Она и ее мужчины - Генри Олди

Генри Лайон Олди

Она и ее мужчины

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

– Рыба! – ликуя, возвестил Тезей.

Маленький, широкоплечий, он стоял над галькой, как победитель над трупом врага. Плоская галька; в сущности, ерунда. На одной стороне ножом выцарапана тощая рыба, на другой – солнце. Только что этот жребий решил судьбу добычи.

– Ну и дурак, – мрачно заметил Пирифой.

Высокий, кудрявый, он не умел проигрывать. Даже друзьям. Но долго злиться он тоже не умел. Если сразу не бросился на соперника – все, считай, мир.

– Почему это я дурак? – обиделся Тезей.

– Тебе в игре везет? – стал разъяснять Пирифой, указывая на злополучный жребий. – Везет. Значит, с любовью беда. Примета такая. Забирай свою замухрышку. Все равно она тебя никогда не полюбит.

– Точно примета?

– Точно.

– Ничего, – махнул рукой Тезей. – Пускай не любит.

И с вожделением посмотрел на девчонку. Елена даже в двенадцать лет – волосы торчат, коленки расцарапаны – приводила мужчин в оторопь. Толкала на подвиги. Украсть сестру бешеных братьев-Диоскуров – чем не подвиг?

– Дурак, – повторил Пирифой, морщась. – Тебе что баба, что чурбан – все едино. Ладно, забирай. Не жалко. И поехали мне женщину добывать.

– Поехали, – согласился Тезей. – Только завтра. Мне тут еще надо…

Он по-прежнему не отрывал взгляда от Елены.

– Ты не хочешь спросить, кого я выбрал?

– Кого?

– А вот кого…

– Ты идиот? – спросил Тезей, услышав ответ друга. – А еще меня дураком дразнил…

– Боишься?

– Я?!

– Ты!

– Сам ты боишься! Едем! Завтра…

С утра они уехали – в царство мертвых, за Персефоной, супругой Аида Гостеприимного. Елена, которую под конвоем отправляли в Афины – дожидаться возвращения Тезея – долго смотрела вслед героям. Она знала, что герои не вернутся.

Разве что чудо…

Ночью она молчала и кусала губы. Ни стона, ни вздоха. Тезея это не смущало. Ему важно было владеть. Остальное – выдумка кифаредов. Стерпится – слюбится, и все такое. Честно говоря, Тезей ожидал большего. Он уже жалел, что жребий выпал ему. Надо было поделиться. Первую ночь – он, вторую – Пирифой.

И никуда не ехать.

– Я тебя люблю, – сказал Менелай.

Маленький, широкоплечий, он походил на Тезея. Лишь светлые кудри – как у Пирифоя. Казалось, двое первых похитителей вернулись, чтобы воплотиться в этом человеке. Увы, Тезей возвратился из царства мертвых лишь за тем, чтобы упасть со скалы в море.

Пирифой встретил тень друга так же, как и проводил на свободу – сидя на камне у входа в преисподнюю. Иногда его, приклеенного к камню, навещала Персефона. Рассказывала последние сплетни, спрашивала, как Пирифой себя чувствует. Передавала привет от Тантала и Сизифа. Аид Гостеприимный полагал, что это оживляет ситуацию – и усугубляет муку.

Жестокость? Нет, справедливость, как ее понимал Аид.

– Я тебя люблю.

– Хорошо, – кивнула Елена. – Я слышу.

– А ты меня?

Она не ответила.

– Я твой муж, – Менелай сделал вид, что молчание жены – знак согласия. У него было прелестное качество: он все трактовал в свою пользу. – Владыка Зевс! Я до сих пор не верю своему счастью! Ты выбрала меня… А ведь в Спарте собралась уйма славных героев!

– Много, – кивнула Елена.

Ее до сих пор удивляло, что эти герои не перерезали глотку друг другу. Как звали того рыжего хитреца, что придумал клятву на коне? Одиссей? Надо запомнить. Будет к кому обратиться в случае затруднения.

– И ты выбрала меня! Я вне себя от радости. А ты?

Вечно он переспрашивает, думала Елена, пока Менелай освобождал супругу от одежды. Почему? Надо научиться отвечать. Что-то вроде: я тоже тебя люблю. Я тоже вне себя.

– О-о! Елена!

Как скучно, думала она, совершая необходимые телодвижения. Жить долго и счастливо, и умереть в один день. Боги, какая тоска…

– О-о!

Когда Менелай, утомившись, заснул, она встала с ложа и подошла к окну. Луна светила прямо в лицо. Из сада пахло мокрой землей. За спиной храпел муж. Белокурый, молодой, сильный. Счастливый.

Это ненадолго, вздохнула Елена.

Чтобы заснуть, она считала корабли. Старый, верный рецепт. Один черный корабль, два черных корабля. Десять крутобоких кораблей. Сто четыре пурпурногрудых корабля. Семьсот тридцать пять быстролетных кораблей. Одна тысяча сто восемьдесят шесть разнообразных кораблей.

Во сне она видела горящий город.

– Моя! – с удовлетворением заявил Парис.

Этот был высок и кудряв. Но, в отличие от Пирифоя, не имел ничего общего с хищником. Ягненок в шкуре волка. Бойкий ягненок, надо отдать ему должное.

