Отсутствие отсутствия - Евгений Попов

Попов Евгений

Отсутствие отсутствия

Евгений Попов

Отсутствие отсутствия

Во первых строках моего послания в никуда я должен оговориться, то есть ОГОВОРИТЬ СЕБЯ: сильно скучаю, читая сугубо теоретические рассуждения на сугубо практические темы. Писательство есть ремесло плюс тайна. Никто никого ничему научить не может. По крайней мере - описательным словом, а объяснение тайны - сродни бесплодным попыткам коммунистических лекторов общества "Знание" растолковать недоверчивому населению смысл главного российского нонсенса ХХ века - торжественной поступи большевистских идей в пространстве и времени.

Однако какие-то соображения, простые, как мычание, у меня на сей счет несомненно имеются. А то как же иначе - ведь я с переменным успехом СОЧИНЯЮ без малого сорок лет, если вести отсчет со дня моей первой скандальной публикации - подписи к фотографии в газете "Красноярский комсомолец", изображающей команду красивых баскетболисток, за что мне выписали три "хрущевских" рубля, но на руки эту сумму, которой вполне хватило бы на проявитель, пачку фотобумаги и бутылку крепленого вина "Рошу де десерт", не выдали, сославшись на то, что команда эта в описанном мною первенстве не выиграла, а, наоборот, проиграла. Когда же я сказал, что именно об этом я и написал в опубликованной заметке, смотрите, говорю, текст: там черным по белому написано и ВАМИ НАПЕЧАТАНО, что команда, изображенная на снимке, ПРОИГРАЛА, то мне сказали, что я или совсем дурак, или очень хитрый мальчик. Короче говоря, они прошляпили, были введены мною в локальный скандал, а мне пора наконец признаться: сделано это было не по моей модернистской зловредности, а просто-напросто ПО СЛУЧАЮ - выигравшая команда у меня просто-напросто почему-то НЕ ПОЛУЧИЛАСЬ, а проигравшая ПОЛУЧИЛАСЬ. Но если еще больше приблизиться к нашей теме, то можно рассудить и наоборот: канонический победительный текст отсутствовал, но это было ОТСУТСТВИЕ ОТСУТСТВИЯ - ведь другой-то какой-никакой текст на этом месте все равно имелся.

Вот почему безответственное ТАК УЖ ПОЛУЧИЛОСЬ гораздо ближе сути искусства, чем нечто выстроенное по плану: монархист Хворобьев из презираемого новыми интеллектуалами романа "Двенадцать стульев" все равно увидит во сне милые кошмарные детали повседневной советской жизни, а Фалалей из "Села Степанчикова" - белого быка. Да и в моем случае - ПРИСУТСТВИЕ правильного текста принесло бы мне всего лишь быстротекущие три рубля и похмельную головную боль, полное ОТСУТСТВИЕ текста не дало бы мне даже и этого, зато ОТСУТСТВИЕ ОТСУТСТВИЯ является и в данном случае хоть и ничтожным, но все же фактом искусства, о котором можно теперь вспомнить и написать два абзаца, которые, дай бог, опубликуют в таком уважаемом журнале, как "Иностранная литература"...

Опираясь на шаткую конструкцию всего вышесказанного, я попытаюсь изложить свой практический взгляд на то, что есть и чего нет.

Все тексты мировой литературы делятся, на мой взгляд, на 1) существующие, 2) исчезающие, 3) исчезнувшие.

Причем самым нежным, скоропортящимся товаром являются СУЩЕСТВУЮЩИЕ ТЕКСТЫ, которые, дабы они не завоняли через два-три дня, рекомендуется немедленно по изготовлении хранить в морозилке, что тем не менее через определенный промежуток времени или после перемещения в чуждое пространство (например, из областей, где свирепствуют восточные культуры, на благодатную и доверчивую российскую почву) несомненно приведет их в разряд текстов ИСЧЕЗАЮЩИХ. Медленно ли, быстро, но неуклонно-неуклонно будет повышаться процент упомянутого мной ОТСУТСТВИЯ ОТСУТСТВИЯ, доведя в конечном счете указанный продукт до полного его исчезновения.

НЕТЛЕНКА, о которой так много толковали на подъяремных советских кухнях нынешние известные творцы художественных текстов, - субстанция решительно призрачная и, возможно, несуществующая в силу разных причин, основной из которых является то, что к концу второго тысячелетия от Р. Х. весь мир окончательно сошел с ума и следует говорить лишь о степени заболеваемости и более точном установлении диагноза в пределах от шизофрении (США, дело Билла Клинтона им. Моники Левински) до паранойи (бывшая страна СССР, перманентно раскапывающая "котлован" им. Андрея Платонова).

