Сокровище магов - Иван Евлогиев

Иван Евлогиев 

Сокровище магов

ГЛАВА  ПЕРВАЯ

1

Летающий шар

Над вершинами и отрогами Родоп струился пропи­танный запахом смолы, раскалённый от зноя воздух. Еловые леса томились под жарким июльским солнцем.

С высокого берега Пещерицы, неумолчный шум ко­торой только и нарушал тишину горного пейзажа, Са­ше — «Белобрысику» были видны на горизонте острые очертания Балканских гор.

Трудно сказать, тоска ли по родному краю щемила ему душу или далёкие воспоминания проносились в его голове, но юное нежное лицо его выражало беспокой­ство, а синие глаза были устремлены в бесконечную даль голубого неба.

Но, вернее всего, его сосредоточенность объяснялась тем, что он следил за свободно парящим над горами орлом. Один только орёл виднелся на фоне ясного летнего неба и именно поэтому со всем жаром и нетерпением своих пятнадцати лет мальчик ждал, когда же, наконец, улетит могучий владыка воздушного простран­ства. Белобрысик пришёл в это уединённое, отдалённое от лагерного шума место с единственной целью поло­жить на ноты пение мелких певчих птиц. Ему это ка­залось вполне осуществимым. А если так, то не было на свете такой силы, которая могла бы остановить его в выполнении задуманного дела. Таким уж был Бело­брысик.

Затаившись в кустах и деревьях, лесные певцы не менее зорко и тревожно, чем он, следили за полётом своего опасного врага. Но это раздражало Белобрысика:

— Ну, и трусы! — возмущался он. — Орёл ещё вон где, а они и шевельнуться не смеют!

Как несправедлив может иногда быть даже такой парнишка, как Белобрысик!

Несправедливым его делало крайнее нетерпение. Он ждал, чтобы орёл улетел, и птички, позабыв о страхе, снова начали петь, а он мог бы лучшие из их песен включить в свою «Лесную симфонию». Он обещал на­писать эту симфонию к торжественному вечеру в ла­гере, а известно, что такие вечера являются событием необычайным, запоминающимся на всю жизнь. На та­ких вечерах каждый старается показать самое лучшее, на что он только способен.

Белобрысик решил выступить на лагерном вечере с чем-то исключительным и неповторимым. Он был уве­рен, никто не сможет дать ничего более замечательного, чем то, что задумал он. Целиком отдавшись этой идее, он с нетерпением ожидал блестящего успеха своей «Лес­ной симфонии».

Как медленно тянется время! А надо спешить: вот-вот раздастся звук лагерного гонга, призывающий к на­чалу занятий. Время послеобеденного отдыха, от кото­рого он добровольно отказался, быстро протекало. А ведь с каким трудом ему удалось выбраться из лагеря, чтобы побыть одному.

«Лишь бы скорее улетел этот орёл! Тогда я занесу в нотную тетрадку самые интересные песни, какие ког­да-либо были записаны…»

Такие мысли занимали Белобрысика, когда он, рас­тянувшись на бережку горной речки, болтал ногой в её пенистом, стремительном потоке. Испытываемая им досада возрастала с каждым новым кругом, описывае­мым гордой царственной птицей.

Но вот, наконец, какая-то смелая синичка выпорхну­ла из леса и юркнула в листву того самого дерева, под которым лежал Белобрысик.

«Ци-ци-ци-ци-и-и-рюйт, цирют-ти-ти-ти-ци-фю-цифрю» — на своем непонятном языке вывела она первое коле­но своей песни и неожиданно умолкла.

Саша схватил нотную тетрадь, но теперь синица стала выводить отрывистые сложные трели, которые че­ловеческому слуху трудно было разбить на отдельные музыкальные звуки и записать нотными знаками.

Сбитый с толку, Белобрысик приготовил карандаш и тетрадь и стал ждать, когда синица запоёт спокойнее и явственнее.

— Ты от меня не увильнёшь! — мысленно обращал­ся он к ней.

— И, действительно, синица начала подсвистывать более отчётливо — она, по-видимому, чувствовала себя отлично в густой листве и стала бодрее свистать и щёл­кать…

На пяти строках нотной тетрадки получилась сле­дующая запись:

Но из этого количества нот разве можно составить песню, а тем более симфонию?

Синица вспорхнула, вольно и радостно взвилась в небесном просторе. Саша проводил её разочарованным взглядом, как бы говоря: «Значит, и ты не хочешь мне помочь!..»

