Финиш для чемпионов - Фридрих Незнанский

Фридрих Незнанский

Финиш для чемпионов

1

«Новый год к нам мчится, скоро все случится!» — оптимистически вопила в соседнем дворе подгулявшая компания, не забывая сопровождать восторженными взвизгами взрывы самодельного фейерверка. Песенка слегка запоздала, поскольку Новый год уже примчался: вот уже шесть часов, как под бой телевизионных курантов для населения Москвы он вступил в свои права. Близится рассвет первого января — а впереди целых триста шестьдесят пять дней… Что принесут они с собой? Кому-то головокружительный взлет, кому-то — падение, кому-то — размеренность серенького существования, в котором давно хотелось бы что-то изменить.

Подняв бокалы шампанского, все надеются на то, что год будет счастливым. Но ведь вероятность счастливой случайности так же велика, как и вероятность несчастной. И разве только одни подарки, перевязанные розовой ленточкой, припрятаны в мешке Деда Мороза? Потеря работы, депрессия, автокатастрофа, инфаркт, измена, случайная пуля — кому-нибудь эти сюрпризы непременно достанутся.

Может быть, праздничные песни и пляски, поздравления, подарки и елочные огни — все это люди придумали для того, чтобы поменьше мечтать о вероятном, а не о призрачном будущем? Чтобы за пестрой суматохой забыть, какое это на самом деле тревожное событие — Новый год…

Снег под ногами хрустел, озарялся разноцветной радугой петард. Павел Любимов с гостями, супругами Витей и Инной, выбрался во двор проветриться.

Аня с ними не пошла, зато поднесла к окну Димку. Через закрытое и заклеенное по зимнему времени окно Павел ничего не слышал, но видел, как она, прикасаясь пальцем к стеклу, наверняка объясняла сыну: «А смотри-ка, Димочка, кто это там у нас? Ой, смотри-смотри… Это же па-апа! Наш папа!»

— У-ти, какой заюшка, — умилилась Инна.

У самой Инны с беременностью пока ничего не выходило, но судя по тому, как она сюсюкалась со всеми встречными младенцами, без ребенка они с мужем не останутся. В крайнем случае возьмут малыша из детдома. Усыновление в наше бдительное время обставлено множеством проблем, но Виктору Бочанину волноваться нечего: бывший чемпион мира по конькобежному спорту не имеет вредных привычек, а обеспечен так, что сумеет прокормить большую многодетную семью.

Тридцатитрехлетний Павел Любимов, бывший пловец, ныне тренер, собравший за свою спортивную карьеру урожай всех возможных кубков и медалей, смотрел снизу вверх на свое крошечное сокровище, в зачарованных глазенках которого отражались сполохи петард, и позволял себя захлестывать с головой непривычным, неведомым ранее чувствам. Павел привык быть молодым, самоуверенно думал, что старость — общий удел человечества — его не коснется. Даже переход на тренерскую работу — свидетельство того, что для личных спортивных побед его мышцы уже не так крепки и эластичны, как прежде, — не стронул его с этого убеждения.

И вот, полюбуйтесь, из зимнего окна выглядывает младенец, живое свидетельство того, что все в мире течет, все изменяется. Пройдет время — не заметишь, как оно пролетит, — и ты, Паша, красавчик спортсмен, станешь седым, сгорбленным, маленьким рядом со своим взрослым, солидным, широкоплечим сыном. Закон природы! Но, что бы ни твердили психоаналитики о конкуренции между отцами и сыновьями, Павел не испытывал никакой горечи, никакой ревности к Димке, который вроде бы должен занять его место в жизни. Пусть занимает! Пусть даже станет чемпионом… Хотя, зная об опасностях, подстерегающих спортсменов в наше время, Павел не желал своему дорогому пацану такой участи. Любимов как никто другой представлял, как легко по вине недобросовестных тренеров и дельцов, наживающихся на чужой беде, из здорового, полного энергии молодого человека превратиться в инвалида.

А может быть, к тому времени, когда подрастет Димка, ситуация в спорте изменится? Ведь он, Павел, приложил столько усилий, чтобы разоблачить негодяев, которые калечат беззащитных парней и девчонок. Ведь это все было не напрасно, а?

