Итоги тринадцатой пятилетки - Борис Екимов

Екимов Борис

Итоги 'тринадцатой пятилетки'

Борис Екимов

Итоги "тринадцатой пятилетки"

Советские "пятилетки" - нынче уже история, но по времени близкая. Конечно, выцвели, обветшали, но еще висят кое-где в провинции плакаты, на каменных стенах не стерлись "письмена": "Планы пятилетки - в жизнь!" И вот еще одна позади - тринадцатая, официально не объявленная, - число несчастливое, годы 1992 - 1996-й.

Какой была она для сельской России? Говорить о России в целом легче "от имени народа", как выражаются - "народ не поймет", "народ не простит". Грешат этим не только правители, депутаты, но все подряд. Вот хороший, милый актер, которого многие любят по прежним фильмам, сообщает нам: "Я знаю, как живут и что думают люди во Владимире, Рязани, Калуге, те, кто работает на земле, и те, кто уехал от нее. Недавно президент издал указ о праве на землю. Есть надежда, что вырастет урожай".

Детская - до седых волос - наивность хорошего актера из хорошей московской семьи понятна и по-своему мила. Попросят - поговорим о земле; попросят - о куриных бульонных кубиках. Столь же честно, сколь и наивно.

О рязанской, о владимирской, о калужской земле говорить не буду. Пытаюсь вглядеться в ту, что рядом: Донщина, Нижняя Волга - свои края. Тем более, что позади "пятилетка аграрной реформы".

Началась она с указа президента Российской Федерации "О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР" от 27 декабря 1991 года и постановления правительства "О порядке реорганизации колхозов и совхозов".

"Местной администрации организовать продажу земель фонда по конкурсу...

Предоставить крестьянским хозяйствам право залога земли в банках...

Разрешить с 1 января 1992 года гражданам, владеющим земельными участками на правах собственности, их продажу...

Невыкупленные участки земли продаются на аукционе...

Колхозы и совхозы, не обладающие финансовыми ресурсами для погашения задолженности по оплате труда и кредитам, объявляются несостоятельными (банкротами) до 1 февраля и подлежат ликвидации".

Год 1996-й. Жаркий июньский день, солнечный, ясный. И триста километров дороги. Не асфальта и даже не грейдера, а просто - пути полевые, чаще неезженые, затравевшие или размытые недавними ливнями. Места - задонские, не больно людные во все времена, а ныне и вовсе. Птица живет здесь непугано: редкие в иных местах стрепеты, коршуны, лебеди, стаи розовых скворцов, а смелые жаворонки, когда потревожишь их на дорожном сугреве, бросаются на машину, воинственно раскрылатившись. Вперевалку, лениво уходят с дороги суслики. Кабаний след, волчий; лисица охотится среди бела дня.

Поля, луга, курчавые заросли балок с холодными родниками. Ковыль, пахучий чабер, бессмертник на песчаных взгорьях. И высокое море трав колышется под ветром, духом своим щекочет ноздри, пьянит. Степное наше Задонье после дождей и ливней цветет и зеленеет на удивление.

Но не ради красот природы - хотя они стоят того - колесили мы целый день от поля к полю вместе с начальником земельного комитета Калачевского района Виктором Васильевичем Цукановым. Здесь, на землях бывшего совхоза "Голубинский", теперь шестьдесят самостоятельных хозяев, коллективное хозяйство "Голубинское" да несколько подсобных, от предприятий, городских. У всех главное ремесло - земля. Вот мы и ездим, глядим. Хозяев встречаем нечасто, но поле честнее хозяина - оно все скажет. Недаром с детства помнятся строки:

Только не сжата полоска одна...

Грустную думу наводит она.

..........................

Знал, для чего и пахал он и сеял,

Да не по силам работу затеял.

Вот он вылез из землянки, хозяин ли, работник, рассказывает:

- Живем... Курятник кирпичный строим, лисы одолели. В кирпичный не проберутся. Обкладываем кирпичом коровник. Волков много. Собаку унесли зимой.

Действительно, курятник почти готовый, кирпичная кладка - у коровника. Но я на жилье гляжу человечье: низкая крыша над землей, ступени ведут вниз. А там - земляной пол, земляные стены. Печка, керосиновая лампа, горький запах дыма.

- Здесь и зимуете?

- А как же... Скотину не бросишь. Тепло здесь, хорошая печка. Четыре-пять ведер угля - и жарко. Думаем, стены чем-нибудь закрыть, будет получше.

На лице моем, видимо, написано все, что думаю, потому хозяин начинает убеждать:

- Тепло, хорошая землянка. А скоро баню построим, у нас колодец есть, своя вода. Сосед вон без воды мается. А у нас хорошо.

Доехали до соседа. Он - человек молодой. Землянка, в которой зимовал, завалилась после недавних ливней. Но есть вагончик. А вот скотина и птица по-прежнему в полуподземных убежищах. Так проще строить, так теплее.

