Эрикс - Роберт Шекли

Роберт Шекли

ЭРИКС

Я проснулся и посмотрел вокруг. Все вроде оставалось таким же, как всегда.

— Эй, Джули, — сказал я. — Ты встала?

Джули не ответила. Не могла. Она была моей воображаемой подружкой. Может, я и свихнулся, но во всяком случае я знал, что Джули я придумал.

Я слез с постели, принял душ, оделся. Точно так же, как всегда. И все-таки меня не оставляло ощущение, будто что-то изменилось.

Не знаю, что меня раздражало больше всего. С раздражением я покончил. У меня была одна комната с ванной. К комнате примыкала застекленная веранда. Я мог выходить на веранду и нежиться на солнце. Солнце у них светило вроде бы весь день и каждый день. Непонятно, куда девались дождливые дни, которые я знавал в моей юности. Но, может быть, случались и дождливые дни, а я просто их не замечал. Я давно подозревал, что моя комната с застекленной верандой помещается внутри какого-то здания, огромного здания, где они регулируют свет и климат по своему вкусу. А по вкусу им был рассеянный солнечный свет весь день напролет. Солнца я не видел, даже когда выходил на веранду. Только белесое небо и льющийся с него слепящий свет. Не исключено, что светили солнечные прожектора, изобретенные для киносъемок. Они не позволяли мне видеть так уж много.

Но вот камеры я углядел. Маленькие, думаю, как «Сони», и их крохотные черные матовые головки все время вращаются, не выпуская меня из виду. Камеры в моей единственной комнате расположены высоко по углам за стальной сеткой, которую я не сумел бы сорвать, если бы и захотел. Но я не хотел. Камеры даже в ванной. Вот их я ненавидел. В мои первые дни здесь я кричал стенам: «Да что с вами такое, ребята? Почему вы всюду суете свои носы? Человеку даже испражниться нельзя без того, чтобы вы на него не пялились?» Но никто ни разу не отозвался. Никто ни разу со мной не поговорил. Я пробыл здесь семьдесят три дня — делал зарубки на пластиковом столе, чтобы не сбиться со счета. Но иногда я забывал, и не удивлюсь, если окажется, что я нахожусь здесь много дольше. Они снабдили меня письменными принадлежностями, но компьютера не дали. Боялись, как бы я чего-нибудь не натворил с компьютером? Понятия не имею. И материалом для чтения они меня тоже снабдили. Всяким старьем: «Молль Флендерс», «Королевские идиллии», «Илиада» и «Одиссея». И прочее в том же роде. Очень даже неплоxoe чтиво, но не то чтобы такое уж современное. И они ни разу мне не показались.

Почему бы? Найти объяснения мне не удавалось. Я даже не знал, как они выглядят. Они меня сцапали семьдесят три дня назад. Тогда что-то еще происходило. Я был у себя дома. Получил срочный факс. Управление президента. «Вы нам срочно нужны». И я прибыл сюда. Собственно, они отправили за мной людей, чтобы меня сюда доставили. Людей, которые не ответили ни на один из моих вопросов. Я пытался выяснить. В чем, собственно, дело? «Вам внутри скажут», — вот и все, что они мне ответили.

И я очутился внутри. Меня проводили в номер из нескольких комнат, сказали, чтобы я отдохнул пока, а вскоре меня пригласят на встречу. В ту первую ночь я уснул, и меня разбудили выстрелы. Я бросился к двери. Она оказалась запертой. Я слышал крики, звуки борьбы в вестибюле. А затем наступила тишина. И тишина все длилась, длилась.

Сначала я думал, что мне очень повезло. Всех тех, я подозревал, поубивали. Этих мужчин с пустыми лицами, которые привезли меня сюда. Все убиты, в этом я не сомневался. Я был единственным, кто остался жив. Но почему? Зачем я им нужен?

Снаружи до меня доносились звуки. Будто кто-то что-то строил. А они меня замуровывали. Из трех комнат оставили одну, а еще ванную и застекленную веранду. Почему? Что, собственно, происходит?

Самое скверное заключалось в ощущении, что я знаю ответ на этот вопрос. Я думал, что знаю. Но не хотел в этом себе признаваться.

Подошло время тестирования. Несколько недель назад. Они просунули инструменты сквозь потолок. Штуки, которые смотрели на меня, штуки на конце шнуров, которые меня записывали. Я тогда слегка помешался. Я знаю, пару раз они меня загазировали. Очнувшись, я обнаружил на моем теле порезы и следы уколов. Синяки. Они ставили на мне эксперименты. Пытались выяснить что-то. Использовали меня в качестве морской свинки. Но что? Только потому, что начало всему положил я? Несправедливо! У них не было на это права. Это же не моя вина.

Через какое-то время я придумал воображаемую подружку. Кого-то, с кем можно поговорить. Наверное, они решили, что я свихнулся. Но мне требовался собеседник. Я просто не мог и дальше вести разговоры в уме.

— Ну так слушай, Джули: насколько я вычислил, все началось тогда, когда мы с Гомесом отправились в Алькемар. По-моему, я тебе про Алькемар еще не рассказывал, верно?

Рассказывать я, конечно, рассказывал. Но Джули готова слушать снова и снова.

— Нет, ты никогда Алькемара не упоминал. А что это такое?

— Планета. На очень порядочном расстоянии от Земли. Долгий путь. Но я отправился туда. То есть мы с Гомесом. И там мы нашли… И в результате все изменилось.

— А что вы нашли? — спросила Джули.

— Ну, давай вернемся к тем давним дням.

Я болтался в баре в Таосе, когда познакомился с Гомесом над миской крутых яиц. Мы разговорились, как случается с незнакомыми людьми в сонное утро в сонном городишке Нью-Мексико, когда впереди длинный день, который нечем занять. Только попивать пиво да мечтать о том о сем.

Гомес был из Санта-Фе. Такой коротышка с грудью колесом. Художник. Приехал в Таос рисовать портреты туристов, подзаработать баксов. Он получил степень в штатном университете Нью-Мексико по истории искусства. Однако интересовали его инопланетянские артефакты.

— Да неужели? — сказал я. — Меня эти штуки тоже интересуют.

Надо помнить, как это было в те дни. Исследования космоса были последней новинкой, Начало им положил Двигатель Дикстры, обеспечивающий сверхсветовую скорость и позволяющий изучать космос. Дикстру использовали только в межзвездных пространствах. А приближаясь к планете, вы включали ионные двигатели для маневрирования. Вот тут-то вы и жгли топливо. А топливо стоит денег.

И поиски продолжались. Поиски разумной жизни. Да, великая задача! Но на уровень выше той, которой занимался я. То есть хотел заниматься. Я хотел зарабатывать деньжата на артефактах. Спрос на них был огромный. Особенно в первые лет десять после того, как мы ринулись в космос, и все на стенку лезли, лишь бы обзавестись куском дерьма с дальней планеты. И водворить на каминную полку. «Видите эту тру-лю-лю? Она с Арктура V. У меня есть сертификат». Земляне с ума сходят от возможности пустить пыль в глаза. Некоторое время спустя мода погасла, но спрос все-таки остался. Только к тому времени, когда я занялся этим делом, коллекционеры стали куда разборчивее. Товар должен был иметь художественную ценность, как они выражались. А как определить художественную ценность? Мне это неизвестно. Вот почему я прихватил с собою Гомеса. Если Гомес с его дипломом скажет, что это искусство, перекупщики ему поверят.