– На твоем месте, лапочка, я бы тоже сбежал от этого болвана. Тоже мне, царь! Грубиян, солдафон. Скоро лопнет от самодовольства. Знаю таких. В постели – пустое место. Как ты его терпела? Уверен, тебя всякий раз тошнило от его запаха…

Елена пожала плечами.

Стоя у борта, она смотрела, как берег скрывается в тумане. Выдохи гребцов сливались в единый хор. От него болела голова.

– Моя! Гектор лопнет от зависти. Его Андромаха – та еще штучка, но до тебя, дорогая, ей далеко. Мама примет тебя, как родную. И папа. Папа стар, но от красоток делается шелковым. Надеюсь, Менелай все-таки начнет войну. Без войны, детка, я тебя просто украл. А с войной – похитил. Или даже завоевал. Чувствуешь разницу? Конечно, чувствуешь, ты у меня умница…

Солнце рассыпалось блестками по воде. Корабль ускорил ход. Спарта, Троя, думала Елена. Какая разница? Менелай, Парис… У них общий порок – страсть задавать вопросы. Но у троянца есть большое достоинство – ему не надо отвечать.

Он сам ответит на что угодно.

– Жаль, тут негде уединиться. Может, на корме? Как думаешь, рыбка? Я попрошу гребцов отвернуться. В Трое у меня чудесный чертог. Мы не будем выходить из спальни неделю. Месяц! Год! Афродита, благодарю тебя! Я принесу тебе в жертву все яблоки мира. Дорогая, ты любишь яблоки? Ясное дело, любишь, они вкусные…

От качки Елену тошнило.

– У меня там была одна нимфочка. Еще на пастбищах. Ревнивая – жуть! Как узнала, что Афродита мне тебя сосватала, чуть с ума не сошла. Такое пророчила – кошмар! Я тебе как-нибудь расскажу. Потом. Тебе интересно? Не спорь, интересно. Все вы, женщины, любопытны, как сороки…

Кудри, белозубая улыбка. Он тараторил без умолку.

Вокруг страдальчески кряхтели гребцы.

– Ты знаешь, как я стреляю из лука? Ого-го! Приедем, я покажу тебе. Или нет, сейчас. Эй, кто-нибудь, подайте мой лук! Мой тугой лук! Видишь ту чайку?

– Да.

– Наповал! Нет, ты оценила? С первой стрелы…

Мертвая чайка качалась на волнах.

– Все-таки без войны нельзя. Какой же триумф без войны? Я буду стрелять со стены. По бегущим ахейцам. В глаз, в пятку, в сердце… Куда скажешь, милочка, туда я и воткну свою стрелу. Ха-ха! Еще как воткну! По самые перышки. Отличный каламбур, надо запомнить… А у кого стрела длиннее – у меня или у Менелая?

Елена молчала.

– Я так и знал. Конечно, у меня…

– Я ожидал большего, – задумчиво сказал Деифоб.

Голый, он расхаживал по комнате. Лысый, сухой, жилистый, похожий на саранчу. Грудь его украшал свежий рубец. На днях Деифоб отличился в битве за корабли. За черные, крутобокие, пурпурногрудые корабли ахейцев.

Елена зевнула. При мысли о кораблях ей всегда хотелось спать.

– Ты должна быть мне благодарна. Иначе троянцы разорвали бы тебя. Сейчас, когда Париса больше нет… Мое имя защитит тебя. Если, конечно, ты не будешь так часто выходить без охраны.

У него были хорошие манеры. Он вообще не задавал вопросов.

– Жалко мальчишку. Скверная смерть – от яда на стреле. Надо было послушать Кассандру, еще в начале… Отец совсем плох, после гибели Гектора. Но мы удержим город. Когда царем стану я, мы поставим Гектору памятник. И Парису. Друг напротив друга – хорошая смерть и плохая. Мрамор, как напоминание…

Елена не застала последних дней Париса. Мучаясь от яда, он умер на руках своей нимфочки. К погребальному костру Елена тоже не явилась. Зачем? Она ждала. Всегда кто-нибудь приходит на смену. И не ошиблась.

Пришел Деифоб, старший сын Приама.

– Мне не нравится, когда ты молчишь. И смотришь. Все время кажется, что ты хочешь ударить меня ножом. В спину.

– Не хочу, – сказала Елена.

Луч солнца, упав на пол, растекся лужей.

– Ты будешь сопровождать меня. В храм, к народу, на совещания. Все должны привыкнуть, что ты – рядом со мной. Разум и красота. Это пригодится. И сейчас, и потом, во дни мира. Их легче убеждать, когда они глазеют на тебя.

– Хорошо. Я буду рядом.

– Когда мы в постели, не утомляй меня сверх меры. Все-таки я уже не мальчик. Делай вот так, и так. И не прижимайся ко мне, когда я сплю. Не люблю.

– Ладно.

– Ты умнее, чем кажешься. Повернись на бок. И закинь руку за голову. На тебя приятно смотреть. Я отдыхаю, глядя на тебя. Теперь перевернись на живот. Все, я пошел. Меня ждут на совете. Нет, на совет тебе не надо. Останься здесь.