Афганский разлом - Роман Максимов

РОМАН МАКСИМОВ

АФГАНСКИЙ РАЗЛОМ

( художественно-документальная повесть)

Глава 1

«Не думайте, что Я пришел

Нарушить закон или пророков;

Не нарушать пришел Я,

Но исполнить».

( Евангелие от Матфея)

Солнце медленно, словно нехотя, клонилось к закату, когда на пыльной, утоптанной гусеницами бронетехники дороге, ведущей в Баграм, появилась колонна БМП. Серые, от многочасового пути, машины разрезали вечернюю тишину тупым лязганьем железа; клокотанием мощных двигателей; выбрасывая в воздух клубы ядовитого выхлопного газа. С высоты колонна напоминала огромную извивающуюся змею, которая ползла на свой коварный промысел, но отличалась от пресмыкающегося тем, что вместо ядовитых зубов несла в себе не менее смертельный боекомплект.

Сергей Никитин сидел в десанте рядом с дембелями, которые то и дело затягивались какой то вонючей травкой, пуская тяжелый, густой дым, забивающийся Сергею в нос и глаза. В БМП душно, как в парной (люки открывать не разрешали на протяжении всего марша), а тут еще эти двое с удовлетворением пускают дым тебе прямо в лицо! Постепенно Никитин почувствовал легкое головокружение и какое-то странное чувство расслабленности, словно неведомая сила, плавным движением своих невидимых рук, сняла всю дневную его усталость. «Что за черт? – подумал Сергей,– наверное наркотик курят, бляха-муха…» И что удивительно, ведь рядом, в башне сидит офицер – лейтенант, – и хоть бы что! Только изредка поглядывает на него, Сергея, ухмыляясь своими маленькими губками, над которыми еле заметно проступает темная, редкая щетина. «Сам поди наркота», – думал рядовой Никитин, крепко уцепившись за деревянную лавку, что бы не ударится головой о железную стойку десанта – пошла ухабистая дорога.

Мытарства молодого бойца оборвала команда жидкоусого лейтенанта, – – Стоп машины!

Водитель-механик коробочки (так называли солдаты между собой БМП) Олег Яловец, одно призывник Сергея, с украинского города Черкассы, плавно нажал на тормоза и тяжелая, запыленная боевая машина пехоты, медленно остановилась. «Ну, поди приехали» – подумал Сергей и хотел было уже подняться со своего проклятого места, как вдруг почувствовал сильный удар в броню, как раз в том месте, где находился задний люк для высадки десанта. Не удержав равновесие, Никитин грузно падает на опешевшего дембеля, при этом попадая своей бритой головой ему в переносицу. Секунда – и уже «молодой» на себе ощущает тяжелый кулак «дедушки Советской Армии», профессионально влепивший в Сергеево левое ухо. Весь десант спешно выскакивает наружу, выяснять причину случившегося. Первое, что пришло в голову Никитину, когда потирая больное ухо он выкарабкивался из душного БМП, была одна отчаянная мысль: «Подбили, суки…Из гранатомета влупили!»

Кое-как выбравшись и оглядевшись вокруг, Сергей вскоре понял причину свалившего его с ног мощного удара в люк бронемашины. Дело в том, что следовавшая чуть позади БМП, по общей команде «Стоп!» не остановилась, продолжая ехать вперед, так, как водитель «коробочки», – тоже молодой боец, впервые ступивший на обожженные белым солнцем, пыльные дороги Афгана, – сам того не замечая, заснул на ходу. Точнее отключился, вырубился, – или какие там еще можно найти слова, передающие состояние восемнадцатилетнего пацана, который вот уже более суток не смыкал глаз, сидя за штурвалом своей машины и слушая понукания «дедов» да их едкие, обидные словечки.

Еще там, в Союзе, в городе Термез, где формировали свежий полк для отправки в Афганистан, старослужащие открыто показывали свое превосходство над неопытными, только что с «гражданки» «салагами» – молодыми солдатами . Молодые делали все: выполняли унизительную работу, стирая «дедушкам» белье; подшивая им подворотнички; отдавали масло и сахар со своего спецпитания. Да мало ли каких унижений человеческого достоинства в нашей «доблестной, непобедимой и легендарной» армии увидел Серега за несколько месяцев, проведенных в Термезе. Но все-таки в сердце теплилась надежда, что там, в Афгане, где жизнь ходит взявшись за руки со смертью; где тебя могут в любой момент свалить на землю то ли автоматная очередь, то ли осколки снарядов и противопехотных мин; где дружба должна цениться гораздо выше всяких праздных слов, – там, в Афгане, нет и не должно быть дедовщины и всякого унижения человеческого достоинства других.

