Я - тьма - Робертс Джен

Джен Робертс

Я — ТЬМА

Моим родителям, Дону и Пегги Робертс. Ваши любовь и поддержка не знают границ.

Ничто

Я стою на рубеже жизни и смерти. За моей спиной на землю нисходят тысячи чудовищ. Их облик меняется с каждым шагом.

Видят ли они свои истинные лица, когда смотрятся в зеркало?

Я широко распахиваю руки. Передо мной — пустота. Никто не знал, каким будет конец света. Конечно, были разные предположения: огонь, потоп, чума… Люди высматривали в небе стаи саранчи и с опаской ожидали дождя. Строили города, вырубали леса и отравляли воду. Предупреждения об опасности на руинах древних цивилизаций были поняты превратно. Человечество должна была постигнуть кара за грехи. Но кто мог подумать, что в конце все окажется таким серым и пустым?

Есть ли дорога назад?

Эй, кто-нибудь меня слышит?

Простите, ошибся номером.

Слишком мало времени, слишком многое надо обдумать. Я знал, что они меня найдут. Я сверкаю в лунном свете. Моя тьма слишком яркая, слишком бросается в глаза, чтобы я мог скрываться бесконечно. Рано или поздно они находят каждого из нас. Они делают ставки, и их шансы — тысяча к одному.

Передо мной пустота. Ни ярких огней, ни тьмы. Никакой энергии. Зеро.

Будущего не существует, потому что прошлого больше нет. Наше настоящее сводится к элементарному выживанию, но скоро и ему придет конец.

Они позаботились об этом.

Я — Ничто.

Я — это существование.

Я — это боль.

Я стою в грязи на коленях и пишу свои последние слова. Я бы произнес их вслух, но все равно никто не услышит.

Игра окончена

Мейсон

— Случилась авария.

Ему еще не доводилось слышать такие страшные слова.

Светило солнце. Был замечательный день. Ранний сентябрь. Он смеялся. Только-только началась учеба. Кто-то рассказал забавный анекдот. После урока Мейсон стоял возле своего шкафчика, и тут подошел директор. Отвел его в сторону и произнес эти два слова.

Случилась авария.

Через двадцать минут Мейсон был уже в Королевской больнице. За руль ему сесть не дали. Машина осталась на парковке. За рулем сидел мистер Йен, учитель геологии. Он никогда прежде не встречал мистера Йена. Никогда не собирался изучать геологию. Впрочем, какая разница?

Был ясный день. Солнечный. Жаркий. Дни становились короче, а на девушках было подчеркнуто мало одежды. Сквозь окна «Хонды» сочился теплый свет, в машине было жарко. Мейсон отстраненно подумал, что стоит снять толстовку, но эта мысль была слишком обыденной. Слишком нормальной. Как он может думать о том, что ему жарко? Как может быть таким эгоистом?

Учитель предложил пойти вместе с ним, но Мейсон покачал головой. Нет. Голова дернулась снизу вверх, когда учитель поинтересовался, все ли с ним в порядке. Да. Он непременно позвонит в школу, если ему потребуется, чтобы его довезли до дома. Мистер Йен ударил по газам, и Мейсон заметил у белой «Хонды Цивик» вмятину на бампере.

Чей-то автомобиль поехал на красный свет и врезался в ее машину. Боковое столкновение. Твоя мама была в машине одна. Она в больнице. Мы тебя туда отвезем. Ты не сядешь за руль, у тебя шок.

Шок? Это именно так называется?

Он вошел. Женщина на проходной сказала, куда идти. Она ела бублик. На рукаве у нее было пятно от кофе. В лоб навечно врезались морщины, губы были плотно сжаты. Она указала на главный холл и велела Мейсону подождать. Было слишком много народу — больше, чем помещение могло вместить. Для буднего вечера здесь царило небывалое оживление. Он не смог найти свободного места и втиснулся в угол между стеной и автоматом с какой-то снедью, благо комплекция позволяла. Оттуда все видно и слышно.

