Двадцать копеек. Сборник рассказов - Григорий Родственников

Двадцать копеек

Сборник рассказов

Григорий Родственников

© Григорий Родственников, 2015

© Александр Разгуляй, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Двадцать копеек

Из цикла: ЛИХИЕ 90-е

1976 год.

Май выдался сухим и жарким. Толик Кулачков с трудом дождался окончания уроков и побежал к киоску, где продавалось мороженное. В кармане его школьного пиджачка лежало два десюнчика, как раз хватит на хрустящий вафельный стаканчик за девятнадцать копеек. Тетя Валя – продавщица, обязательно спросит: «Тебе с какой розочкой?». А Толик важно ответит: «С розовой». От предвкушения холодной сладости рот мальчика наполнился слюной. Какая же, все-таки, вкуснятина это мороженное.

К киоску выстроилась большая очередь, но это не смутило шестиклассника. «Подожду» решил Толик и пристроился за седенькой старушкой в красном платке в белый горошек. Чтобы скоротать время он принялся считать эти горошинки и так увлекся, что не сразу услышал справа от себя чей-то хрипловатый голос:

– Извини. Не подскажешь, куда лучше пойти учиться?

На него смотрели серые насмешливые глаза незнакомого старшеклассника.

– Что? – опешил Толик.

Старшеклассник, на вид ему было не меньше семнадцати, деловито развернул газету «Куда пойти учиться» и ловко отгородил ею Толика от остальной очереди.

– Никак не могу выбрать. – посетовал странный

Кулачков растерянно захлопал глазами, не зная, что ответить и вдруг услышал свистящий шепот:

– Дай двадцать копеек.

Ужас происходящего стал доходить до школьника. Глаза округлились.

– Ты не понял, с***ка? – старшеклассник улыбался. – Может мне в педагогический поступить? – громко спросил он.

Старушка в платке обернулась, одобрительно кивнула.

– Дай двадцать копеек, – с нарастающей угрозой прошептал грабитель.

Непослушной потной рукой Толик достал две десятикопеечные монетки и протянул парню. Тот ловким движением сграбастал деньги, аккуратно сложил газету и неторопливо побрел прочь.

Толик затравленно смотрел вслед белобрысому гаду, одетому в потертый джинсовый костюм и чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

1979 год.

Вика была очень красивая. Толик добивался ее расположения целый год: дарил красивые открытки, баловал страшным дефицитом – иностранной жвачкой и выискивал для нее записи последних альбомов «Аббы».

Они шли по тихой темной аллее. Толик обнимал ее за талию, а Вика доверчиво склонила голову на его плечо. Мальчик наслаждался запахом ее волос и трепетал от неведомого доселе чувства, чувства огромного запредельного счастья. Ему хотелось петь, носить Вику на руках. А еще ему хотелось читать стихи. Один стих он сочинил вчера ночью. Сейчас самое время прочитать. Тишина. Волшебный свет луны. Чарующе красивое лицо девушки, размытое призрачным сиянием и его тихий, и печальный голос. Что еще нужно?

Толик откашлялся, но не произнес ни слова. Язык внезапно прирос к гортани, потому что появился ОН.

Белобрысый ничуть не изменился.

В слегка подрагивающем свете фонаря хорошо видны наглые серые глаза. Презрительная ухмылка на тонких губах. Все тот же джинсовый костюм, между прочим, не индийская подделка, а натуральный – трущийся.

Он словно призрак материализовался перед влюбленной парочкой. Хрипло скомандовал:

– Так, молодежь, быстро нарисовали по двадцать копеек!

Вика сдавленно ойкнула. А Толик дернулся как от удара. Дернулся и сник под взглядом холодных прищуренных глаз.

– По двадцать копеек, сосунки!

На Кулачкова накатила омерзительная слабость. Ноги стали ватными. Он смотрел в лицо негодяя и думал, что стоит ударить его коленкой в пах, потом ребром ладони по шее…

Видно, блондин угадал ход его мыслей, засмеялся.

– Ты что, мудило, перед телкой выкозюливаешь?

В живот Толика что-то уперлось. Скосив глаза, Кулачков увидел лезвие перочинного ножа. Небольшое, сантиметров семь. Но внутри что-то оборвалось, лоб покрылся испариной. Дрожащей рукой Кулачков извлек из кармана мятый рубль, протянул грабителю.

Тот хмыкнул, потрепал Толика по щеке:

– Хороший мальчик!

Больше Толик не встречался с Викой. Девушка звонила, но он просил родителей сказать, что его нет дома. Ему было стыдно. В школе он съехал на тройки, но сильно не расстроился, его больше волновали предстоящие спарринги. Каждый вечер он приходил в спортзал и остервенело молотил грушу, приговаривая: «Вот тебе двадцать копеек, с***ка! Вот тебе двадцать копеек, тварь!».

