Цифровой журнал «Компьютерра» № 216 - Коллектив Авторов

Компьютерра

10.03.2014 - 16.03.2014

Колонка

История на расстоянии вытянутой руки: задачник без ответов

Василий Щепетнёв

Опубликовано 16 марта 2014

В школьные годы чудесные одной из наиболее почитаемой книг был задачник. Любишь математику, не любишь, по складу ума ничего в ней не понимаешь, а будь добр открывать практически ежедневно.

Отчего бы и не открыть. Тем более что в конце книги приводятся ответы. Чего уж проще: написал условие задачи по возможности приятным почерком — и тут же ответ. Нет, говорят учителя, так нельзя. Ты мозги задействуй, извилины, изложи на бумаге, что, почему и как он до такой жизни дошёл, килограмм гвоздей или вагон с песком, не помню уже.

Вот и приходилось решать квадратные уравнения, а чтобы скучно не было, решал я их в лицах. От лица продавца гвоздей, от лица купившего их мужичка, от лица колхозного контролёра, выявившего недостачу, и, понятно, от лица Шерлока Холмса, установившего отсутствие умысла на кражу. Просто проявился закон дефекта массы при переходе от весов городских к весам деревенским. Потом я всю ненужную лирику убирал, оставляя только бесстрастные вопросы и однозначные ответы, и все были довольны. Если вдруг окажется, что ответ получен иным, особенным способом, то подобное шло в плюс, а не в минус. В отличие от истории. История – совсем другой коленкор. И здесь, казалось бы, есть условия задачи, есть и единственно верное решение, но никаких способов пройти от первого ко второму, кроме зазубривания положенных фраз, не существовало. «Крепостное право отменили потому, что, не начни царь отмену сверху, народ непременно начал бы отмену снизу».

Так-таки и непременно? Это почему ж? В конце концов, к середине девятнадцатого века существовал ряд способов выйти из крепостной зависимости, и многие им воспользовались. Не сказать, что они были лёгкими, способы, но что вообще в истории даётся легко? Даже новое ярмо народ обретает не прежде, чем пройдёт через годины суровых испытаний. Чтобы ценил.

Хотя, если призадуматься, пожалуй, да. Пожалуй, в один прекрасный (или, напротив, чёрный) день человека два или три взяли бы да и сказали: мол, не хотим быть крестьянами крепостными, а хотим быть крестьянами казёнными. А барин из Парижа, пятый год не получавший оброка, махнул бы рукой: пусть, мол. Я согласен. Если казна вернёт убытки прошедшие и компенсирует убытки грядущие. Всё равно в нашей губернии то дождика нет, то дождика слишком много, то африканская чума на свиней нападёт, то колорадские жуки вдруг объявятся… Пусть мужики сами выкручиваются. А мы тут живописью займёмся, поэзией, может быть, даже прозой. Никого не эксплуатируя, а бедность, что бедность… Бедность не порок, а вино в Париже задёшево найти можно.

Действительно, вникая в предреформенные обстоятельства, видишь: традиционные помещичьи хозяйства, дававшие привольную жизнь собственникам в восемнадцатом и отчасти девятнадцатом веках, во второй половине последнего много потеряли в привлекательности. Народ размножился, наследники тоже, а плодородная почва — нет. Потому хозяйства требовали интенсификации, а в системе «Я барин навечно — ты холоп навечно» интенсификация сводилась лишь к учащению ругани, зуботычин и порки на конюшнях одних (совсем как нынешняя реформа в здравоохранении) и подпусканию огненных петухов другим (чего в здравоохранении пока вроде бы системно не наблюдается). 

Действительно ли мужика опасался Александр Николаевич Романов? Мужик — существо простое, терпеливое, ему пообещай послабление лет через двадцать, и довольно. Дворянство, вот кто истинная погибель самодержавия. Побывав по заграницам и сравнив тот же Париж хотя бы с Гваздой, дворянство страстно возжелало реформ, чтобы появились в Гвазде и Тот Самый Собор, и «Мулен Руж», и абсент, и Лазурный берег, причём появились бы сразу, максимум через годик–другой. А поместья, что поместья. Заложенные и перезаложенные, с неоплатными долгами, они должны были бы превратиться в загородные виллы, которые за небольшую мзду обслуживали бы благодарные и свободные пейзане.

Поскольку же реформа случилась, а Гвазда осталась Гваздою, и была объявлена охота на царя: так малыш, споткнувшись о слишком высокий порожек, в отместку пинает его, пачкая, а то и разбивая новенький башмачок.

