Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый - Василий Лягоскин

Дома мы не нужны

Книга вторая. Союз нерушимый

Василий Иванович Лягоскин

© Василий Иванович Лягоскин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Профессор Романов. Первый государственный визит

В пятницу – пятого января по новому стилю – Алексей Александрович не проспал. Чуть слышно звякнул колокол и он открыл глаза, потягиваясь на жестком ложе. Впрочем совсем тонкая подстилка на досках – курпача, длинная настолько, что ее получилось сложить по длине вдвое, да еще подвернуть оставшийся край вместо подушки – так вот, этой ночью ни жалкое подобие матраса, ни храп соседей, ничто иное не помешало профессору выспаться, пожалуй впервые за последние дни.

А соседей, кстати в гараже уже не было. Более того – за неплотно прикрытыми воротами слышен был голос Валеры Ильина: комендант уже кого-то распекал.

Романов ловко спрыгнул со своего второго яруса на пушистый мех. Еще недавно эта шкура неизвестного ему животного, как и несколько точно таких же, устилали земляной пол в центральной хижине сомалийского анклава, а теперь приятно грели его голые ступни. Алексей Александрович улыбнулся, вспомнив, как полковник Кудрявцев упирался, не разрешая Ильину облагородить этими шкурами их скромное жилище, и как элегантно убедил его комендант, показав ему пальцем на обрезные доски метровой длины, устилавшие собой пол в гараже ровно посредине:

– Заодно и ящики с патронами прикроем, Александр Николаевич; подальше от лишних глаз.

Там, под этими досками – в смотровой яме – действительно хранились основные запасы и патронов, и гранат, и много чего еще, и командир нехотя согласился:

– Ладно, неси. Можно подумать, это секрет для остальных.

– Секрет, – подтвердил Валерий, – только мы вшестером, да Холодов с Левиным знают – они туда ящики и опускали.

– Еще Оксану с Бэйлой приплюсуй – вот почти половина лагеря и набирается, – пробурчал недовольно командир.

И вот теперь профессор Романов стоял босыми ногами на одной из шкур, а прямо под ним – в полуметре, не больше – затаились тысячи смертей, привнесенных из далекого будущего, и он этого совершенно не боялся. Более того, ему было хорошо и спокойно, что эти ящики защитного цвета лежат именно здесь, а не где-то в другом месте – в том же сирийском анклаве, или, к примеру, у итальянцев.

– Итальянцы! – как и вчера профессора обожгла мысль, что его оставили в лагере, ведь никого рядом – ни командира, ни остальных парней – в гараже не было, а в приотворенные ворота пробивались веселые солнечные лучи.

Он быстро, даже не отметив, как сегодня ловко получилось, оделся и обулся, туго затянув шнурки на берцах, и выскочил на улицу. Здесь его встретило солнце – пока еще ласковое, не такое обжигающее, как в полдень и чистый, помытый вчерашним ливнем лагерь, по которому уже сновали люди. Впрочем, большего всего их было в столовой, которая опять переместилась под открытое небо. Профессор поднял голову – сегодня наверху не было ни облачка; все что можно было, небеса извергли на землю вчера.

Совсем рядом – метрах в пяти-шести от ворот гаража – доцент Игнатов наскакивал на коменданта. Он и прежде отличался живым характером – теперь же, в новом для них мире – энергия била из него ключом. Вот и теперь, оглянувшись и заметив профессора, Роман Петрович мгновенно схватил его за рукав, попытавшись привлечь его на свою сторону в споре с Ильиным. Совсем скоро Алексей Александрович был препровожден вместе с Валерием и топтавшимися за ним Левиным и Дубовым в самый конец лагеря – туда, где на неогороженной пока территории свободно располагались фургон-лаборатория, оставшийся вчера без колес, и две модульных электростанции с запасом топлива, которое, по приказу командира, Ильин должен был как-то рассредоточить. «Во избежание…», – как выразился полковник.

Но Игнатов стремился не к ним – его целью была тележка, груженая раньше мешками с кукурузой, естественно припрятанными уже куда-то хозяйственным комендантом. Всем была хороша телега – металлическая, на резиновом ходу; ее борта сверкали синей краской не хуже импортного автомобиля… Единственное, что оказывается не устраивало в ней Романа Петровича – отсутствие одного пустячка: того, что в русской телеге называлось оглоблями.

