«Лиззи Борден, взяв топорик...» - Роберт Блох

Роберт Блох

«Лиззи Борден, взяв топорик…»

Лиззи Борден, взяв топорик,Маму тюкнула раз сорок.А, увидев результат,Папу — разиков пятьдесят.

Говорят, что кошмары приходят в полночь, их нашептывают сны. Но мой кошмар начался в разгар дня, и о его приходе возвестил прозаический телефонный звонок.

Все утро я просидел в своем офисе, уставившись на пыльную дорогу, ведущую к холмам. Она сворачивалась и разворачивалась перед моими глазами, болевшими от яркого солнца, искажавшего мое зрение. Но подводили меня не только глаза — в этой жаре и застывшем воздухе что-то влияло и на мою голову. Я был беспокоен, раздражен, меня давило смутное дурное предчувствие.

Неожиданный телефонный звонок сконцентрировал мое тревожное состояние в одном резком звуке.

Потные ладони оставляли влажные следы на трубке, которая со свинцовой тяжестью легла у моего уха. Но голос, раздавшийся в ней, был холоден; холоден, как лед, его сковывал страх. Слова замерзали на лету.

— Джим, приезжай, помоги мне!

И все. В трубке щелкнуло, прежде чем я смог что-либо ответить. Я поднялся и бросился к двери.

Конечно, это звонила Анита.

Это ее голос заставил меня бежать к машине, ехать с немыслимой скоростью по пустынной, дрожащей в жарком мареве дороге к старому дому в глубине холмов.

Там что-то случилось. Должно было случиться рано или поздно. Я предчувствовал это и теперь ругал себя за то, что не настоял на единственном разумном выходе. Мы с Анитой должны были бы сбежать давным-давно.

Мне следовало набраться храбрости и физически вырвать ее из этой разыгравшейся в духе Фолкнера мелодрамы, я мог бы это сделать, если бы только всем сердцем поверил в успех задуманного.

Но тогда еще это казалось невероятным. Хуже того, нереальным.

Не существует в действительности одиноких домов на склонах холмов, которые преследует рок. Тем не менее Анита жила именно в таком.

Не бывает костлявых стариков с фанатичным взглядом, корпевших над сочинениями чернокнижников; ни знахарей, от которых в суеверном страхе шарахаются соседи. Тем не менее дядя Аниты, Гидеон Годфри, был как раз таким человеком.

В наше время нельзя превращать молодых девушек в настоящих узниц; нельзя запрещать им выходить из дома, влюбляться и выходить замуж по своему собственному выбору. Однако, дядя Аниты держал ее под замком и не давал разрешения на нашу свадьбу.

Да, это была чистой воды мелодрама. Когда я думал об этом, мне все происходящее казалось смехотворным; но потом, рядом с Анитой, мне было не до смеха.

Я почти верил ее рассказам о дяде, но не в то, что он обладает некими сверхъестественными способностями, а в то, что он коварно, настойчиво пытается довести ее до сумасшествия. Да, это зловещая, но вполне реальная личность.

Гидеон Годфри официально был опекуном Аниты и управлял ее имуществом. Она жила в доме, превращенном в тюрьму, в полной зависимости от дяди. Он мог часами изводить ее жуткими рассказами и убеждать в их достоверности.

Анита мне поведала о комнатах наверху, где старик запирался и сидел над заплесневелыми книгами. Она говорила о его вражде с фермерами, как он открыто хвастался, что наслал на их скот «порчу», а на их поля вредителей.

Анита рассказывала мне о своих снах. Что-то черное входило в ее комнату по ночам. Что-то черное, неясное — стелющийся туман, в котором, однако, ощущалось чье-то определенное и осязаемое присутствие. У этого существа были свои черты, но они жили как бы самостоятельно и не соединялись вместе. Оно издавало какие-то звуки, которые нельзя было назвать голосом. Существо шептало.

И, шепча, оно ласкало Аниту. Она отмахивалась от чернильных волокон, касающихся ее лица и тела; она призывала на помощь все свои силы, чтобы закричать, после чего видение исчезало, и девушка тут же проваливалась в сон.

У Аниты было даже имя для этого черного видения.

Она называла его «инкубус».

В старинных трактатах о колдовстве есть упоминание об «инкубусе» — злом духе, который приходит к женщинам по ночам. Это мрачный посланник Сатаны-соблазнителя, символ похоти, появляющийся в кошмарных снах.

Для меня «инкубус» был легендой. Для Аниты — реальной действительностью.

Анита похудела и побледнела. Я понимал, что в этой метаморфозе нет ничего колдовского — заточение в мрачном старом доме уже само по себе без всякой алхимии должно было повлиять на нее таким образом. Это и садистские намеки Гидеона Годфри постоянно создавали атмосферу страха, вызывающую ночные кошмары.

Но я проявил слабость и не настоял на своем. В конце концов никаких доказательств манипуляций Годфри не находилось, и всякая попытка передать дело на рассмотрение властей окончилась бы исследованием психического состояния Аниты. Старик, скорее всего, остался бы в стороне.

Я чувствовал, что со временем смог бы убедить Аниту бежать со мной по своей воле.

Но сейчас на разговоры времени не оставалось.

Что-то случилось.

Взметнув облако пыли, свернул к видневшемуся на склоне холма дому с покосившейся крышей. Сквозь марево жаркого летнего вечера я всматривался в полуразрушенный фронтон над длинным крыльцом.

Я пронесся мимо сарая и хозяйственных построек и резко затормозил.

Никто не появился в открытых окнах, никто не встретил меня, когда я, взбежав по ступенькам крыльца, остановился перед открытой дверью. В холле было темно. Я вошел, забыв постучать, и направился в гостиную.

Там была Анита, она стояла у дальней стены и ждала. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, лицо было побледневшим. Увидев меня, Анита вскрикнула:

— Джим, ты приехал!

Она протянула мне навстречу руки, и я пошел к ней, чтобы обнять.

Но, сделав несколько шагов, обо что-то споткнулся.

Я посмотрел на пол.

У моих ног лежал Гидеон Годфри — его голова была разбита и превращена в кровавое месиво.

Анита рыдала в моих объятиях, я гладил ее по плечу и старался не смотреть на пол.

— Помоги мне, — не переставая, шептала она. — Помоги мне!

— Конечно, я помогу тебе, — бормотал я. — Но… что здесь произошло?

— Я… не знаю, — едва выговорила Анита.

— Как не знаешь?

Что-то в моем тоне привело Аниту в чувство. Она выпрямилась, отшатнулась и начала вытирать платочком глаза, говоря мне торопливым шепотом.

— Сегодня утром было очень жарко. Я была в амбаре, почувствовала усталость и задремала на сеновале. Потом вдруг проснулась и снова пошла в дом. И обнаружила… его… на полу.