Литература есть более или менее узаконенный вымысел. В отличие от науки Истории. В басне вымысел узаконен более: и Волк хочет придать действиям видимость если не законности, то справедливости (что, разумеется, совершенно различные понятия), и Ягнёнок строит защиту по принципам логики и элоквенции. А вот напиши под названием «исторический роман» — дорога для вымысла моментально сужается: шаг вправо — анахронизм, шаг влево — злобный пасквиль, и вообще всё было не так, не там и не тогда.

И солидные историки начинают вдоль и поперёк выпалывать неправду из романа, после чего остаётся пресловутое «Он родился, пожил немножко и умер». Нет, к Истории, как к науке описательной, никаких претензий у меня, как у обывателя, овладевшего азами грамоты, нет. Претензии, впрочем, небольшие, появляются тогда, когда История пытается провозгласить себя наукой, познающей причинно-следственные отношения в историческом контексте. Познающей — то есть находящейся в процессе познания. На самой первой ступеньке, той, о которую то и дело больно спотыкается и пинает ногой, порой в ботиночке, а порой и босой. Но вот когда История говорит, что причинно-следственные отношения она уже познала — и потому точно знает, что есть правда, а что — лжа, так и хочется сказать: «Поздравляю соврамши!»

Ну, в самом деле, если не будет в задачнике ответа, много ли нарешает современная история? Вот были три товарища — или даже не товарища, а так, знакомца. Все трое матёрые воротилы, не одного карася схрупали, да что карася, щуки при их виде по щелям прятались. С поэтами на короткой ноге, с царями и ужинали, и завтракали, и вот один в далёком Лондоне повесился, другой в далёком Лондоне на футбол смотрит да на часы, а третий плюнул и в Лондон не поехал: Женева ему милее. Какой историк может описать подобное развитие событий, не знай ответа заранее? И получается, что занимается История (я, разумеется, имею в виду лишь строчку в казённом бюджете) единственно подгоном ответа под решение, а если решения не знает, тут такое начинается, что требуется ещё тысяча слов. Или даже больше.

К оглавлению

Будущее СМИ: рука Кремля или эффект «Плейбоя»?

Лёха Андреев

Опубликовано 16 марта 2014

Десять лет назад в одном психологическом журнале появилось исследование, выявившее корреляцию между экономическим состоянием США и внешним видом девушек из журнала Playboy. Собрав параметры «моделей года» с 1960 по 2000 год, исследователи подтвердили гипотезу о том, что в тяжёлые времена мужчины выбирают женщин постарше и покрупней — эдакий образ мамы-стабильности. Меня всегда удивляло, как мало люди используют подобные масштабные наблюдения, а вместо этого пытаются объяснить каждое событие некой сиюминутной логикой, которая перестаёт работать уже назавтра. Нет бы нарисовать график за двадцать лет, всё гораздо проще будет! Предлагаю для примера рассмотреть динамику развития СМИ — а заодно понять смысл разгона «Ленты.Ру», популярность CMS Drupal, светлое будущее кулинарных порталов и многое другое. 

Начну с того, что хорошая профессиональная журналистика очень похожа на фундаментальную науку — как занятие дорогое и при этом бесцельное. Да-да, именно бесцельность наблюдений, отсутствие рамок прямой практической выгоды даёт наиболее объективную картину и в науке, и в журналистике. Хочешь инфузорий в микроскоп разглядывать три года, а потом сообщить миру, почему они не летают? Хочешь отправиться в кругосветное плавание, чтобы сфотографировать каменного болвана? Да пожалуйста. Не спеши, будь как   Короче, есть гипотеза, что систематическое обеспечение подобной роскоши возможно только на государственном уровне. Хотя с оговоркой: «государственный уровень» вовсе не значит, что наука делается только лишь ради будущих поколений. Цели могут быть разные. Скажем, космическая наука XX века в изрядной мере обслуживала идеологическую пузомерку холодной войны, однако некоторыми достижениями той науки (вроде спутников связи) сейчас действительно пользуется простой народ. А ещё была медицинская наука, которая обслуживала стареющих генсеков и президентов, — и тут нам тоже досталось таблеток с барского стола. А бывший разведчик Тур Хейердал в своих этнографических экспедициях тестировал новое снаряжение и аппаратуру из американских военных лабораторий. Так или иначе, подогрев для халявы требуется серьёзный.Юрий Сенкевич в лодке Тура Хейердала. А вовсе не как дёрганый современный фильм «Кон-Тики», который больше похож на хипстерский отчёт об отпуске, чем на серьёзную научную экспедицию.