– Ну пожалуйста, – доцент отпустил рукав Романова и вцепился теперь уже в коменданта – как видно, не в первый раз за утро, потому что Ильин обреченно вздохнул, – тут же делов на полчаса, приварить такую же фиговину к телеге под моих верблюдов, и я на ней куда хочешь – да хоть к тем же итальянцам сегодня…

Он пнул ногой «водило» фургона и опять призвал – теперь уже взглядом – Алексея Александровича к поддержке. А последний вдруг весело рассмеялся – представил себе такой государственный визит – президент России едет к премьер-министру Италии («Как там его, нынешнего?» – профессор помнил только Берлускони) на верблюдах. Он тут же поделился своим хорошим настроением с товарищами; на громкий смех конечно появился Анатолий Никитин. Его хохот был еще оглушительней; оказалось, он тоже хотел предложить нечто подобное – отправиться делегацией к итальянцам… в мусорном контейнере, который уже был готов к путешествию в паре с «Беларусью».

– А что? – хитро подмигнул всем тракторист, – там внутри сухо, чисто, ветер не дует; домчу до итальяшек – глазом моргнуть не успеете. Экономия опять же – не надо автомобили гнать.

– Ага, – поддел его Виталик, – командира тоже в мусорный ящик посадишь?

– Ну.., – несколько смутился Никитин, – товарищ полковник может и со мной, в кабине – мы в ней зимой с бригадой спокойно умещались. А бригада лесорубов, чтобы вы знали – это четыре человека. Не самых маленьких человека (он критично оглядел тщедушного доцента), да еще в костюме вальщика леса…

– А где, кстати, Александр Николаевич? – профессор вспомнил первую мысль, пришедшую в голову утром.

– Опять в поиск ушел, еще затемно, – махнул рукой Ильин.

– И опять без «охраны»? – Романов огляделся, ожидая увидеть злющих израильтянок.

– Да где там, – рассмеялся Валерий, – они наверное по очереди не спали – караулили его; так вчетвером и ушли. С Левиным, конечно.

– Сильно Александр Николаевич удивился? – тоже рассмеялся профессор.

– Нет, – улыбка на губах коменданта внезапно пропала, – сказал только, чтобы девчата потом не пожалели, что напросились в этот самый поиск.

Романову тоже расхотелось смеяться. Он помнил, чем обычно заканчивались такие предчувствия полковника Кудрявцева. Алексей Александрович поспешил нарушить наступившую тишину – видно было, что всем, даже весельчаку Анатолию пришли в голову подобные мысли:

– Ну так в чем же дело, Валерий Николаевич? Роман Петрович ведь не для себя просит – на этой телеге не меньше тонны груза увезти можно, никакой внедорожник столько не утащит. И экономия налицо. Все логично.

– Логично, – кивнул Ильин, – да я и не отказываю. Просто подождать немного надо – Левин вернется, я его до самого вечера работами сварочными загружу. А для твоих верблюдов…

– Верблюдиц, – поправил хмурый доцент.

– Ну верблюдиц, – покладисто согласился комендант, – тоже есть работа, и тоже срочная.

Дослушать, чем именно решил загрузить сегодня гужевой транспорт Ильин, профессору не дали. Не дала никарагуанка, выскочившая из фургона на громкий смех парней. А может, это Игнатов так сильно пинал по водилу, пытаясь достучаться до совести Ильина.

Таня-Тамара тут же, как и обещала вчера, потащила Алексея Александровича сначала на утренний моцион (хорошо хоть сама не заскочила в туалет следом за Романовым), а потом в столовую. При этом она называла профессора Алешей (кто научил?!) и практически не умолкала. Очень скоро он узнал, что Орейра сегодня превосходно выспалась; что в фургоне с ней, кроме больной Сары ночевала ее израильская подруга Мария и русская медсестра Люда («Ага, – с облегчением внезапно отступившей ревности подумал профессор, – доктора куда-то отселили»). Таня-Тамара подкладывала ему новые бутерброды с холодным мясом, которые им в большой тарелке принесла почему-то сама Егорова, улыбнувшаяся никарагуанке очень хитро, с взаимным перемигиванием. Бутерброды со сладким горячим чаем шли на ура; профессор наслаждался и превосходно приготовленным мясом (не то что вчера – вкуса тех пельменей он просто не запомнил), и беседой, которая очень скоро переросла в урок русского языка – для никарагуанки, естественно.

И все таки где-то глубоко в душе Алексею Александровичу не давала полностью наслаждаться этим чудесным утром какая-то заноза – наверное та, которая поселилась в нем после слов коменданта. Эта заноза ворочалась внутри Романова и грозила вырваться наружу; и вырвалась – когда недалеко за пределами лагеря зашумели.