Цифровой журнал «Компьютерра» № 159 - Коллектив Авторов

Компьютерра

04.02.2013 - 10.02.2013

Колумнисты

Василий Щепетнёв: Пятьсот миллионов мандаринов

Василий Щепетнев

Опубликовано 04 февраля 2013 года

Мечталось о простом, незамысловатом. Особенно в личном масштабе. Потому что знали: мечтай, не мечтай — пустое. Атеистическое воспитание в чудеса верить не позволяло. Но хотелось. В детстве хотелось иметь компас со светящейся, вечно указывающей на север стрелкой (не сбылось). Телескоп, чтобы разглядывать загадочное Красное Пятно на Юпитере (сбылось, но далеко не в детстве). Настоящий револьвер, стреляющий настоящими пулями (не сбылось и вряд ли сбудется).

Ну и всё остальное. Эти вещи казались необходимыми для интересной жизни, а уж что жизнь должна быть интересной, обсуждению не подлежало. Вопрос стоял лишь в том, кем стать: биологом марсианской колонии? Или штурманом межзвёздного флота, прокладывающего путь к Железной Звезде? Или разведчиком, который под видом миллиардера работает на благо нашей страны в осином гнезде капитала, Вашингтон-городке? Или же стать исследователем древних цивилизаций на дне морей и океанов (предпочтение отдавалось Северному Ледовитому)? При переходе в более практичный – с виду – возраст решил идти во врачи: думал, что врачи везде нужны, всюду пригодятся — и на Марсе, и в звёздной экспедиции, и в подводном поселении…

Нужнее всего я оказался в районном центре Тёплое, но это уже другая история. А эта заключается в том, что не был я каким-нибудь особенным мечтателем с запросами Плохиша. Самый обыкновенный пацан, без претензий к настоящему. До претензий ли, когда война только пятнадцать или двадцать лет как отгремела?

Какие у меня, собственно, могли быть запросы? Про компас и прочее – это по разряду мечтаний. А в действительности… А в действительности дети отлично видят толстенную грань между мечтами и действительностью.

И потому не могу не вспомнить Съезд Победителей и речь на нём товарища Берии, которая была произнесена на вечернем заседании двадцать восьмого января одна тысяча девятьсот тридцать четвёртого года:

"Товарищ Сталин поставил перед нами задачу — в 1937 г. дать не менее полумиллиарда штук цитрусовых плодов стране Советов. Мандарины, лимоны, апельсины, бывшие в прошлом предметом роскоши, доступным буржуазии, теперь должны стать предметом широкого потребления трудящихся Советского Союза. Перед нами стоит почётная задача подать цитрусовые плоды на стол рабочих Советской страны. У нас есть, товарищи, все условия для того, чтобы выполнить задание товарища Сталина, и мы заявляем, что полмиллиарда штук цитрусовых плодов дадим в 1937 г. (Аплодисменты. Голоса: «Вот это правильно!»)"

По три мандарина на человека в год – вот о чём мечталось в далекие предвоенные годы, вот что считалось широким потреблением. И это первое. Я годы Съезда Победителей, иначе семнадцатого съезда ВКП (б), разумеется, не застал, изучал по документам, но дух, но пафос тридцать четвёртого года вполне можно было уловить и в шестьдесят четвёртом, а этот год я уже помню, октябрятская голова светла навеки.

Не буду распространяться на тему, какие именно мандарины Сталин получил в тридцать седьмом году, тут слишком широко можно рассуждать. Сужу. Возьму в прямом значении, безо всяких эзоповых намёков.

Мандарины Берия пообещал в штуках, и потому при прочих условиях в тонне их, мандаринов, должно было быть как можно больше, следовательно, чем меньше плод, тем лучше. Действительно, взять красный марокканский, испанский или израильский мандарин сегодняшний и сравнить с тем, абхазским, если не тридцать седьмого, то шестьдесят четвёртого (а хоть и восемьдесят пятого) года. Разница очевидна. И в качестве, и в количестве. И в цвете, и в объёме.

Ну и пусть. Другое жалко: как ни старались кавказские колхозники, мандарин оставался новогодним лакомством, и в силу этого вкус отходил на второй план. Главным стал запах. Он и сегодня, как тень отца Гамлета, является в новогоднюю ночь, хотя и мы, и мандарины давно уже другие.

Второе – опора на собственные силы. Купить мандарины для детворы в магрибских странах или в Китае – не наш метод. В тридцатые годы не мандарины покупали, а заводы, и побольше, побольше: что ни завод – гигант. Пусть мандарин будет исключительно праздничным фруктом, а витамины можно найти хоть в шпинате, хоть в одуванчиках. Крапива тоже хороша. Отменно хороши яблоки, но и с ними в тридцатые годы было непросто. Старые сады, и вишнёвые, и яблочные, вырубили. Или от безвластья одичали. Новые же в силу пока не вошли. Да и вообще: если каждый день праздник, не превратится ли он в будни?

