Новогодняя трагедия - Любен Дилов

Любен Дилов

Новогодняя трагедия

Я бы никогда не стал рассказывать об этом конфузном случае, участником и главным действующим лицом которого был мой лучший друг, человек честолюбивый и тяжело перенесший случившееся, если бы меня не раздражала вся эта шумиха, которую легкомысленно поднимают средства массовой информации всякий раз, когда очередной робот защитит докторскую диссертацию по философии на тему: «Машина — друг и защитник человека».

Сам я по профессии минералог, три года работаю на Титане — крупнейшем спутнике Сатурна, поэтому меня ни в коем случае нельзя назвать противником машин: в условиях ядовитой атмосферы Титана без них и шагу нельзя сделать, не то что ковыряться в его вечных снегах в поисках редких минералов. Однако по той ли причине, что моя профессия непосредственно связана с природой, или по какой другой, только ко всем новым детищам технической мысли я привык относиться с недоверием и осторожностью. Мой коллега и друг Иван (фамилию его я не называю по понятным причинам) в этом вопросе полностью солидарен со мной, что и делает приключившуюся с ним историю еще более трагичной: почему-то она произошла именно с ним, а не с кем-нибудь из пустоголовых почитателей новоявленных докторов философии.

Это случилось месяц назад, под самый Новый год. Мы договорились отпраздновать его вместе, однако ни он, ни его жена не звонили, и я решил, что Иван не успел вернуться из командировки на Землю. Он предупредил жену, что задержится из-за проб, которые необходимо было провести обязательно в земных условиях, но что любой ценой постарается поспеть к празднику.

Накануне Нового года, под вечер я позвонил к нему домой. На экране мелькнуло лицо его жены, но сразу же исчезло. Я подумал, что она намазалась каким-нибудь косметическим кремом и потому не хочет показываться

— Он еще не вернулся, — сообщила она плачущим голосом. — Не прилетел.

— Иван, — сказал я ей, — не стоит так расстраиваться. Он просто не достал билет на космолет. Ты же знаешь, что творится на космодромах перед Новым годом.

— Я не Иван, а Ивонн, обиделась она.

— Прости, — поспешил извиниться я.

— До каких пор мне придется тебя прощать? — не на шутку разозлившись, воскликнула Ивонн. продолжая оставаться за экраном.

Что мне с ними делать! Она Ивонн, он Иван. Тот, по крайней мере, не сердится, когда я путаюсь в их именах. Стараясь вновь не ошибиться, я осторожно предложил:

— Ивонн, приходи праздновать к нам. Не куковать же тебе в одиночестве.

Но и здесь, видимо, я допустил ошибку, потому что, сердито пожелав мне приятной встречи Нового года, она отключила связь.

Как только отгремел праздничный салют, я снова позвонил ей, чтобы вместе с женой поздравить ее с Новым годом, однако на мой вызов никто не ответил. Мы решили, что она где-то празднует, а жена, хотя они с Ивонн и подруги, не упустила возможности прокомментировать:

— Ох, уж эти парижанки. Даже на Титане умудряются наставить мужу рога.

Разумеется, она просто придиралась. Среди метановых пустынь Титана без скафандра никуда не выйти, а в скафандре трудно флиртовать и строить глазки. Несколько имеющихся в наличии гостиниц круглый год переполнены туристическими группами. На время новогоднего наплыва для туристов пришлось временно установить в Долине Молчания специальные герметические бараки.

Уж не знаю, какому болвану пришло в голову это название — во всех долинах Титана, равно как и на его горах, молчание совершенно одинаковое. Наверное, пальма первенства принадлежала какому-нибудь агенту «Титантуриста», который, надо отдать ему должное, все же был умнее многих своих клиентов. На Земле люди жаждут тишины и за неделю отдыха в такой вот Долине Молчания с радостью выкладывают все свои сбережения. Однако когда во временные бараки набивается несколько тысяч туристов, наступает такое молчание, что хоть беги на другой край Солнечной системы

Право же, жена напрасно нападала на француженку. Звонок Ивонн разбудил нас на рассвете Шампанское все еще пузырилось в моем мозгу, и я с трудом соображал, но на этот раз на экране было ее лицо, и оно было залито слезами.

— Прошу тебя, немедленно приезжай!

— Что стряслось?

— Здесь увидишь.

Рефлексы мои были парализованы, и я долго возился со скафандром, зная, что осторожность — прежде всего, потому что | на улице всегда подстерегает опасность. Из гаража ракетные сани я вывел, но и с ними пришлось повозиться, пока заработал, мотор. Несмотря на то, что мы жили на постоянно согреваемой Сатурном стороне, несмотря на наличие у Титана атмосферы, • здесь постоянно царил космический холод. Жена выразила желание поехать со мной, но я категорически отказал ей. Раз Ивонн вызвала меня одного, значит, произошло нечто такое, что может оказаться не для женских нервов.