Попутно с проверкой, с доглядом, привезли мы хозяину "привет" от президента России - его обращение к собственникам земли. Вот строки из него: "Жители России - собственники земли! Ваша земельная доля - это огромная ценность. Это реальное воплощение лозунга "Земля - крестьянам!". Это - награда за ваш труд".

- Вот кто бы указ издал, чтоб нас отсюда прогнать...

Чистое поле; обрушенная землянка; вагончик; полуподземные скотьи и птичьи базы. Раскиданные, а может, разложенные повсюду железки - "чермет" или запчасти.

В. Ф. Федоренко - молодой мужчина в замасленной спецовке ("Какой он был раньше, когда землю брал, - вспомнит потом со вздохом мой спутник, - богатырь. А сейчас одни кости. Вот она, земля...").

Земли у Федоренко 500 гектаров, из них - 300 пашни.

- Не было солярки, нет денег, - объясняет он. - Теперь взял кредит у корпорации, начну пары обрабатывать. За пять лет от земли, от зерна доходов нет: все идет на горючее, на запчасти. Спасает скот: от мяса - хоть какие-то деньги. Молоко девать некуда - базар далеко. А уходить куда? Назад, в поселок, откуда пришел, - там работы нет, все предприятия закрылись. В пяти километрах - хутор, там - колхоз, люди по пятьдесят тысяч рублей в месяц получают. На буханку хлеба в день не хватает. Так что уходить некуда, надо работать.

Мы уезжаем, он остается.

А может, это начало новой жизни? Пять лет разве возраст?

В краях иных, в Европе ли, в Америке, по-иному. Помню деревню в Венгрии, обычное подворье, рассказ хозяина:

- Фундамент и "низы" дома - это от прадеда, деда. А мы с отцом подняли выше, второй этаж. Я сам уже оборудовал отопление, ванную, построил бассейн, чтоб внучата летом купались.

И без рассказа было видно, что подворье - дом, все службы - не в один день построены, и не в один год, и даже не в один век.

У нас в России, и здесь вот, в Задонье, сколько раз зорили гнезда крестьянские: Гражданская война, раскулачивание, Отечественная война, послевоенная разруха, потом, когда немного оправились, грянуло: "Долой неперспективные хутора!" Снова бросай все и где-то начинай лепить новую жизнь. Нынче, вот уже пять лет кряду, громим колхозное: капитальные кирпичные животноводческие фермы, кошары, дома при них, полевые станы - все по кирпичику растаскиваем, до ровной земли. Словно идет на нас враг и нельзя ему оставлять ничего, кроме руин.

И вот снова начинаем с землянок. Значит, долог наш путь.

А путь наш сегодняшний - от поля к полю: Барсов, Ляхович, Шамин, Бобров, Белько, - но разница малая.

- Не пойму: это чистый бурьян или что-то сеялось?

Выходим из машины, глядим, вздыхаем:

- Чистый.

А дальше и выходить не надо, из машины видать, что бурьян без подмесу.

За курганом - курган, за балкой - балка: Зорина, Осиновская... За полем поле.

И такая радость, когда увидишь высокую, чистую озимку, - редко, но случается. Возле хутора Осиновский прекрасное поле.

- Молодцы, ребята, - хвалит Цуканов. - Молодые, а могут. Надо поговорить, может, еще земли возьмут.

Ближе к хутору Большая Голубая неплохая пшеница у Старовойтова, Романова, Харьковского, Молчанова; они из Волгограда, городские люди, но сумели.

Но больше картин горьких: зеленое половодье сорняка.

По целине, по залежам, перелогам, по балкам и теклинам такие травы стоят, что дух захватывает. Колосится, цветет аржанец, синеют разливы горошка, розовеет вязиль. Травы, травы и травы... Но ни людей, ни скота, ни рядов скошенной травы, ни копен сена. Зеленая, но пустыня.

На хуторе Большая Голубая молодые ребята-механизаторы жаловались:

- Без зарплаты сидим. Спасибо детским пособиям да стариковским пенсиям.

На этом далеком и горьком хуторе спросил у одного, у другого:

- Сколько скотины держите?

- Корова с бычком... - отвечали мне.

Часом позже, на другом хуторе, на Евлампиевском, Борис Павлович Лысенко человек немолодой, недужный и статью не богатырь - ответил на мои сомнения:

- Хорошо, хоть одну корову держат. А ведь есть молодые, здоровые - и вовсе ничего на дворе нет: это ведь труд, работать надо.

Одна корова - круглый год забота, две - вдвое больше. Четыре ли, пять, десять - уже не позорюешь, и телевизор надо забыть в пору летнюю, горячую.

Еще одна беда нашей земли и жизни - добрых работников мало. После раскулачивания десятилетиями людей провеивали: какие потолковей, тех в город выталкивали, чтобы "человеком стал", какие похуже - "нехай быкам хвосты крутят".