В эпизодах. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Яна Дубинянская

В ЭПИЗОДАХ

В эпизодах

Сначала женщина. Смотрит в камеру прямо, напряженно. Потом, рассказывая, немного расслабляется, склоняет голову набок. Затем встает – камера отъезжает – и продолжая говорить, ходит по комнате, протирает кое-где пыль, переставляет предметы. Ей так легче.

Изображение монохромное, в цвете – только ее глаза. Они у нее разные. Голубой и светло-карий.

Она его первая жена. Они прожили вместе десять лет и все время ссорились.

У них сын.

Теперь, наконец, он сам. Он художник. Он прославился совсем юным и с тех пор только становился все более знаменитым. Очень сильный и оригинальный живописец. Но чаще всего о нем говорят: масштаб личности. Даже те, кто пытается критиковать его картины. Впрочем, убедительно критиковать не выходит ни у кого. Он действительно лучший. Безусловный победитель. Во всем.

У него, разумеется, борода и свитера толстой вязки. Он невероятно легок на подъем – способен переехать в другую страну в погоне за лучшим освещением в это время года. С первой женой они расстались главным образом потому, что ребенок не мог так часто менять школу.

Они разошлись медленно. Почти без четкой болезненной точки.

Когда сын был еще маленький, она рассказывала ему сказки. Никогда их не записывала, кроме того единственного раза. Объявили семейный конкурс по телевизору, и она увидела искорки в глазах сына.

Ее сказка победила. По чистой случайности: можно себе представить, кто там их судит, эти конкурсы для домохозяек. На денежную премию они с мальчиком вдвоем пошли выбирать роликовые коньки, а потом перепробовали половину десертов в кафе.

Он тогда писал сезон бурь где-то на островах сороковых широт.

А ее книжка вышла только через полтора года. Они еще были женаты, но давно не жили вместе.

Женщина с разными глазами жалуется на сына. Они совсем перестали понимать друг друга. Она говорит, что он похож на своего отца.

Это неправда.

Его вторая жена. Она худенькая, стриженая, у нее челочка и очки. Она экстремалка. Она ходит в горы, бегает на лыжах и ныряет с аквалангом. У нее два брата, и все трое практически неразлучны.

Теперь уже четверо.

Они вчетвером на зимовке за Полярным кругом. Северное сияние. Он уже написал штук сорок этюдов, все стены маленькой избушки сплошь уставлены холстами. Он разворачивает их лицом, переставляет так и эдак, выбирает лучшее. Ему нравится все. Он любит свою живопись, знает ей цену и не стесняется громогласно ее называть.

Двое чернявых парней и девушка с челкой из-под огромной ушанки восхищенно слушают и смотрят.

Делают вид, что понимают.

На каникулы она всегда отправляла мальчика к отцу. На неделю, две, три. Она знала, как они оба ждут этих недель. И втайне наслаждалась своей властью над чужим временем и счастьем.

Она все еще любила его. Все еще надеялась что-то ему доказать. В тот раз – передала ему с сыном свою первую и единственную детскую книжку.

Нельзя сказать, что он совсем ее не открывал. Пролистал, ужаснулся иллюстрациям, захлопнул, засунул куда-то и тут же забыл, куда именно. К тому же он часто переезжал.

Она отслеживает его выставки в разных концах Земли, скачивает из интернета рецензии на разных языках, удивляясь, сколько существует вариантов написания его простой фамилии. У нее фамилия своя. Она никогда ее не меняла.

Ту, другую женщину она время от времени видит по телевизору. В вечернем платье на открытии какой-нибудь выставки, в ковбойской шляпе верхом на мустанге, на яхте под парусом. Вместе с ним, чуть отяжелевшим, с седыми висками и огромным этюдником на плече. Она ему идет, эта худенькая девушка в очках. Даже ее братья им идут.

Сын говорит, что они мировые ребята. О мачехе не говорит ничего. Его вообще все труднее разговорить.

Сказка называлась «Завод, где выпускали красоту». Она вышла маленьким благотворительным тиражом и никогда не переиздавалась. Кажется, ее никто и не заметил.

Кроме некоторых детей.

Он пишет на огромном, шесть на восемь метров, холсте. Это будет, как всегда, его лучшая картина. Многофигурная композиция, он их не писал со студенческих времен. Для нее не нужна экзотическая натура, зато необходима просторная мастерская с хорошим светом. Поэтому сейчас он живет в городе. В одном городе с первой женой и сыном.

