Булат Окуджава - поэтический сборник - Булат Окуджава

Окуджава Булат

Булат Окуджава - поэтический сборник

Булат Окуджава: поэтический сборник

[9.V.1924-12.VI.1997]

НОВОЕ УТРО

Не клонись-ка ты, головушка, от невзгод и от обид, мама, белая голубушка, утро новое горит.

Все оно смывает начисто, все разглаживает вновь... Отступает одиночество, возвращается любовь.

И сладки, как в полдень пасеки, как из детства голоса, твои руки, твои песенки, твои вечные глаза.

1957

x x x Пароход попрощается басом, и пойдет волной его качать... В жизни я наошибался. Не пора ли кончать?

Вот я снова собираю пожитки и... опять совершаю ошибки.

А кто-то кричит мне с порога: - Это ж не дорога, а морока!..

А мне спешить далеко-далеко: жизнь не дается на два срока.

1957

ПОЛНОЧНЫЙ ТРОЛЛЕЙБУС

Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный.

Полночный троллейбус, по улице мчи, верши по бульварам круженье, чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи крушенье, крушенье.

Полночный троллейбус, мне дверь отвори! Я знаю, как в зябкую полночь твои пассажиры - матросы твои приходят на помощь.

Я с ними не раз уходил от беды, я к ним прикасался плечами... Как много, представьте себе, доброты в молчанье, в молчанье.

Полночный троллейбус плывет по Москве, Москва, как река, затухает, и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает, стихает.

1957

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ НА ПЕРЕДОВОЙ

Волнения не выдавая, оглядываюсь, не расспрашивая. Так вот она - передовая! В ней ничего нет страшного.

Трава не выжжена, лесок не хмур, и до поры объявляется перекур. Звенят комары.

Звенят, звенят возле меня. Летят, летят крови моей хотят.

Отбиваюсь в изнеможении и вдруг попадаю в сон: дым сражения, окружение, гибнет, гибнет мой батальон.

А пули звенят возле меня. Летят, летят крови моей хотят.

Кричу, обессилев, через хрипоту: "Пропадаю!" И к ногам осины, весь в поту, припадаю.

Жить хочется! Жить хочется! Когда же это кончится?..

Мне немного лет... гибнуть толку нет... я ночных дозоров не выстоял... я еще ни разу не выстрелил...

И в сопревшую листву зарываюсь и просыпаюсь...

Я, к стволу осины прислонившись, сижу, я в глаза товарищам гляжу-гляжу: а что, если кто-нибудь в том сне побывал? А что, если видели, как я воевал?

1957

АНГЕЛЫ

Выходят танки из леска, устало роют снег, а неотступная тоска бредет за нами вслед.

Победа нас не обошла, да крепко обожгла. Мы на поминках водку пьем, да ни один не пьян.

Мы пьем напропалую одну, за ней вторую, пятую, десятую, горькую, десантную.

Она течет, и хоть бы черт, ну хоть бы что - ни капельки... Какой учет, когда течет? А на закуску - яблоки.

На рынке не развешенные дрожащею рукой, подаренные женщиной, заплаканной такой.

О ком ты тихо плакала? Все, знать, не обо мне, пока я топал ангелом в защитной простыне.

Ждала, быть может, слова, а я стоял едва, и я не знал ни слова, я все забыл слова.

Слова, слова... О чем они? И не припомнишь всех. И яблочко моченое упало прямо в снег.

На белом снегу лежит оно. Я к вам забегу давным-давно,

как еще до войны, как в той тишине, когда так нужны вы не были мне...

1957

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ МАРШ

Е.Евтушенко

Надежда, я вернусь тогда,

когда трубач отбой сыграет, когда трубу к губам приблизит

и острый локоть отведет. Надежда, я останусь цел:

не для меня земля сырая, а для меня - твои тревоги

и добрый мир твоих забот.

Но если целый век пройдет

и ты надеяться устанешь, надежда, если надо мною

смерть распахнет свои крыла, ты прикажи,пускай тогда

трубач израненный привстанет, чтобы последняя граната

меня прикончить не смогла.

Но если вдруг когда-нибудь

мне уберечься не удастся, какое новое сраженье

ни покачнуло б шар земной, я все равно паду на той,

на той далекой, на гражданской, и комиссары в пыльных шлемах

склонятся молча надо мной.

1957

КОРОЛЬ

Во дворе,где каждый вечер все играла радиола, где пары танцевали, пыля, ребята уважали очень Леньку Королева и присвоили ему званье короля.

Был король, как король, всемогущ. И если другу станет худо и вообще не повезет, он протянет ему свою царственную руку, свою верную руку - и спасет.

Но однажды, когда "мессершмитты", как вороны, разорвали на рассвете тишину, наш Король, как король, он кепчонку, как корону набекрень, и пошел на войну.

