слушал, о чем мы болтали со вторым. Иногда только наклонится вперед, подбородок положит на спинку моего сиденья, и смотрит, и молчит. Серьезный парень. Сказал, что шоферские права получить хочет. Эх, шоферы, на «кирпич» поворачивают. Я засмеялся: