Стихотворения из сборников «День поэзии» - Борис Лапин

День Поэзии 1968

Публикация И. И. Эрбург

Лев Славин

Мужество Бориса Лапина

Борис Лапин хорошо известен как прозаик. Книги его — «Повесть о стране Памир», «Тихоокеанский дневник», «Дальневосточные рассказы» (в соавторстве с 3. Хацревиным), «Подвиг» — неоднократно издавались и полюбились широкому читателю.

Но только в тесном кругу литераторов старшего поколения известно, что Б. Лапин был и поэтом.

Три стихотворения, публикуемые здесь, далеко не дают представления о его поэзии — глубокой и оригинальной.

В Отечественную войну нас раскидало по разным фронтам. Но мне случилось быть с Борей в тридцать девятом году на Халхин-Голском фронте. Там я не раз имел случай убедиться в его спокойном и ровном мужестве. Не такова ли его поэзия!

В последний раз мы увиделись с ним в августе сорок первого года, когда редакция «Красной звезды» вызвала со всех фронтов своих корреспондентов, чтобы дать им новые инструкции. Ночью мы с Борей стояли на крыше девятиэтажного дома в Лаврушинском переулке, и после фронтовых испытаний это дежурство во время бомбежки казалось нам заслуженным отдыхом.

Краткое пребывание в Москве Борис использовал, между прочим, и для того, чтобы записать свои стихи прежних лет. До тех пор они хранились только в его памяти. Но вдруг он решил собрать их на бумаге. Откуда это «вдруг»?

Испугался ли он, что попадет в положение героя бальзаковского рассказа «Неведомый шедевр», которого маниакально-одержимая работа над формой привела к обессмысливанию самого произведения?

Или Лапин решил закрепить свои стихи на бумаге, потому что память так хрупка, да и мало ли что может случиться с их автором! Не забудем, то были тревожные дни сорок первого года.

Так появился рукописный сборник, тонкий альбом в кожаном переплете с медной застежкой, единственное хранилище поэзии Бориса Лапина. Сам он не вернулся. Как и его друг, Захар Хацревин, он погиб на фронте под Борисполем, городом, который совпадал с его именем.

В немногие дни нашего последнего свидания Борис Матвеевич сказал мне, что хочет писать поэму. А мы-то, друзья его, полагали, что он отошел от стихов. На самом деле он не переставал писать их. Оказалось, что среди них есть прекрасные вещи. Но Лапин не опубликовывал их, стремясь еще к большему совершенству. Да, он не вмещался в одной прозе. В сущности, поэзия всегда прослаивала его прозу. Но сам он считал, что его стихи не более чем обещания.

Сейчас мы видим, что они не только обещания, но и свершения.

Борис Лапин

Самарканд

Ночь горит огнем. Уплывает сад.Молодой соловей кричит.Путник всходит на холм, не глядя назад,И за ним его тень бежит.И бежит вдали, слыша чей-то крик,И за ней еще тень ползет —Это черный куст, как немой старик,Беспокойный холм стережет.Путник снова свернул. Вот горят огни.Он идет по своим следам,Спотыкаясь о каменных кладбищ пниИ гробницы помойных ям.Кто его зовет? Или сонный царьСнова встал из былых высот?Иль ждет его роковая стальТам, где есть в пути поворот?Нет, не ждет его ни чужая сталь,Ни крутая о друге весть,Ни домашний страх, ни любовь, ни ложь,Ни отчаяние, ни месть.Это всё, что может лежать в суме,Что блестит на храме звезды,Что бело в земле и черно в сурьмеИ течет сквозь поток воды.

Поступь коня

Внизу повисли купы звезд,В янтарь оделась бирюза,Дрожит над бездной чуткий мост.Будь осторожен, как слеза,Повисшая на реснице.

По камню сполз в кустах арчиЗакат Восточной Бухары,И за рекою басмачиКошмами кутают костры,Но кто ты, одинокий?

Ты должен спать, припав к земле,На тюфяке одной из рукИ слышать, как в холодной мглеСкрывается и цвет и звук.(И разве ты существуешь?)

Ты, может быть, один из тех,Кто скрылся от дневных лучей,Кто говорит без слов и вехНа языке барантачейПод свист железной сабли.

И может статься, кровь бежитНа твой мохнатый малахай,И может статься, ты — джигит,Навеки потерявший рай,Погибнув под штыками.

