Море лиц - Роберт Силверберг

Роберт Силверберг

Море лиц

Не эти ли фрагменты, плавающие в море бессознательного, называются фрейдистскими кораблями?

Это очень похоже на медленную смерть, мне кажется. Осознание того, что спуск бесконечен и помощи ждать неоткуда. Со всех сторон небо. Внизу нет ни суши, ни моря, только цвет без формы, такой далекий, что я даже не в состоянии определить, какой именно это цвет. Пронзая космос, я падаю головой вперед, неистово вращаясь, центробежная сила прижимает серое вещество мозга к ушам. Я падаю, словно Люцифер. «Он будто бы летел с утра до полдня и с полдня до заката, как звезда падучая»[1]. Это Мильтон. Даже сейчас мое давнишнее гуманитарное образование подбирает достойное сравнение. «И вот он пал, он пал, как Люцифер, навеки, без надежд»[2]. Шекспир. Все это часть одного и того же. Вся английская литература написана одним-единственным человеком, чей убедительный голос звучит внутри моей головы, пока я падаю. Дай бог мне мягко приземлиться.

— Она немного похожа на тебя, — рассказывал я Ирэн. — По крайней мере, так кажется на один краткий миг, когда она поворачивается к окну в моем офисе и солнце высвечивает ее лицо. Конечно, это исключительно поверхностное сходство, вызванное костной структурой, расположением глаз, стрижкой. Однако у тебя на эти чисто внешние проявления накладывается твое выражение, твоя внутренняя сущность, и в целом сходство отсутствует. Ты, Ирэн, излучаешь безграничное здоровье и жизненную силу, а она с удивительной легкостью соскальзывает в классические шизоидные фантазии. Глаза то сонные, то мечутся из стороны в сторону, лоб бледный, в каплях пота. Очень беспокойная девица.

— Как ее зовут?

— Лаури. Эйприл Лаури.

— Прекрасное имя. Молодая?

— Около двадцати трех.

— Как печально, Ричард! Шизоидные фантазии, ты сказал?

— Она без всякой внешней причины проваливается в никуда. Бог знает, что является спусковым крючком. Когда это происходит, она может за шесть или восемь месяцев не произнести ни слова. Последний такой приступ был год назад. Сейчас она чувствует себя гораздо лучше и даже по доброй воле немного рассказывает о себе. Говорит, что как будто у нее в мозгу существует некая зона слабости, отверстие, люк, воронка… ну, что-то в этом роде, и время от времени ее душу неудержимо затягивает туда, и она исчезает бог знает где, и здесь ничего не остается, кроме оболочки. В конце концов она возвращается через тот же самый проход. При этом она убеждена, что когда-нибудь не сможет вернуться.

— Можно как-то помочь ей? — спросила Ирэн. — Что ты будешь попробовать? Лекарства? Гипноз? Шок? Сенсорную депривацию?[3]

— Все это уже было испробовано.

— Тогда что, Ричард? Что ты предпримешь?

Допустим, способ существует. Притворимся, что существует. Это приемлемая гипотеза? Ладно, просто притворимся. Давайте просто притворимся и посмотрим, что получится.

Безбрежный океан внизу занимает все поле моего зрения. Поверхность у него выпуклая, в центре выступающая вверх, а по периферии головокружительно изгибающаяся прочь от меня; изгиб такой крутой, что невольно возникает вопрос, почему вода не сбегает к краям и не сливается за горизонт. Неглубоко под мерцающей выпуклой поверхностью виден гигантский узор из штриховки и неясных структур, похожий на огромную фреску, плавающую под водой.

