Лимерики и баллады - Эдвард Лир

Эдвард Лир

Лимерики и баллады

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Под парусом бессмыслицы

Горит бессмыслицы звезда

Она твоя всегда

Главное свойство шута можно, наверное, обозначить так – ветер в голове. Ветер, который начисто выдувает здравомыслие, срывает вещи с мест и перепутывает их как попало, перемешивает мудрость с глупостью, переворачивает все вверх ногами и переиначивает скучную рутину обыденности. Без такого вечного сквозняка невозможно искусство дураковаляния и веселого шарлатанства. Такой ветер гулял и в голове Эдварда Лира (1812–1888) – великого Короля Нонсенса, несравненного Гения Нелепости и Верховного Вздорослагателя Англии (таковы лишь некоторые из заслуженных им громких титулов). Безусловно, он происходил по прямой линии от Джона Скельтона и Уильяма Соммерса, шута Генриха VIII, от знаменитых дураков Шекспира – зубоскалов и пересмешников, неистощимых на выдумки и каламбуры, но способных и неожиданно тронуть сердце пронзительно грустной песенкой под аккомпанемент лютни. Лир тоже сочинял и пел песни – и трогательные, и забавные. По сути, он и был шутом, – если забыть о лирической стороне его таланта, о нешуточном трудолюбии и упорстве, о трагической подоплеке его судьбы.

На одном из своих рисунков он изобразил себя в виде «перекати-поля», свернутого колесом и катящегося куда-то напропалую. Так примерно его и носило всю жизнь по свету – от Англии до Египта, от Греции до Индии. Как при этом он умудрялся всюду таскать с собой свои карандаши и краски, холсты и альбомы, да не растерять их по дороге, – загадка. На других рисунках (их множество) он изображает себя почти в шарообразном виде – сходном то ли с пузырьком любимого им шампанского, то ли с воздушным шаром. Летучесть, легкость его дара. Наверное, и о его смерти можно сказать, как о воздушном шаре: улетел. Или проще: сдуло.

Эдвард Лир и его пляшущие человечки

Случайно ли, что именно Англия стала родиной поэзия нонсенса, то есть бессмыслицы, чепухи? Что классики этого жанра Эдвард Лир и Льюис Кэрролл – англичане? Когда я в детстве читал рассказы о Шерлоке Холмсе, суть английского характера представлялась мне так: здравый смысл, вежливость и отменная точность (тоже ведь «вежливость королей»!). Вспомните: что бы ни случилось, поезда в этих рассказах ходят минута в минуту по расписанию, письма и телеграммы никогда не опаздывают.

Но постепенно я стал примечать и вторую составляющую английского характера: чудаковатость, эксцентричность, удивительным образом уживающуюся со здравым смыслом: тот же самый Холмс чудит, переодевается оборванцем, курит опиум, играет на скрипке. А сам Артур Конан Дойль, создатель Холмса, чем он занимался в свои зрелые годы? Вызывал духов, общался с потусторонним миром. Вот вам и логика. И главное, никак нельзя разделить эти составляющие англичанина – рациональность и эксцентричность. Как в химии: каждая молекула воды состоит из кислорода и водорода. В каждой, сколь угодно малой части англичанина есть и логика, и эксцентрика.

Вспомним, как строится типичный рассказ о Шерлоке Холмсе. Начинается все с какой-то чепухи, с нелепицы. Ну, украли у сэра Баскервился в гостинице один ботинок. Вздор! Кому может быть нужен один ботинок? Злоумышленник похищает бюсты Наполеона, чтобы тут же расколошматить их в мелкие кусочки. Зачем? Вопиющая бессмыслица! Союз Рыжих нанимает людей, у которых волосы определенного цвета, переписывать Британскую энциклопедию. Нонсенс? Конечно. Кто-то рисует пляшущих человечков на подоконнике. Дурость, проказа, нелепица. Но вот является Холмс – и расшифровывает смысл, скрытый в этих пляшущих человечках. Смысл вырисовывается серьезный, даже страшный.

Итак, если идти вглубь нелепого, можно дойти до смысла. И наоборот (в этом открытие англичан, которые просто подумали на один ход дальше): если идти честно вглубь смысла, обязательно дойдешь до бессмыслицы, хаоса. Эти вещи зеркальны.

«Вот они, передо мною – эти забавные рисунки, которые могли бы вызвать улыбку, если бы они не оказались предвестниками столь страшной трагедии, – объясняет Холмс под занавес рассказа “Пляшущие человечки”. – Цель изобретателя этой системы заключалась, очевидно, в том, чтобы скрыть, что эти значки являются письменами, и выдать их за детские рисунки».

