Двурукая машина - Генри Каттнер

Генри Каттнер

Двурукая машина

Еще со времен Ореста находились люди, которых преследовали фурии[1]. Однако только в двадцать втором веке человечество обзавелось настоящими стальными «фуриями». Оно к этому времени достигло критической точки в своем развитии и имело все основания для создания таких человекоподобных роботов — они, как собаки, шли по следу тех, кто совершил убийство. Преступление это считалось самым тяжким.

Все происходило очень просто. Убийца, полагавший, что находится в полной безопасности, вдруг слышал за собой чьи-то размеренные шаги. Обернувшись, он видел следовавшего за ним по пятам двурукого робота — человекоподобного существа из стали, которое в отличие от живого человека было абсолютно неподкупным. С этой минуты убийце становилось ясно, что всемогущий электронный мозг, наделенный способностью проникать в чужие мысли, какой не обладало ни одно человеческое существо, вынес свой приговор.

Отныне убийца постоянно слышал шаги за спиной. Словно некая движущаяся тюрьма с невидимой решеткой отгораживала его теперь от всего остального мира. С этой минуты он сознавал, что уже ни на миг не останется в одиночестве. И однажды наступит день — хотя сам он не мог предугадать, когда именно, — и робот из тюремщика превратится в палача.

В ресторане Дэннер удобно откинулся в кресле, словно отлитом по форме человеческого тела, и, прикрыв глаза, чтобы лучше насладиться букетом, смаковал каждый глоток вина. Он чувствовал себя здесь в полной безопасности. Да, в абсолютной безопасности. Вот уже почти час он сидит в роскошном ресторане, заказывает самые дорогие блюда, прислушиваясь к негромкой музыке и приглушенным голосам посетителей. Здесь хорошо. И еще хорошо иметь сразу так много денег.

Правда, для того чтобы получить их, ему пришлось пойти на убийство. Но чувство вины ничуть не тревожило его: не пойман — не вор. А ему, Дэннеру, гарантирована полнейшая безнаказанность, какой не обладал еще ни один человек. Он прекрасно знал, какая кара ожидает убийцу. И если бы Гарц не убедил его в абсолютной безопасности, Дэннер никогда бы не решился нажать на спусковой крючок…

Какое-то старое, давно забытое словечко на мгновение всплыло в памяти: грех… Но оно ничего не пробудило в его душе. Когда-то это слово странным образом было связано с чувством вины. Когда-то давно, но не сейчас. Человечество с тех пор далеко ушло в своем развитии. Понятие греха превратилось в бессмыслицу.

Он постарался не думать об этом и приступил к салату из сердцевины пальмы. Салат ему не понравился. Ну что ж, случается и такое. В мире нет ничего совершенного. Он отхлебнул еще вина. Ему нравилось, что бокал, словно живой, слегка подрагивает в руке. Вино превосходное. Дэннер подумал, не заказать ли еще, но потом решил, что не стоит. На сегодня, пожалуй, хватит. Ведь впереди его ждет множество разнообразных наслаждений. Ради этого стоило многое поставить на карту. Никогда раньше ему такого случая не представлялось.

Дэннер был из числа тех, кто родился не в свой век. Он прожил на свете уже достаточно много, чтобы помнить последние дни утопии, но был еще настолько молод, чтобы не ощущать в полной мере пресса новой политики, которую компьютеры ввели для своих творцов. В далекие годы его юности роскошь была доступна всем. Он хорошо помнил времена, когда был подростком: последние из эскапистских[2] машин тогда еще выдавали сверкающие радужными красками, утопичные, завораживающие картины, которые никогда не существовали в реальности и вряд ли могли существовать. А потом жесткая политика экономии положила конец всем удовольствиям. Теперь каждый имел лишь самое необходимое. И все обязаны были работать. А Дэннер ненавидел работу всеми фибрами души.

Когда произошел этот перелом, он был еще слишком молод и неопытен для того, чтобы выйти победителем в конкурентной борьбе. Богатыми могли себя считать сегодня лишь те, кто сумел прибрать к рукам предметы роскоши, которые еще производили машины. На долю же Дэннера остались только яркие воспоминания да тоскливая злоба обманутого человека. Единственное, что ему хотелось, — это вернуть былые счастливые дни, и ему было абсолютно наплевать на то, каким путем он этого достигнет.

И вот теперь он своего добился. Он провел пальцем по краю бокала, почти ощущая, как тот отозвался на это прикосновение едва слышным звоном. «Хрусталь?» — подумал Дэннер. Он был слишком мало знаком с предметами роскоши и плохо во всем этом разбирался. Но он научится. Всю оставшуюся жизнь ему предстоит этому учиться и вкусить наконец счастье.

Он посмотрел вверх и сквозь прозрачный купол крыши увидел неясные очертания небоскребов. Они обступали его со всех сторон, точно каменный лес. И это только один город. Когда он устанет от него, будут другие города. Всю страну, всю планету опутала сеть, соединяющая один город с другим, подобно огромной паутине, напоминающей загадочного полуживого монстра. И это называется обществом.

Он почувствовал, будто кресло дрогнуло под ним.

Протянув руку к бокалу с вином, он быстро осушил его. Неосознанное ощущение какого-то неудобства, словно задрожала сама земля, на которой стоял город, было чем-то новым. Причина была — ну да, конечно, — причина в этом неведомом страхе.

Страхе из-за того, что его до сих пор не обнаружили.

Пропадал смысл. Город представляет собой сложный комплекс, и, конечно, он живет спокойно в расчете на то, что машины неподкупны. Только они и удерживают людей от вырождения и стремительного превращения в вымирающих животных. И среди этого множества машин аналоговые компьютеры стали гироскопами всего живого. Они разрабатывают законы и следят за их исполнением исполнением законов, которые необходимы человечеству, чтобы выжить. Дэннер многого не понимал в тех огромных изменениях которые потрясли общество за годы его жизни, но для себя кое-что он все-таки уяснил.

Он чувствовал, что во всем есть определенный смысл:

в том, что он презрел законы общества, в том, что сидел сейчас в роскошном ресторане, утопая в мягком, глубоком кресле, потягивая вино, слушая тихую музыку, и никакой «фурии» не было за его спиной в качестве доказательства того, что компьютеры являются ангелами-хранителями человечества…

Если даже «фурию» можно подкупить, то во что остается верить людям?

И тут она появилась.

Дэннер слышал, как внезапно смолкли все звуки вокруг. Оцепенев, он застыл с вилкой в руке и уставился в противоположный конец зала, туда, где была дверь.

«Фурия» была выше человеческого роста. На какое-то мгновение она замерла у двери, и луч послеполуденного солнца ярким зайчиком отразился от ее плеча. Глаз у робота не было, но казалось, что его взгляд неторопливо, столик за столиком, ощупывает весь ресторан. Затем робот шагнул в дверной проем, и солнечный зайчик скользнул в сторону. Похожий на закованного в стальные латы высокого мужчину, робот медленно брел между столиками.