Свой чужой ребенок - Дмитрий Плынов

Дмитрий Плынов

Свой чужой ребенок

Чадце моё нетолковитое (о повести Дмитрия Плынова «Свой чужой ребенок»)

Светлана Демченко

Сограждане мои, почему вы переворачиваете и скребете каждый камень, чтобы скопить богатство, и так мало заботитесь о своих детях, которые в один прекрасный день унаследуют все это богатство?

«Жизнь, как она есть». Казалось, лучшего названия к обзору повести Дмитрия Плынова «Свой чужой ребёнок» не придумаешь. Ведь её сюжет посвящён жизненным коллизиям, которые переживает семья, воспитывающая девочку-тинэйджера.

Но на этом довольно широко возделанном и психологами, и педагогами, и писателями сюжетном поле Д. Плынов засеял свои авторские мировоззренческие приоритеты, главный из которых – подросток в системе семейных отношений.

Говоря словами мудрого Старца Амвросия Оптинского, речь пойдёт о «чадце», которому предстоит усвоить жизненные уроки: и те, которые преподнесёт ему окружающий мир, и те, которые втолкуют ему родители.

В целом повесть «Свой чужой ребёнок» производит неоднозначное впечатление. Не с точки зрения писательского мастерства, с этим дело обстоит более чем хорошо. А потому, что в ней поднимается насущная и вместе с тем вечная проблема взаимоотношения детей и родителей.

Повесть современна, и описанный общий социальный фон для читателя знаком и узнаваем.

В произведении выпукло отражена нынешняя действительность: «три кита» бюрократии продолжают править в стране. И чем дальше от Москвы находилась область, тем незыблемее они стояли на страже чиновничьего благополучия. Неумеренный карьеризм, раболепное почитание вышестоящего, круговая порука, названная теперь политической элитой, – залог продвижения и достатка».

Автор весьма обеспокоенно рассказывает о том, что некоторые, так называемые элитные семьи руководящих работников, окунувшись в мафиозную чиновничью сферу, круговую поруку и коррупцию, совсем теряют нравственные ориентиры и ценности. Из многих морально-этических понятий, таких как дружба, верность, уважение, любовь, их образ жизни выхолащивает изначальный сокровенный смысл.

«Странная была эта дружба – по графику. В основном с 9 до 20, по рабочим дням, а свободное время каждый проводил по-своему. Даже семьи практически не были знакомы. Таких друзей у Федорова было много, и несмотря на трепетное отношение к понятию «друг», Владимир Сергеевич приобретал их с завидной регулярностью и с такой же частотой терял.

Всё просто. Позвонит Альберт Федорову и предложит пообедать вместе, предупредив заранее, что не один будет. Владимир Сергеевич не отказывается: «Твой друг – мой друг». Короткое застолье и глядишь, после обеда еще один друг образовался. Через месяц уже тот звонит – «твой друг – мой друг». И так далее. А спустя год или меньше Альберт вдруг обидится на кого и цепочка рассыпалась. Небольшой перерыв и все заново. От дружбы такой сплошная прибыль в прямом и переносном смысле».

Автор с нескрываемой тревогой повествует о судьбе пятнадцатилетней Кати – дочери заместителя губернатора области Владимира Сергеевича и главного врача областной больницы Светланы Петровны Фёдоровых.

Эта тревога прочитывается в самом названии повести, выраженном таким литературным приёмом, как оксюморон, совмещающим несовместимое: когда свой ребёнок превращается в чужого, с одной стороны, и когда, лелея родного ребёнка, можно уничтожить, морально раздавить чужого. Это и есть лейтмотив повести, пронизывающий весь сюжет.

Рассказанные автором сюжетные события драматичны, античеловечны в действиях родителей по отношению к дочери.

Не оказывая должного внимания подростку, сведя заботу о нём исключительно к потаканию в исполнении разных, не всегда оправданных желаний, ни в чём не отказывая ему («Любой каприз, любой намек, и родители бежали сломя голову»), отец и мать потеряли родственную не по крови, а по состоянию внутреннего мира, связующую тонкую нить духовного родства со своим ребёнком.

Так зачастую и бывает, когда взрослые устраивают для себя, а не для ребёнка, моральный комфорт от формальной заботы о детях, подчиняя их интересы своим собственным.

Если ещё Светлана Петровна по-матерински, по-женски более мягко реагирует на увлечение дочери парнем «не из своего круга», то отец-чиновник, всецело поглощённый карьерным ростом («предчувствуя серьезный карьерный рост и возможность переезда в Москву, Владимир Сергеевич с еще большим рвением стал служить своему делу»), не просто резок, а жесток и непререкаем.

«И вот представь себе со стороны, что сегодня произошло: «Дочь заместителя губернатора, без пяти минут сенатора, связалась с местными хулиганами. А сам Федоров не только не замечает этого, но еще и по выставкам ходит, любуется фотографиями с их «мордами». Вот, что скажут!