В мастерскую вбегает юноша, младший брат его теперешней жены. Дрожит губа с черным пушком. Долго не может выговорить ни слова. Художник не видит – работает. И продолжает работать, наконец, слушая его.

То, что на холсте – настоящее, имеющее цену и смысл. А парень за спиной несет какой-то бред. Она же выбралась, когда на отвесной скале лопнул карабин страховочного троса. Она доплыла до берега в тот раз, окруженная тремя белыми акулами. Ничего с ней не может случиться.

Грузовик из-за поворота. Она не обращала внимания на светофоры и дорожные знаки. И не всегда надевала в городе очки.

Очки здесь, на подоконнике мастерской.

Он верит.

Женщина с разными глазами видела похороны по телевизору, в местных новостях. Ее сын там был, но ни разу не попал в кадр.

Ему надо уехать. Куда-нибудь подальше – и работать. Писать, поставив этюдник на край ледника или жерла вулкана. Сотня добротных этюдов способна восстановить форму во всех смыслах.

На ту, многофигурную, картину он не может смотреть. Но знает, что это временно.

Чувствует некоторое облегчение и не может понять, почему. Наконец, соображает: рядом нет ее братьев. Они, оказывается, успели порядком его достать. Пытается набросать по памяти лицо покойной жены. Челка, очки, характерный разрез глаз… Ничего общего. Он ее совсем не помнит.

Собирает вещи. Натыкается на детскую книжку с ужасающими картинками и нелепым названием.

Мальчик гордился этой книжкой остро, с наслаждением, до дрожи в груди. У них с матерью были разные фамилии, и он никому не признавался в своей заветной тайне. Просто собирал вокруг себя одноклассников или детей из соседних домов – и читал вслух.

Было бы интересно кратко, в блиц-историях, проследить их судьбы.

Он мечется по свету. Многодневные походы на лыжах в заполярных снегах и погружения на десятки метров без акваланга. Малярийные болота и раскаленные пески. Охота на крупного зверя и пьяная поножовщина в барах. В конце концов – война, чужая и малопонятная, за чью-то кровавую независимость.

Он ничего не пишет.

Его передергивает, когда он вспоминает о той, последней картине. О том, что искренне считал ее чего-то стоящей. И тем более – обо всех остальных.

Больше всего он боится случайно встретить где-нибудь женщину с разными глазами.

Или даже сына.

Мальчик больше ни разу не ездил к отцу на каникулы. Возможно, жалел об этом.

Последнее неоконченное полотно отца, по оценкам экспертов, могло принести его сыну немыслимое состояние. Братья второй жены художника, неизвестно на что надеясь, предъявили смешные претензии на долю с продажи картины.

И получили ее в подарок.

Женщина плачет. Она до сих пор любит его. Все остальное гораздо менее важно.

Он гибнет по-глупому, на спор поднимая в одиночку над головой кованый сундук в каком-то кабаке. Инфаркт. Но он еще жив, когда дубовая громадина обрушивается сверху.

Ему не страшно.

«Завод, где выпускали красоту». Эта сказка, наверное, могла называться как-нибудь по-другому. А может, и не могла. Нам с вами не понять.

Она и сама не понимала, что создала, женщина с глазами разного цвета. Она до сих пор удивляется и страдает, не в силах найти общий язык с родным сыном. И продолжает оплакивать того, кто давным-давно перестал быть ее мужем.

А он, единственный, понял. Он всегда знал цену таланту, в том числе собственному. И гению – даже чужому. Он был достаточно честен, чтобы отличить одно от другого.

Эти люди, несомненно, будут выделяться на общем фоне. Разительно – и все же не настолько, чтобы кому-нибудь пришло в голову вычленить их в отдельную социальную группу, страту, пласт, поколение.

И все же они станут тем ядром, которое двинет человечество дальше. Куда? – ни вы, ни я этого не знаем. У них иное мировоззрение. Думаю, они сами не отдают себе отчет в том, что именно – увиденное, услышанное, прочитанное – дало возможность его сформировать. Вернее, послужило толчком. Точкой отсчета и опоры.

Так было во все времена. Только то, что становилось подобным толчком для нового мировоззрения человека и человечества – гениально.

Все остальное – просто искусство.

Молодой человек сидит на парапете над автострадой. Поочередно провожает взглядом машины, проносящиеся внизу.