Вновь играет радиола, снова солнце в зените, да некому оплакать его жизнь, потому что тот король был один (уж извините), королевой не успел обзавестись.

Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота, (по делам или так, погулять), все мне чудится что вот за ближайшим поворотом Короля повстречаю опять.

Потому что на войне, хоть и правда, стреляют, не для Леньки сырая земля. Потому что (виноват), но я Москвы не представляю без такого, как он,короля.

1957

ПЕСЕНКА О СОЛДАТСКИХ САПОГАХ

Вы слышите, грохочут сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из-под руки? Вы поняли, куда они глядят?

Вы слышите: грохочет барабан? Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней... Уходит взвод в туман-туман-туман... А прошлое ясней-ясней-ясней.

А где же наше мужество, солдат, когда мы возвращаемся назад? Его, наверно, женщины крадут и, как птенца, за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок, когда вступаем мы на свой порог? Они встречают нас и вводят в дом, но в нашем доме пахнет воровством.

А мы рукой на прошлое: вранье! А мы с надеждой в будущее: свет! А по полям жиреет воронье, а по пятам война грохочет вслед.

И снова переулком - сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из-под руки... В затылки наши круглые глядят.

1957

x x x

Глаза - неведомые острова лугов зеленых, тобою населенных. Там не в чести слова и часовые стерегут кордоны.

Там, прямо в утро окуная головы, воркуют голуби задумчиво и мудро.

Там окна плещут на рассвете ставнями... А я прикинусь странником, мешок - за плечи.

Мне нужно в ту страну! И, поздно или рано, я зоркую охрану обману.

1957

ПОДМОСКОВЬЕ

1

Март намечается.

Слезою со щеки вдруг скатывается издалека... И вербины цветы, как серые щенки, ерошат шерсть и просят молока. И тополи попеременно босые ноги ставят в снег,

скользя, шагают, как великие князья, как будто безнадежно, но надменно.

2

Кричат за лесом электрички, от лампы - тени на стене, и бабочки, как еретички горят на медленном огне. Сойди к реке по тропке топкой, и понесет сквозь тишину зари вечерней голос тонкий, ее последнюю струну.

Там отпечатаны коленей остроконечные следы, как будто молятся олени, чтоб не остаться без воды...

По берегам, луной залитым, они стоят: глаза - к реке, твердя вечерние молитвы на тарабарском языке.

Там птицы каркают и стонут. Синеют к ночи камыши, и ветры с грустною истомой все дуют в дудочку души...

3

На белый бал берез не соберу. Холодный хор хвои хранит молчанье. Кукушки крик, как камешек отчаянья, все катится и катится в бору.

И все-таки я жду из тишины (как тот актер, который знает цену чужим словам, что он несет на сцену) каких-то слов, которым нет цены.

Ведь у надежд всегда счастливый цвет, надежный и таинственный немного, особенно, когда глядишь с порога, особенно, когда надежды нет.

4

А знаешь ты, что времени у нас в обрез и кошельки легки без серебра, учитель мой, взъерошенный как бес, живущий в ожидании добра?

Когда-нибудь окончится осенний рейс, и выяснится, наконец, кто прав, и скинет с плеч своих наш поздний лес табличку медную:

"За нарушенье - штраф!"

Когда-нибудь внезапно стихнет карусель осенних рощ и неумытых луж, и только изумленное:

"Ужель возможно это?!"

вырвется из душ.

И в небеса взовьется белый дым змеей, и, словно по законам волшебства, мы пролетим над теплою землей в обнимку, как кленовая листва...

5

Где-то там, где первый лег ручей, где пробился корм, парной и смачный, начинаются бунты грачей и жуков торжественные свадьбы. И меж ними, словно меж людьми, разворачиваются,

как горы, долгие мистерии любви и решительные разговоры.

И к коричневым глазам коров, и к безумным бусинкам кошачьим подступают из глубин дворов и согласие и неудачи...

И тогда доносится с небес, словно мартовская канонада: - Вы хотите друг без друга,

без маеты?.. - Не надо! Нет, не надо!

1956-1957

ВОБЛА

Холод войны немилосерд и точен. Ей равнодушия не занимать.

...Пятеро голодных сыновей и дочек и одна отчаянная мать.

И каждый из нас глядел в оба, как по синей клеенке стола случайная одинокая вобла к земле обетованной плыла, как мама руками теплыми за голову воблу брала, к телу гордому ее прикасалась, раздевала ее догола... Ах, какой красавицей вобла казалась! Ах, какой крошечной вобла была! Она клала на плаху буйную голову, и летели из-под руки навстречу нашему голоду чешуи пахучие медяки.

А когда-то кружек звон, как звон

наковален, как колоколов перелив... Знатоки ее по пивным смаковали, королевою снеди пивной нарекли.