Поэтому СУЩЕСТВУЮЩИЕ тексты не то чтобы даже устаревают, а в зависимости от качества и стойкости продукции подвергаются неведомым процессам: в одних случаях коррозии, в других ("нетленка") - окутываются, подобно становящейся куколкой гусенице, все утолщающейся оболочкой, состоящей из дрянных, но преобразованных продуктов выделения так называемой СОВРЕМЕННОСТИ. Думаю, что примеры близлежащих, но не мною сочиненных произведений не следует приводить по соображениям литературной корректности и цеховой солидарности. А что касается классических текстов всех времен и народов, то я утверждаю - это несомненно ИСЧЕЗАЮЩИЕ тексты, основным знаковым признаком которых является необходимость комментариев. И тот, кто мыслит, будто великого Пушкина, чей двухсотый день рождения наша страна вознамерилась отметить со всей максимально доступной ей после очередного дефолта пышностью, может адекватно воспринимать человек, подготовленный учителями советской средней школы и укатанный крутыми горками посткоммунизма, пусть рассказывает эти шоколадные "Сказки Пушкина" упомянутым учителям или разнообразным кредиторам, из которых будут тянуть деньги на праздник. Я же полагаю, что на сегодняшний день чтение "Евгения Онегина" без комментариев Ю. Лотмана - худосочное и черно-белое чтение, столь отличное от созданного нашим национальным гением цветного стереоскопического мира, что могли понять его только современники, да и то, как мы знаем, далеко не все. Сергей Юрский рассказывал мне, что во время чтения "Графа Нулина" "на солдатской аудитории" ему каждый раз приходилось напрягаться и применять весь свой опыт профессионального актера, чтобы солдаты не захохотали, услышав слово "Параша", которое они воспринимали исключительно со строчной буквы. И в этом нет никакой обиды - ни Пушкину, ни нашей культуре, ибо что у нас есть на исходе второго тысячелетия от Р. Х., только то и имеется (без всякой тавтологии).

И это - Пушкин. Что же тогда говорить о Гомере, например, чьи тексты ныне воспринимаются как китайская грамота не только рядовыми, но и чуть-чуть "продвинутыми" читателями. Что говорить о собственно китайской грамоте романе Цао Сюэциня "Сон в красном тереме", решительно недоступном для чтения без комментариев, вводящих в атмосферу китайского XVIII века. Да и скабрезным романом "Сон в синем тереме" (конец XIX века), действия которого вершатся в публичном доме, полноценно наслаждаться могут только специалисты, а не дилетанты чтения, к которым относится подавляющее число современных любителей книги, включающее в себя и автора этих строк. Лишенные охранительного кокона, они легко могут перейти в разряд исчезнувших, и нам останется только выбирать, что хуже.

Отдельно о цензурных и самоцензурных умолчаниях, а также о подтексте и "намеках". Хочется нам этого или не хочется, но получается так, что текст неопубликованный и вычеркнутый НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Упомянутые "Двенадцать стульев", недавно напечатанные целиком, наглядно показали это, ничего не прибавив к своей ушедшей славе; знаменитые пушкинские точки в "Евгении Онегине" воспринимаются как канон; современному читателю "Гулливера" в общем-то решительно наплевать, на что намекал Свифт, изображая "остроконечников" и "тупоконечников", отчего комментарий, объясняющий это, становится для него самостоятельно существующим текстом, равно как и конгениальные пояснения С. Хоружего к русскому "Улиссу".

Вот почему автор этих строк, всерьез, как и всякий его коллега, озабоченный сохранностью собственных строчек во времени и пространстве, вынужден был пойти в своей прозе на различные ухищрения, которые внешне выглядят настолько формалистическими, что создатель их в разные периоды своей деятельности числился по разряду то концептуалистов, то постмодернистов, то бывал приписываем к соц-арту.

Неоднократно утверждавший, что при слове "постмодернизм" я хватаюсь за несуществующий револьвер, настаиваю на том, что по собственным ощущениям я всего лишь скромный реалист, живописующий эту жизнь, где решительно все координаты смещены, но которая тем не менее существует, потому что есть Бог. Полагаю, что такого же мнения придерживались и другие реалисты советской Державы, съежившейся до размеров России. Например, Даниил Хармс, Андрей Платонов, Василий Аксенов. С Василием Аксеновым автор этих строк беседовал несколько дней назад, и они сошлись в общем мнении, что цветение современной жизни является настолько буйным, что пред ним блекнет любая выдумка и фантазия. Жизненный пример тому (из газет): где-то на Дальнем Востоке офицеры, долгое время не получавшие зарплату, развели в гарнизоне весомое количество свиней для пропитания. А чтобы не перепутать их, на спине каждого четвероногого животного были написаны масляной краской фамилия и звание его хозяина.