Моя задержка дала Ивонн возможность успокоиться, и когда она открывала мне герметическую дверь шлюзового коридора, глаза у нее были совсем сухие, но с выражением застывшей в них боли. Снимая шлем, я поинтересовался, долго ли она собирается меня задержать и стоит ли вылезать из скафандра, но она только кивнула мне и бегом вернулась в гостиную. Озадаченный таким приемом, я снял скафандр, привел в порядок прическу — как-никак был праздник — и постучал в дверь гостиной.

— Входи, входи! — крикнула Ивонн.

Как часовой, она стояла за высокой спинкой кресла, а в нем с зажмуренными глазами, до подбородка закутанный одеялом, сидел Иван. Лицо его было такого же цвета, как снег в тех краях, где серных примесей больше, чем метановых: желто-белый, с темными разводами, оставленными тенью скал, освещенных косыми лучами Сатурна. Иван сидел, не открывая глаз, будто забывшись нездоровым сном.

— Эй, люди, что здесь происходит? — с наигранной бодростью воскликнул я, надеясь, что действительно не произошло ничего страшного.

Ответом мне было молчание, причем не такое, какое было сейчас в Долине Молчания. Подойдя к другу, я коснулся его лба. Внезапно схватив мою ладонь, он закрыл ею глаза и всхлипнул:

— Дружище!

— Ты только посмотри, до чего мы дожили! — воскликнула Ивонн, рывком сорвав с него одеяло.

Трудно сказать, что я испытал при виде открывшейся мне картины. Какое-то смешанное чувство, которое не знаю, как и передать. Одним словом, мне открылись пышные женские бедра и изящные ножки с округлыми коленками. Все это я разглядел в считанные секунды, потому что Иван в панике тут же закрылся одеялом.

Приняв все это за привезенную с Земли новогоднюю шутку, я расхохотался.

— Покажи-ка еще разок!

Иван, однако, только со всхлипом повторил: „дружище", а выражение лица Ивонн подсказало мне, что ничего смешного во всем этом нет.

— Да скажите же мне, наконец, что произошло? — смущенно воскликнул я.

Ивонн истерически выкрикнула:

— Пусть тебе этот дуралей несчастный расскажет!

— Ивонн… — Я повернулся к своему другу.

— Ага, — злорадно воскликнула француженка. — Так ему и надо! Он действительно теперь никакой не Иван, так что спокойно можешь называть его Ивонн.

— Извините, но с этими вашими именами, — смущенно пробормотал я. — Так что же все-таки случилось?

— Дорогая, — жалобно простонал мой друг, — ведь это все из-за тебя.

Ивонн тут же перебила его:

— Конечно, я так и знала, что окажусь во всем виноватой! Теперь ты будешь твердить, что это все из-за меня!

— Послушай, дай нам поговорить спокойно, — не выдержав, вспылил я. — Сходи к моей жене, она там одна скучает. Возьми мои сани, они стоят наготове.

— Как бы не так! — огрызнулась Ивонн, и я совсем растерялся. Сев на стоявший в отдалении стул и сложив руки на груди, я обиженно заявил:

— Ну вот что: жду ровно две минуты. Если за это время вы не объясните мне, что произошло, я ухожу. И знайте — ноги моей здесь больше не будет!

Перепугавшаяся Ивонн толкнула мужа плечом: мол, рассказывай.

— Подожди, — сказала она мне. — Он, видите ли, теперь решил покончить с собой. За ним нужен глаз да глаз, а то, того и гляди, выскочит на улицу без скафандра!

Демонстративно взглянув на часы, я заерзал на стуле.

— Не знаю, чем ты можешь помочь, наконец заговорил мой друг каким-то странно звонким голоском. — Она уже всюду звонила. Но все празднуют. А от роботов ничего не добьешься, сам знаешь. Больших бюрократов человечество не видывало.

— Я все еще ничего не понимаю, — угрожающим тоном сказал я, постучав пальцем по стеклу хронометра.

— Постой, дай объяснить. Ты-то хоть не действуй мне на нервы, — жалобно сказал Иван. — Сам видишь, в каком положении я очутился. Понимаешь, это была единственная возможность попасть на праздник домой я и так прождал до последнего момента, но все места на звездолеты были забронированы еще тогда, когда я только собирался на Землю. А в транспортном бюро мне заявили: единственный для вас выход — телетранспортация. И, мол, не только для вас, а для всего человечества, и напрасно, мол, люди боятся. А вы, кричу я им, без обобщений, мне дела нет до человечества. Вы мне лучше скажите, как мне вернуться на Титан, я вам не какой-нибудь там избалованный турист, я там живу, меня жена ждет, работа! А они, знай гнут свое: телетранспортация да телетранспортация! Это, говорят, конечно, обойдется вам дороже, но виноваты в этом бюрократы, которые не выплачивают командированным разницу в цене билетов. Багаж, говорят, позже получите, мы его отправим грузовым космолетом, зато полтора часа — и вы на Титане. И предупредили, что в противном случае мне придется ждать две недели. Пришлось соглашаться. А что оставалось делать? Ты же знаешь, какая Ивонн ревнивая! Не вернись я к Новому году, она бы мне глаза выцарапала.