Но во все времена были люди, которым трёх мандаринов было мало. Хотелось четыре. И не раз в год, а хотя бы на каждое государственное торжество. День Конституции, Первомай, Седьмое ноября. И не одними мандаринами ограничивались, а собирали весь список – компас, телескоп, пистолет, мотоцикл… Окружающие смотрели разно. Одни гневно обличали мещанство, и страницы прессы, как центральной, так и местной, охотно предоставляли страницы для филиппик и отповедей «вещизму» – даже возник расхожий термин, обозначающий желание владеть тем, чем владеть, по мнению господствующей идеологии, вовсе не обязательно, не всем и не сразу. Другие пытались понять, много ли счастья приносит обладание компасом человеку, дальше гастронома не путешествующему. Любителям советской литературы рекомендую повесть Виля Липатова «Лида Вараксина», где вещизм — одновременно и счастье, и несчастье. Пусть и не придётся идти под парусом к неведомым землям, в обладании компасом уже есть счастье – счастье обладания. Как смотреть. Вопрос определения. Что такое счастье, и как его добыть. Третьи биться за пыжиковую шапку решительно не собирались — слишком много поединщиков на одну шапку, но ещё меньше стремились разменивать жизнь на цементо-часы, рельсо-вёрсты и условные лошадиные силы. Жили, как могли. Огородами. В переносном смысле. Да и в прямом тоже.

Удивительная история случилась в годы застоя, показывающая, что мало контролировать прессу, нужно ещё знать, как её контролировать.

Вдруг сообщили (и ведь за язык не тянули), что принято соответствующее правительственное решение: обеспечить возрастающие потребности молодого населения в штанах, а именно – джинсах. И для этого будет возведён не то завод, не то инновационный центр, уже и позабыл детали. Через пару лет вновь прогремело: ждите, уже скоро! Изделие проходит первые утверждения!

Ещё через года три показали фотографию самого изделия: джинсы не отличить от настоящих. Правда, рассмотреть что-либо на фотографии было трудно: если в Москве качество печати по меркам тех лет считалось сносным, то в провинции – мрак и туман. Особенно в районных газетах. Я о фотографиях.

Наконец, свершилось!

Знатоки, попробовав «Тверь» (так назывался отечественный дженерик), остались недовольны. Не то! Пока упаковано, терпеть можно, но стоит поносить недельку, и разница видна и себе, и окружающим. А уж если встать рядом с носителем фирменных штанов, позора не оберёшься. Не засмеют, просто хмыкнут. Вот так, публично, с использованием союзной прессы, радио и телевидения, удалось показать, что как ни старайся, как ни мучайся, ничего, кроме грубой подделки, отечественная швейная промышленность противопоставить буржуазному ширпотребу не способна. Один хмык выйдет.

Зачем решились бросить вызов? Зачем о нём широко раструбили? Почему, видя неизбежное поражение, не сменили курс: мол, решили подарить завод вместе с выпускаемой продукцией братскому экваториальному народу? Так или иначе, после провала с проектом «Джинсы» вера в отечественные мандарины пошатнулась, и пошатнулась крепко. В отличие от счастливого детства, было с чем сравнить.

Сегодня – не то. Сегодня и мандаринами, и джинсами удивить невозможно в принципе. Что должен пообещать товарищ Берия, чтобы сплотить народ хотя бы на небольшие подвиги, хотя бы на малокалиберные свершения? Двадцать первый век избаловал обывателя. И колбаса без очереди, и одежды всякой хватает. Для тех, кто читает, есть книги, для тех, кто пишет – безбумлит. Квартирный вопрос, правда, пока не решён, но сегодня он принял иной вид: любое жильё в любом городе уже не манит. И город должен быть живым, и жилье вне трущоб. Если хочет, к примеру, гваздёвский хирург послужить народу в Москве – собирается и едет. Да, живёт на съёмной квартире, но ведь живёт же! Моральная цена квартиры сдувается. Заметьте, прежде каждый вождь ассоциировался с ней, с квартирой: сталинка, хрущёвка, брежневка. А сегодня? И хоть желающих поучаствовать в программе «жильё в обмен на работу в деревне» среди медицинского люда немало, но многие думают (я мысли не читаю, а слушаю, ведь делятся же коллеги): будет село хорошим, отчего ж и не поработать, а будет мёртвым – что-нибудь да придумаем.