В какой-то момент узор внезапно становится отчетливо различимым: я вижу лицо Ирэн. Спокойная бледная маска, взгляд голубых глаз преданно прикован ко мне. Она заполняет собой океан. Ее изображение покрывает площадь больше любого континента. Твердая линия подбородка, полные губы, изящный, сужающийся к кончику нос. Она излучает безмятежную ауру спокойствия, поддерживающую меня, словно невидимая сеть: теперь я падаю легко, спокойно, широко раскинув руки, лицом вниз, все тело расслаблено. Как она прекрасна! Я продолжаю падать, и узор разрушается; внезапно море оказывается полно металлических осколков и обломков, ярко вспыхивающих золотом сквозь толщу голубовато-зеленой воды; потом, когда я, возможно, пролетаю еще тысячу метров, узор неожиданно видоизменяется.

Снова гигантское лицо. Я думаю, что это Ирэн, и радуюсь ее возвращению, но нет, это лицо моей молчаливой и печальной Эйприл. Призрачное лицо, полное теней: темные испуганные глаза, трепещущие ноздри, ввалившиеся щеки. Над тонкой нижней губой виден краешек переднего зуба. О моя бедная, милая молчальница! Искры отраженного солнечного света мерцают в ее рассыпавшихся по воде волосах. Появление Эйприл вытесняет безмятежность, которая сменяется беспокойством. Я снова в космической центрифуге, дыхание перехватывает, озноб ужаса пробегает по телу. В отчаянии я пытаюсь восстановить устойчивость и равновесие. И в конце концов обретаю их и бросаю взгляд вниз. Узор снова распался; там, где была Эйприл, я вижу лишь концентрические круги янтарного света, искаженные преломлением в покрывающей море зыби. На его поверхности теперь отчетливо видны крошечные белые точки — острова, надо полагать.

Что за странное сходство временами возникает между Эйприл и Ирэн!

Как удивительно для меня — путать их. И как опасно.

— Это самый рискованный вид терапии из всех возможных, доктор Бьернстренд.

— Рискованный для меня или для нее?

— Я бы сказал, для вас и для вашей пациентки.

— Ну, это не новость.

— Вы хотели узнать мою беспристрастную оценку, доктор Бьернстренд? Если вас не интересует мое мнение…

— Я высоко ценю ваше мнение, Эрик.

— И тем не менее собираетесь прибегнуть к этой терапии, как и планировали?

— Конечно.

Наступает момент приводнения.

Я вхожу в сверкающую поверхность моря с хирургической точностью, под великолепным углом. Ухожу на глубину пятидесяти метров, восьмидесяти, ста… Точно нож, прорезаю сначала «кожу» океана, потом его прочную «мускулатуру». Отлично сделано, доктор Бьернстренд. Высший класс.

Наверно, теперь глубины достаточно.

Я переворачиваюсь и бью ногами, ориентируясь по свету над головой. И осознаю, что, возможно, немного переоценил свои силы. Легкие горят огнем, а небо, недавно бывшее моим домом, кажется ужасно далеким. Однако, яростно молотя по воде руками и ногами, я заставляю себя двигаться вверх и в конце концов, словно пробка, выскакиваю из воды.

Восстанавливая дыхание, я некоторое время просто пассивно дрейфую, распластавшись на воде. Потом оглядываюсь. С высоты позднего утра на меня глядит яростный глаз солнца. Теплое и спокойное море чарующе покачивает. Всего в нескольких сотнях метров от меня в стороне виден остров: манящий берег со светлым золотистым песком, ряд пальм вдали. Я плыву к нему. По мере приближения бездонная, темная глубина уступает место песчаной отмели, а цвет моря меняется с темно-голубого на светло-зеленый. Плыть, однако, дольше, чем я предполагал. Видимо, моя оценка расстояния была слишком оптимистична; вопреки моим усилиям остров, кажется, не становится ближе. Временами возникает ощущение, что на самом деле он удаляется от меня. Руки наливаются тяжестью, ноги движутся все медленнее. Я тяжело дышу, хриплю, отплевываюсь; в голове возникает пульсация. Внезапно я вижу прямо под собой прочерченный полосками света песок. Ноги касаются дна. Я устало добираюсь до берега и падаю.