И может статься, ты — обман,Ты — только эхо среди гор,Бегущее в сырой туманПод черствыми ножами шпор,И это мой ступает конь.

Сестра убитого комиссара

Заплакала, поцеловалаПортрет, не видный в темноте,Лицо горящее прижалаК шершавой каменной плите.Прозрачным светом, пылью звезднойКавказ дымился за горой.Из виноградников морознойТянуло ночью и сырой.

Так ты, Баку, горишь над моремУ темных низких берегов,Суровым скованное горемВ огне домов, в тени холмов.

1923

День Поэзии 1969

Константин Симонов

Рядом с прозой

Борис Лапин был превосходным прозаиком. Широкая известность пришла к нему в конце 20-х годов с книгой «Повесть о стране Памир». Вслед за ней появился «Тихоокеанский дневник» и блестящая, умнейшая антифашистская повесть «Подвиг». Почти одновременно с этим, в начале — середине 30-х годов, Лапин в соавторстве со своим другом Захаром Хацревиным написал интереснейшую книгу «Сталинабадский архив» и вслед за ней — «Дальневосточные рассказы», созданные после большого путешествия по Монголии.

В 1939 году Лапин и Хацревин — снова в Монголии, на этот раз — военными корреспондентами. К этой работе они возвращаются с первого дня Великой Отечественной войны. Последнее, что ими было написано в жизни, — это серия военных корреспонденций в «Красную звезду» из сражавшегося Киева.

В сентябре 1941 года они оба погибли при выходе из киевского окружения. Подробности их гибели неизвестны. Известно только одно: тяжело заболевший Хацревин просил оставить его и уходить. Лапин не согласился на это и остался и погиб вместе с ним.

Когда Борис Лапин погиб, ему было всего тридцать шесть лет. Этот успевший очень много сделать человек был все-таки только в начале своего пути, и тот том превосходной прозы, который остался после него, сложись его судьба по-другому, мог бы оказаться лишь первым из многих томов.

Борис Лапин известен главным образом как прозаик. Но он был и поэтом. Он не только начинал в юности с поэзии, выпустив свою первую книгу стихов семнадцатилетним мальчиком, он продолжал писать стихи всю свою жизнь. Он не принадлежал к числу тех прозаиков, которые когда-то в юности баловались поэзией, а потом забыли о ней и думать. Нет, он, так же как и его друг и соавтор Захар Хацревин, связал себя с поэзией на всю жизнь, и почти в каждой его книге, так же как и в книгах Хацревина и в их общих книгах, неизменно присутствует поэзия. И не в форме так называемой поэтической прозы, а в самой прямой и непосредственной форме — в форме стихов.

И Лапин и Хацревин любили включать в свои книги стихи. Так, в прозаической книге Хацревина «Тегеран» появились его стихи о Персии. Так, в совместной книге Лапина и Хацревина «Сталинабадский архив» оказались их стихи и их вольные переводы из таджикской поэзии. Потом, уже после выхода «Сталинабадского архива», эти стихи составили еще и отдельную книгу под названием «Стихи на индийской границе». Так, в повести «Подвиг» — о японском самурае капитане Аратоки — среди ее прозаического текста оказались написанные Лапиным стихи мифического американского поэта Пата Виллоугби.

Так вышло, что многие стихи Лапина и Хацревина как бы затерялись для читателя поэзии среди их прозы. А немало стихов Бориса Лапина, главным образом юношеских, написанных в 20-е годы, так и остались ненапечатанными.

Но сам Лапин любил эти стихи и придавал им значение. Именно поэтому они и сохранились.

Мне довелось видеть большую старую кожаную записную книжку, в которой эти юношеские стихи были переписаны рукою Лапина незадолго до его смерти. А вышло это так. В августе 1941 года Лапина вызвали на несколько дней с фронта из-под Киева в Москву, в редакцию «Красной звезды». Ему предстояло возвращаться обратно под Киев. Он имел представление о сложности складывавшегося там положения и перед отъездом обратно на фронт, несмотря на свое мужество и оптимизм, видимо, считался и с возможностью гибели. Во всяком случае, он в течение двух или трех ночей перед отъездом в Киев, в Москве, под гул бомбежек, записывал по памяти свои юношеские стихи. Благодаря этому они и остались.