За окнами сверкали мигалками машины «скорой помощи». Медики затаскивали в двери носилки. В коридорах кричали врачи и суетились медсестры с планшетами и медицинскими приборами. Во всех крошечных креслах в холле сидели люди с озабоченными лицами. Большинство смотрели прямо перед собой, некоторые шепотом переговаривались. Женщина неподалеку от Мейсона беспрерывно расстегивала и застегивала сумочку. Глаза у женщины были красные и опухшие, и, когда она посмотрела на Мейсона, по ее щекам потекли слезы. На коленях у нее лежало розовое одеяльце; на ткани видны были пятна крови.

Мейсон опустил глаза. Он плохо завязал один шнурок.

Наконец его позвали.

— Ее перевели в хирургическое отделение, — сказал врач. — Вам остается только ждать. Можем кому-нибудь позвонить. С какими еще членами семьи нам стоит связаться?

Ни с какими. Они с мамой остались вдвоем. Папа умер пять лет назад, когда Мейсону было двенадцать.

— С ней все будет хорошо?

— Мы делаем все возможное.

Это не ответ. И ничего хорошего он не сулит.

Медсестра принесла ему кофе. Бумажный стаканчик обжег пальцы, но Мейсон не бросил его. Он поднял напиток к губам и сделал большой глоток. Обжег язык. Мейсону было все равно. Он поставил стаканчик на стол и тут же забыл о нем.

У него зазвонил телефон. Люди обернулись. Мама с двумя маленькими детьми поглядела на Мейсона как на исчадие ада. На стене висела табличка с просьбой отключить мобильные телефоны. В отделении экстренной помощи нельзя использовать электронику. Почему он сразу не заметил? Он выключил телефон, не ответив на вызов. Все равно ему нечего сказать.

Приехало еще несколько машин, и появились медики с носилками. В холле стало не протолкнуться. Откуда столько людей? Некоторым даже пришлось разместиться в коридоре. И у всех был такой вид, будто они не понимали, что происходит.

В холле висел телевизор — прямо над семьей китайцев, а может, японцев. Все они явно не знали ни слова по-английски. У поста дежурной медсестры оставили бабушку на носилках. Никто не имел представления о том, что с ней делать. Носилки с ранеными стояли вдоль стен в коридорах. Видимо, в больнице уже не было свободных мест.

Телевизор был настроен на местный канал. Ведущий ток-шоу обсуждал с кем-то новый фильм. Звук был включен на минимум, и никто не обращал на него внимания. Мейсон некоторое время смотрел на экран — это помогло отвлечься, хоть он и не мог разобрать ни слова. Он все еще жался к автомату. Взглянув на часы, обнаружил, что уже почти два. Он здесь четыре часа — и до сих пор не знает, что происходит. Мама все еще в хирургическом отделении? Он хотел спросить у медсестры, но передумал, увидев длинную очередь людей, жаждавших внимания. Здесь не отвечали ни на чьи вопросы, почему он должен быть исключением?

— Мейсон Дауэлл?

Мейсон только теперь заметил, что перед ним стоит врач. Он сжимал в руках планшет. Лицо у него было непроницаемым. Пару раз мигнув, врач опустил на планшет тяжелый немигающий взгляд.

— Она в порядке?

Слова сами вырвались наружу. Мейсона передернуло от собственного голоса — визгливого, хриплого, с нотками паники.

— Пока да. — Врач на него не смотрел. — Нам удалось остановить внутреннее кровотечение, но она по-прежнему без сознания. Остается только ждать. Возможно, вам стоит пойти отдохнуть. Могу попросить кого-нибудь, чтобы вас подвезли.

— Я могу ее видеть?

— Пока не стоит. Она отдыхает. Мы сейчас очень заняты. Идите домой и поешьте. Позвоните кому надо. Приходите вечером — и мы вас к ней пустим.

Кто-то резко вздохнул.

Оба обернулись. В холле стало до жути тихо. Все смотрели на экран. Кто-то вскочил и прибавил звук.

Мейсон не сразу понял, что он видит. Ток-шоу сменилось выпуском новостей, прямой трансляцией. Пожарные и полицейские машины сгрудились возле разрушенного здания. Языки пламени, вырывавшиеся из разрушенных стен, отчаянно поливали из пожарных шлангов. В свете мигалок сновали люди, но их лица невозможно было разглядеть из-за дыма и пыли.