Павлу Любимову вдруг с невероятной отчетливостью представилась позолоченная солнцем и осенними листьями аллея. Длинная аллея, и они со взрослым сыном идут по ней вдвоем. Лицо Дмитрия Павловича виделось непривычным, но откуда-то уже знакомым: что-то в нем присутствовало от отца Павла, Диминого деда, и что-то Анечкино улавливалось… Себя Любимов видеть не мог, однако знал, что он в преклонных годах, но бодр, не жалуется на немощи, не потерял вкуса к физическим упражнениям и дружеским беседам. Сын рассказывает ему о каких-то веяниях современности, которые старый Павел никак не может понять и принять, он отвечает ему, опираясь на собственный опыт, они спорят, может быть, даже ссорятся слегка — но это не главное. А главное то, что вместе им хорошо. Они очень разные, но сын любит отца, а отец любит сына. Их сближает не только общая кровь: они — настоящие друзья.

И это называется старостью? А ведь это счастье!

Павел почувствовал, как к сердцу подступила теплая волна. И, приветствуя год, который несет в себе и новые радости отцовства, и новое наслаждение желанным Аниным телом, которое после родов стало еще более дорогим, и новые тренерские достижения, и что-то еще, неведомое, но замечательное, он, как мальчишка, во все горло завопил:

— С Новым годом!

Аня все еще стояла у окна. Она так же не могла его слышать, как он не слышал ее, но она все поняла и тоже закричала: «С Новым годом!» Ох, какой же это чудесный праздник — Новый год!

Павел не заметил, откуда вдруг вынырнули эти шесть человек. Трое — в темных пуховиках, другие трое одеты в короткие черные куртки. Насколько можно различить при свете, падающем из окон, и при вспышках фейерверков — кавказцы. Молодые, лет по двадцать пять. Угрюмые лица, заросшие щетиной щеки, черные вязаные шапочки надвинуты на глаза. Двое из них подошли к другу Виктору и Инне, а четверо уверенно направились к Павлу Любимову.

— Что вы… — робко пискнула Инна. — Что вам нужно?

Никто из кавказцев не снизошел до того, чтобы ответить женщине.

— Чего кричишь? — спросил Любимова один, у которого из-под вязаной шапочки выбивались неподстриженные вьющиеся волосы; судя по уважению, которое оказывали ему его товарищи, видимо, главный в группе.

— С Новым годом, — повторил Павел. — А что, нельзя?

— И тебя с Новым годом, — бесстрастно сказал кавказец и выхватил нож.

Отчаянный Иннин визг потонул в грохоте запускаемых неподалеку петард. Павел отчетливо почувствовал только первый удар — в левую половину груди, между ребрами, остальные слились для него в одну горящую неразличаемую боль. Несмотря на боль, он по-прежнему не мог поверить в серьезность происходящего: все казалось, что это дурацкая шутка подвыпивших гуляк. Павел больше не видел того, кто так беспричинно и как будто бы даже беззлобно напал на него. Он видел жену и сына, отделенных от него молчаливой толщей стекла — их расширенные от ужаса глаза вспыхнули, как искорки фейерверка, и погасли в предрассветном небе. Он видел, как Инна, бестолково прыгая по снегу вокруг него, превращалась в ворону, махала крыльями и каркала: «Помогите! Убили! Помогите! Человек умирает!» Вот поди ж ты, умная вроде птица, а кричит ерунду всякую. Разве можно умереть первого января? Ведь праздник…

Убийцы скрылись с места происшествия так же молниеносно, как и появились. Когда Инне потом придется описывать их лица, это создаст затруднения: ей покажется, что все шестеро были на одно лицо, словно их нарочно вывели в каком-то бандитском инкубаторе. Вот только одна примета… до сих пор, едва вспомнишь, встает перед глазами. Вспышка фейерверка осветила левую руку главаря. На руке не хватало двух пальцев: большого и указательного.

2

«Балерина», — первым делом подумал Денис Грязнов.

Позднее, анализируя, он попытался установить, что заставило его подумать, будто новая клиентка танцует в балете. Может быть, породистая некрасивость ее лица казалась очень подходящей для сцены: преувеличенно крупные, с мокрым блеском белков, глаза, мумийно-впалые щеки, покатый блестящий лоб, изящно изогнутый и очень длинный нос. Если смотреть из десятого ряда партера — прямо тебе грезы поэта, вблизи — страшилище. А может быть, загвоздка заключалась в походке, которой она внесла свое костлявое тело в кабинет директора сыскного агентства «Глория». Эта женщина двигалась мощно и плавно, как самолет, оставляющий в синем небе кудрявую белую полосу… Или как теплоход, рассекающий морские волны…

Последние два сравнения посещали, должно быть, не только Денисову голову. Потому что и самолет и корабль — высшего класса, белоснежные — могут называться одинаково: «лайнер». А клиентка как раз и носила необычную фамилию Лайнер. Хотя и не балерина, не была она обделена ни аплодисментами, ни букетами, ни славой… Короче, позвольте представить: Алла Александровна Лайнер, тренер сборной России по художественной гимнастике.