– Володя, не так грубо, пожалуйста. Они же дети! – Светлана Петровна попыталась остудить пыл мужа.

– Хорошо, хорошо! Извини. Но если она не думает о нас с тобой, то пусть о своих мечтах тоже забудет! Куда она хотела? В МГУ, на журфак? Ха-ха-ха. – Владимир Сергеевич демонстративно взялся за живот руками, изображая смех. – Таких как мы с периферии в Москве пруд пруди! И все мечтают в МГУ! Не меньше!

– Послушай, Володя, может быть, ты сгущаешь краски? Ну, побесятся немного, как они говорят, потусуются и разбегутся.

– Может и так. Вопрос – когда? Вели завтра, то можно спать спокойно, а послезавтра – будет поздно! Мимолетное увлечение нашей красавицы выйдет всем боком».

И как это по обыкновению бывает, высокопоставленный чиновник, забывая о сокровенности отцовства, предпринимает, по его мнению, спасительные шаги, организуя через «бартерную» дружбу с облвоенкомом отправку Анатолия в армию. Этим самым ещё больше усугубляя положение несовершеннолетней, теперь уже будущей, мамы. Да. Как это и случается с юными: эмоции, первое чувство захлестнуло их, и они не смогли его подчинить элементарному благоразумию: Катя забеременела.

Родителям, так рьяно делающим карьеру, подчиняя все желанию переехать в Москву, ничего по их разумению не оставалось, как стать на ложный преступный путь: обмануть родную дочь, развести по разные стороны влюблённых и избавить дочь от нежеланного ребёнка. Д. Плынов не судит, не анализирует их поступки, он оставляет эту возможность читателю. Между строк остаются и два аспекта толкования фразы «свой чужой ребёнок»: отец с матерью отнеслись к родной дочери как к чужому чаду, ибо не посчитались с её чувствами, моральным и физическим состоянием; не проявили родительских чувств к Анатолию; а подруга матери – тётя Валя, так неистово оберегающая свою семью и своих детей, также беспринципна и жестокосердна к будущему ребёнку Катерины. Вот и получается: одно дело свои дети, и совсем другое – чужие, потому что родной ребёнок становится чужим, в основном, только по вине взрослых.

Подводя читателя к этим выводам, писатель указывает на тонкую психологическую грань воспитания подростков. Это мы, взрослые, привыкли их называть «трудными», «хулиганами», «бандитами», но их ли вина в том, что они скатываются на подобные жизненные дороги? Зачастую, наклеив однажды подобный ярлык на несовершеннолетнего, взрослые своими неразумными действиями не позволяют ему освободиться от этого хомута, сколько бы он ни старался. Как это случилось и с Анатолием.

«В самом начале, когда мы только организовались. Нас было трое, потом подкатили еще два пацана старше нас. Мы собирали свои первые «машины». У нас, у троих, с деньгами туго было. Родители простые работяги, а тогда в моду скутеры вошли. Все на них рассекали. И нам хотелось. Кое-что мы насобирали по слесарным мастерским, кое-что на свалке. Но всё равно не хватало каких-то деталей. А эти двое при деньгах были, вот мы их и взяли. Повелись на халяву. Потом, когда были готовы наши мотоциклы, мы решили по городу проехаться. Похвалиться. «Пришлые» напились. Один из них въехал в витрину. Народ набежал, милиция приехала. Нас в отделение отвели. Там выяснилось, что у этих, что при деньгах, мотоциклы были ворованные. Этим идиотам было почти по двадцать лет. Их в камеру, нас на учет. Вот так-то. С тех пор мы и по городу не катаемся, и каждую деталь проверяем, откуда она взялась. А слухи всё равно пошли. Не ототрешься. Позже вообще выяснилось, мне участковый говорил, что эти воры хотели через нас краденые мотоциклы переделывать и продавать».

И далее, делясь с друзьями, Анатолий с сожалением говорит об искреннем стремлении снять с себя и ребят это «хулиганское» клеймо.

«Думаете, не пытались? Отец с матушкой сколько раз в школу ходили, объясняли, унижались. А классная вместе с директором ни в какую. Еле-еле девятый класс закончил. Пришлось уйти из школы. Зато сам поступил в автодорожный на механический. Мать тогда очень обрадовалась, что я такой молодец. Пошла в школу и рассказала директрисе, что она дура. Ну не так, конечно. Они же считали, что я бестолковый, так неучем и останусь. А у меня до этого случая и в школе почти все пятерки были, и сейчас в техникуме всё замечательно. Всё равно никто не верит. Только участковый наш, дядь Коля, молодец. Никогда меня в обиду не давал. Может, поэтому в сорок пять лет до сих пор капитаном ходит».