То же самое у классиков нонсенса. Пляшущие человечки Эдварда Лира, персонажи его веселых рисунков – оказывается, за ними стоит не одна лишь игра и неистощимая веселость, но и одиночество, усталость и скрываемый от всех тяжкий недуг – эпилепсия. И в то же самое время это – преодоление одиночества и судьбы. Помните, в сказке о Золушке, когда злая мачеха со своими дочками уже, кажется, берут верх, на вопрос огорченного короля, что же делать, королевский танцмейстер отвечает: «Танцевать, ваше величество!»

Танец – сакрален, он неотделим от магии и волшебства. Согласно теории, идущей от Ницше и весьма популярной у символистов, человек приобщается к глубочайшим истокам бытия лишь через экстаз, через дионисийское буйство, главным элементом которого является – танец.

Я бы хотел обратить внимание еще на один повторяющийся мотив Лира – плавание. В его песнях и балладах это постоянный рефрен. Ищет невесты в океане Поббл Без Пальцев Ног; в море на лодке уходят влюбленные Сова и Кот; в Страну Джамблей уплывают смелые человечки на решете; Донг с Фонарем На Носу, наоборот, тоскует по уплывшей от него синерукой джамблийской девушке; а мистер Йонги-Бонги-Бой, получив отказ у леди Джотт, уплывает в морскую даль на Черепахе.

И под шум волны невнятный,По дороге голубойОн поплыл на Черепахе,Храбрый Йонги-Бонги-Бой;По дороге невозвратнойВ край далекий, в край закатный…

Плавание – древнейшая мифологема человечества, символ загробного странствия в обитель Смерти. У всех древних народов – египтян, кельтов, скандинавов – обитель эта лежала за морем и плыть туда надо было на корабле. Вот куда направляются смешные человечки Лира, вот где суждено сбыться их самым заветным, самым безумным мечтам!

Лимерики Лира – особая история. Они родились из игры с детьми, когда Эдвард Лир жил в поместье графа Дерби и развлекал своих маленьких друзей, рисуя для них нелепые рисунки и сочиняя к каждому рисунку такой же нелепый стишок. Он никогда и не называл их лимериками, только «нонсенсами» – нелепицами; название «лимерик» (ударение на первом слоге!) прилепилось к ним позже и утвердилось уже после смерти автора. Впоследствии Лир утверждал, что не надо искать никаких глубоких смыслов в его дурацких стишках – в них нет ничего, кроме чистейшей бессмыслицы.

И все-таки какой-то смысл мелькает, угадывается в этих непритязательных миниатюрах. В отличие от песен и баллад Лира, в которых царит дух безудержной свободы и фантазии, которые по сути лиричны, – лимерики драматичны, в них всегда заключено некое противоборство. Как замечает Олдос Хаксли в своей знаменитой статье «Эдвард Лир», в лимериках важную роль играют какие-то сердитые «Они», которые гневаются, возмущаются, недоумевают и стараются всячески окоротить главного героя («старичка»), совершающего нелепые поступки. Это серьезные и здравомыслящие люди, воплощение позитивной логики и коллективной морали. Они бьют Старичка, издеваются над ними, ругают и изгоняют его из своего общества.

Жил в одном городке под ВеронойСтаричок, танцевавший с вороной.Но прохожие в крик:«Ты безумный старик!Убирайся отсюда с вороной».

Впрочем, порой Старичку и в отсутствии чужого недоброго глаза приходится пожинать плоды своих пылких порывов.

Старичок, проживавший в Реусе,В море синее вышел на гусе.Но средь бездны морскойОглянулся с тоской:«Эх, побить бы чайку у бабуси!»

Вот чем могут окончиться эти танцы. Вот куда может завести свободное плавание свободного человека. Но значит ли это, что не стоило танцевать? И не нужно было выходить в море?

Лир прекрасно умел посмеяться над собой. Но пафос его творчества в ином. Его абсурдные стихи утверждают главное: самостояние человека, его стойкость перед лицом судьбы и обстоятельств. Может быть, лучше всего эта идея выражено в его последней большой балладе «Дядя Арли» – об упрямом чудаке, который всю жизнь скитался по свету со своим сачком из марли и поющим Сверчком на кончике носа, восхваляя солнце, громогласно декламируя стихи и «даже как-то забывая, что ему ботинки жмут».