1982 год.

Они сидели втроем на лавочке в сквере. Толик, Вавула и Пашка Герин, которого за непомерно высокий рост в шутку называли Гномом.

– Менты, суки, нашу школу каратэ закрыли! – сокрушался Вавула. – Только и успел два месяца ногами подрыгать.

– В бокс иди. – посоветовал Кулачков. – Хороший боксер всегда любому каратисту навешает.

– Слышь, Толяныч, – Гном длинно сплюнул на землю, – Чего мы на этой аллее каждый вечер околачиваемся? Пошли лучше музон послушаем?

– Да одного урода хочу встретить. Я вам рассказывал.

– Это того, который тебя на двадцать копеек умыл? – заржал Вавула. – Да это когда было? Ему уже лет 25—30! Взрослый дядька будет копейки сшибать? Он что полный дебил? Ну, не хватало чуваку мелочи на пивко, а тут ты два раза ему подвернулся!

– Я бы ему эти двадцать копеек в глотку затолкал! – зло прошипел Кулачков. – Он меня перед бабой унизил…

– Это да. – глубокомысленно согласился Гном. – За это на куски рвать надо.

– Гляньте, пацаны! – Вавула ткнул пальцем в конец аллеи. – Какое сюда смешное чмо идет! Иди, Толяныч, спусти пар, дай в репу.

– А чего мне ему давать? – огрызнулся Кулачков. – Он мне ничего плохого не делал.

– Оттянешься за старые обиды! Представь, что это тот хрен в джинсе!

– Сам иди!

Вавула кивнул Гному и оба подростка встав с лавочки пошли на встречу худому неуклюжему пареньку в нелепом коричневом берете.

– Здравствуйте! – растопырил руки Вавула, – Какая у вас красивая шапка! И цвет такой примечательный – какашечный! Дай поносить!

Паренек недовольно зыркнул на хулигана, поправил очки с толстыми стеклами и хотел пройти мимо, но Гном загородил ему дорогу:

– Стоять!

Толик смотрел на дружков и чувствовал, что его начинает разбирать смех.

– Да оставьте вы его в покое! – крикнул он.

Гном обернулся к Кулачкову, подмигнул и грозно скомандовал очкарику:

– Гони двадцать копеек!

– У меня нет. – с достоинством ответил паренек. – А если бы были – не дал бы! Свои надо иметь!

– Тогда получи, с***ка! – Вавула резко выбросил кулак в лицо очкарика.

И тут Толику стало не до смеха, потому что, как казалось, неуклюжий слепыш, вдруг ловко уклонился от удара и стремительно атаковал сам.

Голова Вавулы резко дернулась назад, из носа струйкой полилась кровь. А очкарик уже приласкал Гнома ударом в живот.

Толика словно ветром сдуло со скамейки. Длинный прыжок и ботаник получает прямой в челюсть. Потом град ударов по корпусу. Противник валится на асфальт, с его головы слетает нелепый коричневый берет. Толик наклоняется над поверженным противником, заносит кулак и, видит в его глазах страх. Нет, не страх – ужас. И тогда он удовлетворенно выпрямляется и лениво советует очкарику:

– Ты больше так не делай – убью.

Ночью ему снилось перекошенное от страха лицо паренька в берете. Толик улыбался во сне.

На другой день он позвонил Вавуле:

– Чего-то настроение хреновое. Пойдем сегодня вечерком – кого-нибудь еще отметелим?

– Это я всегда, пожалуйста! – радостно отозвался приятель.

1994 год.

Толик, позевывая, вышел из подъезда, сплюнул на покрытый инеем тротуар. «Холодно, блин!». Застегнул молнию кожаной куртки. Перед ним мягко притормозила черная «бэшка». За рулем Гном, рядом с ним Вавула. Оба в таких же кожанках, как у Кулачкова. Стоп. Он уже давно не какой-то Толя Кулачков. Он Толик «Кулак» – боец достаточно известной в городе ОПГ.

Распахнув дверцу BMW, Толик плюхнулся в кресло.

– Здорово, бандиты! Чё в такую рань потревожили?

– Кто рано встает – тому Бог баксы дает! – хохотнул Вавула, он был в их бригаде старший.

– Барыга у нас один «неокрышованный» объявился, – охотно объяснил Гном. – Сейчас прокатимся, перетрем.

Секретарша барыги – смазливая рыжеволосая кукла, попыталась загородить шикарной грудью директорскую дверь:

– Сергей Владимирович не принимает!

– Нас примет! – подмигнул ей Вавула, поднял как ребенка на руки и передал Гному. Тот глумливо захохотал и понес секретаршу к дивану, не забывая шарить у нее под юбкой, посадил и ласково предупредил: