Драгоценности Эптора - Сэмюель Дилэни

Сэмюель Дилэни

Драгоценности Эптора

Багровый бред бессонницы двойной,

Прибой, вернулись в гавань корабли

Из моря, ну а мне идти сквозь строй

Двойных огней и страхов там, вдали.

Так полог ночи подними скорей

Веревками ветров, потом узрей

Картину пред собой и молви:

— Вот

Я со скалы увидел небосвод.

* * *

После этого он привел ее к морю.

Ей было не по себе, она села, ссутулившись, на обломок скалы и задумчиво водила пальцами ног по мокрому песку. Ее взгляд отрешенно скользил по поверхности воды.

— По-моему, это было просто ужасно! По-моему, это было просто жутко! Зачем вы мне это показали? Ведь это был мальчик. Почему они сделали это с ним, как они могли это сделать с ребенком!?

— Это был всего лишь фильм. Это был учебный фильм.

— Но этот фильм о том, что было на самом деле!

— Да. Это было. Но было давно, несколько лет назад, далеко отсюда, в нескольких сотнях миль.

— Но это было! Вы выследили их с помощью лазера, а когда на экране появилось изображение, вы сняли об этом фильм, и... О боже! Зачем вы показали его мне?

— Подумай сама: чему же мы хотели тебя научить?

Но девушка потеряла способность рассуждать спокойно: перед ее глазами неотступно стояла жуткая картина.

— Он был еще совсем ребенком, — сказала она. — Ему лет двенадцать, не больше!

— Ты сама еще ребенок. Тебе еще нет шестнадцати.

— Ну так что же я должна понять из этого фильма?

— Посмотри вокруг. И подумай.

Но картина, запечатленная в мозгу, заслоняла все вокруг. Она была слишком живой, слишком яркой, в ней преобладал красный кровавый цвет...

— Ты достаточно способна, чтобы найти причину прямо здесь, на этом пляже, в деревьях позади, в скалах внизу, в раковинах у твоих ног. Ты смотришь, но не видишь. — Его голос зазвучал мягче. — Ты действительно прекрасная ученица. Ты всему быстро учишься. Припомни что-нибудь из урока телепатии, который был месяц назад.

— Метод, аналогичный радиопередаче и приему, — процитировала она, — позволяет считывать синаптические структуры сознательной мысли с коры головного мозга одного человека и дублировать в коре мозга другого, что приводит к дублированию полученных сенсорных впечатлений... Ну и что! Я не могу применить этого! Я ничего с собой не могу поделать!

— Тогда обратимся к истории. Ты великолепно ответила на все вопросы. Может быть, тебе поможет знание истории мира до и после Великого Огня?

— Ну, это... это интересно.

— Фильм, который ты смотрела, — тоже своего рода история, то есть это произошло в прошлом.

— Но это было так... — ее взгляд блуждал в сверкающих волнах, — ужасно!

— История захватывает тебя только потому, что она интересна? А тебе никогда не хотелось докопаться до причин, которые стоят за поступками людей в жизни и в твоих книгах?

— Ну конечно, хочется! Я хочу знать, зачем пригвоздили того человека к дубовому кресту. Я хочу знать, что заставило одних людей причинить невероятные мучения другому человеку.

— Хороший вопрос... Кстати, примерно в то же время, когда его распяли на кресте, в Китае додумались изобразить силы Вселенной в круге, наполовину черном, наполовину белом. Однако, чтобы не создавалось впечатление, что может существовать однородная сила — только черная или только белая — на черном поместили белую точку, а на белом черную. Интересно?

Она нахмурилась, удивленная таким неожиданным переходом. А он продолжал:

— Помнишь ли ты тот фрагмент из мемуаров ювелира, в котором он вспоминает, как в возрасте четырех лет ему довелось вместе с отцом наблюдать сказочную саламандру в очаге у огня, и как отец внезапно отпустил ему затрещину настолько сильную, что мальчик пролетел через всю комнату и врезался в посудную полку. Свой поступок отец объяснил тем, что Челлини был слишком маленьким, чтобы запомнить это чудо, если его не сопроводить болью.

— Я помню его рассказ, — сказала девушка. — И помню, что Челлини сомневался, была ли затрещина причиной того, что он запомнил саламандру, или саламандра была причиной того, что он запомнил затрещину.

— Да, да! — вскричал учитель. — Вот она, причина!

В возбуждении он откинул на спину капюшон, и она увидела его лицо в медно-красном свете уходящего дня.

— Разве ты не находишь закономерности? — Изрезанный морщинами лоб, паутина прожилок в глазах — ей стало неловко разглядывать эти признаки старости и она опустила глаза.

— А я не знаю, что такое саламандра.

— Она напоминает голубых ящериц, которые поют за твоим окном, — объяснил он. — Только она не голубая и не поет.

— Тогда зачем ее запоминать? — с вызовом проговорила юная слушательница и усмехнулась. Учитель не обратил на это внимания.

— А еще художник, — продолжал он, — который, как ты помнишь, был другом Челлини, из Флоренции. Он писал портрет Джоконды. Между прочим, чтобы писать с нее портрет ему приходилось выкраивать время, отрываться от работы над другой картиной. Она предупреждает о большом несчастье, несущем в себе много горя для всего человечества. Ее название «Тайная вечеря» и изображает она того самого человека, которого распяли на дубовом кресте.

Какие чувства терзали художника, когда он брал кисть, чтоб изобразить Грядущую Муку? Наверное, тяжелые. А вспомни теперь портрет Джоконды! Он написал ее с улыбкой на лице, но улыбка не столько радует, сколько удивляет. И уже не одно столетие зрители в недоумении спрашивают: «Почему она так странно улыбается?» А причина вполне понятная. Ты только внимательней отнесись к тому, что окружает любой вопрос.

— А Великий Огонь? — спросила она. — Когда с неба обрушилось пламя, и закипела вода в гаванях, это же был чистый абсурд. Какие причины могут быть у такого события? По-моему, невозможно объяснить каждый случай. Тем более оправдать, как в примере с тем мальчиком.

— О, нет, — возразил он, — это не абсурд. Действительно, когда Великий Огонь начал уничтожать все вокруг, люди кричали: «За что? За что?» Так и ты сейчас спрашиваешь: «Как может один человек поступать так с другим человеком?» А надо спросить: «Почему?» и ответить самой прямо сейчас, прямо здесь! Здесь, на пляже ты найдешь причину!

— Я не могу, — грустно ответила девушка. — Перед моими глазами стоит только то, что сделали с ребенком, а это было ужасно.

— Хорошо. — Он поправил капюшон. — Возможно, ты поймешь причину, когда немного успокоишься. А теперь нам пора возвращаться.