Как ты ошибся, Серега! Ведь пройдет совсем немного времени и ты сам будешь свидетелем того, как на боевые выходы старослужащие посылают «молодого», неопытного, необученного и не привыкшего к условиям местности, – хотя должны идти вместе, всячески поддерживать парня и если нужно, грудью закрыть «салагу» от душманской пули. Но увы… «Дедам» нужно домой, – они свое отпахали и лишний раз лезть под пули ни у кого нет желания.

Ты будешь видеть, как после таких боевых выходов несли окровавленные, бездыханные тела твоих сослуживцев, – одно призывников, -подорвавшихся на мине или напоровшихся на засаду «духов». Ты будешь свидетелем заболевания дистрофией в горах, в основном «молодых», – изможденных, не похожих на нормальных людей солдат, несущих на себе и свой, и «дедушкин» боекомплект…

Но это все будет потом… А пока, спрыгнув с БМП на землю, Сергей наблюдал, как приводили в чувство белокурого, худощавого водителя-механика врезавшейся в них боевой машины пехоты. Больше всего усердствовал смуглый, коренастый сержант, сопровождая волю своих громадных кулаков, отборной русской бранью. Белокурый то и дело поднимал руки, стараясь хоть немного защитить лицо и грудь от этих страшных, молниеносных атак сержанта.

– Паскуда!, – орал смуглый бычьим голосом, посылая удары в незащищенные места водителя, – педераст гребаный! Ты что не видел куда едешь? Спички вставляй в свои глаза, что б не закрывались! Придет время, сами закроются навечно, сука!…

Это было ужасно слышать, тем более видеть, как в общем то ни за что, ни про что свой избивал своего, – пусть «салагу», но все таки своего, русского парня! Сергей почувствовал острую ненависть к этому жестокому чернявому сержанту, усердно работающего руками и языком. «Сам ты паскуда», – думал Никитин, – «сам сука вонючая! Ведь этот белокурый пацан за тебя же, падлу, не смыкая глаз вел «коробочку» более суток. А ты отлеживался в десанте, отдыхал, – ты же «дедушка», «дембель», ты свое «отпахал», теперь пусть «молодые» пашут!»

С соседних БМП начали подходить солдаты и офицеры. Какой то майор ринулся к сержанту, сильно оттолкнул его от своей жертвы и о чем то быстро, гневно заговорил, манипулируя руками прямо возле лица чернявого.

Тут только Сергей заметил, что начала выплескиваться из разбитого бака солярка, которая струйками текла на пол машины, заполняя воздух специфическим запахом горючего. Рядом стоял жидкоусый лейтенант, поставив ногу на гусеницу «коробочки» и, как тогда, в десанте, ухмылялся своими маленькими губками. Оказывается он всю бойню стоял здесь и смотрел! Спокойно смотрел, как избивают солдата, – его же, может быть подчиненного, – и ничего не сказал, не остановил разбушевавшегося сержанта! А мог бы! Власть ведь имеет!

Никитин сплюнул себе под ноги и впервые огляделся вокруг себя – «Куда же нас занесло?» У проходившего мимо солдата с боевой медалью «За отвагу» спросил, где находимся.

– Баграм, дружище, – весело сказал солдат и хлопнув слегка по плечу стриженного новоявленного бойца, добавил, -

– Будем служить!

Глава 2

«А теперь иду к Пославшему Меня,

И никто из Вас не спрашивает

Меня: Куда идешь?»

( Евангелие от Иоанна)

Местность, где остановилась колонна бронемашин с молодым пополнением, представляла собой огромную пустыню, сплошь устланную консервными банками, которые необычно серебрились и сверкали на фоне заходящего за снежные вершины Афганских гор солнца.

Внимательно приглядевшись, за блеском этой консервной жести, можно было различить валявшиеся тут и там старые армейские котелки; побитые фляги; стреляные гильзы разных сортов; обрывки бумаги; клочья какого то ненужного солдатского тряпья. Все это походило, с первого взгляда, на обширную городскую свалку, где так часто любит «хозяйничать» шаловливая, вихрастая ребятня.

Сергей вспомнил, как когда то давно, в детстве, играя с другом на продымленной, вонючей угаром свалке своего родного города, нашел старый, весь покрытый ржавчиной, без магазина и части ствола немецкий автомат («Шмайсер», как потом ему объяснили старшие ребята) времен Второй Мировой Войны, и не менее ржавую, с огромной дырой на затылке, рогатую каску войск Вермахта. Теперь, играя в «войнушку» Сережка, – в каске и с автоматом наперевес, – слыл «самым главным фашистом» и у него даже был личный бункер, – заброшенный кирпичный сарай, – при входе в который маленький ушастый «фюрер» настоятельно требовал у входящих «аусвайс», – жестяные бутылочные крышечки…