Он ещё следил за полётом птички, как вдруг в небе что-то сверкнуло и начало стремительно опускаться на поляну, на том берегу речки. Белобрысик побежал и залез в росший у самой воды орешник. Из своего укры­тия он увидел, как на противоположном берегу призем­лился самолёт… Нет, это был вертолёт… Он узнал его по большому несущему винту, всё ещё продолжав­шему вращаться над фюзеляжем, и по тому, что он был бескрылым.

«Откуда это он так сразу появился?»

Вертолёт напоминал большой шар. Нижняя его часть была из блестящего металла, а верхнюю соста­влял стеклянный колпак с тонкими металлическими пла­ночками. Он стоял на колёсах, которые были до смеш­ного высоки по сравнению с его коротким корпусом, напоминающим толстую запятую.

— Настоящий головастик! — рассмеялся Сашок.— Какой смешной летающий шар!

Между двумя высокими колёсами показался чело­век. Он незаметно вышел из вертолёта и теперь корот­кой лопаткой копал землю под аппаратом.

«Что он, свой вертолёт хочет в землю зарыть, что ли?» — удивился Белобрысик и от неудержимого любо­пытства ему захотелось перебраться на другую сторону речки. Она вся была усеяна большими камнями и пред­ставляла удобное для укрытия место.

«Такой следопыт, как я, ничего не упустит из поля зрения, если будет на том берегу. А там, наверное, мож­но будет увидеть много занимательных вещей», — раз­думывал он. И в конце концов, конечно, не удержался. Он вошёл в воду, но сильное течение его подхватило и бросило о скалу. Однако Белобрысик не был из тех, кто легко теряет самообладание. Он не испугался и не от­ступил. Крепко ухватившись за выступ скалы, осторож­но переступая ногами, он приподнял их к рукам и, со­гнувшись в баранку, одним прыжком, как гусеница-многоножка, описал в воздухе красивую дугу и выбро­сился на мелкое место на той стороне речки.

Нелегко ему было пробираться среди камней. Он присел от боли в ушибленном колене, но овладевшая им жажда приключений заставила его идти дальше. С высоко поднятой головой, как ящерица, он пополз на животе. Ничто не могло укрыться от его зоркого взгляда.

Человек под вертолётом продолжал рыть землю. Он был средних лет, сухопарый, высокий, в очках. По тому, как он орудовал своей лопаткой, было видно, что он существо изнеженное и не привык к такой грубой рабо­те. Выкопав довольно глубокую ямку, он достал из вер­толёта небольшой ярко-красный ящичек. Неловко по­вертев его в руках, как бы не желая с ним расставаться, он быстро опустил его в ямку и засыпал землёй. Кончил он свою работу тем, что извлёк из вертолёта большую каменную плиту и положил её на том месте, где зарыл ящичек.

Освободившись таким образом от своего груза, пи­лот всецело отдался охотничьей страсти. Он совсем по-мальчишески, бурно и порывисто, принялся гоняться за бабочками на цветущей поляне.

Белобрысик приподнялся на колени, чтобы лучше осмотреться, но в тот же миг в десятке шагов от себя заметил торчащую из травы островерхую меховую шап­ку. Он сразу же припал к земле. Сердце его так сильно колотилось, что готово было разорваться.

«А если и за моей спиной есть кто-нибудь?..»

Решив, что попал в засаду, он оцепенел, весь сжался и носом уткнулся в песок. Чёрные мысли, как чертенята, запрыгали в его мозгу.

«Да что же это я?..» — тотчас же одумался он. Лицо его загорелось от гневного стыда.

«Будь, что будет!» — решил он и бесстрашно под­нялся во весь рост.

Пилот вертолёта продолжал бегать за бабочками, следуя за их криволинейным полётом. Его как пьяного бросало из стороны в сторону. Чтобы сохранить равно­весие, он широко размахивал длинными руками.

«Что за летучая мышь!» — с трудом сдерживая смех, подумал Сашок. Меховая шапка пробиралась между тем вдоль кустарников по направлению к рощи­це у реки. Над травою выступала и мерно покачива­лась широкая спина. Можно было подумать, что это бредёт медведь. Осторожность его являлась совершенно излишней, так как он весь выступал над травой.

«Должно быть, кто-нибудь из местных пастухов, — решил Сашок. — Испугался вертолёта!..»

Однако в его душу сразу же закралась тревога, всё новые и новые вопросы возникали перед ним.

«Что зарыл пилот? Почему так осторожно проби­рается островерхая шапка? От кого он прячется? Не вышел ли и он из вертолёта? А пилот, охотясь для от­вода глаз на насекомых, не ведет ли какую-то страш­ную условную игру?»

Чем больше он размышлял, тем больше возникало вопросов, тем путаннее становились мысли, тем очевид­нее было, что ему одному всех этих вопросов не решить.