Практикант - Израиль Меттер

Меттер Израиль Моисеевич

Практикант

Израиль Моисеевич Меттер

Практикант

- 3начит, так, - сказал Гуляев. - Ты ушами не хлопай, ты на старуху посматривай. Мы с Борисом будем производить обыск, а у тебя одно задание старуха. Она себя непременно окажет... В первый раз? - спросил он.

- В первый, - ответил Саша.

- Приучайся, - сказал Гуляев. Он остановился у ворот дома и заглянул во двор. - Сейчас запасемся вторым понятым. Давай, Борис, дворника.

Борис ушел, Гуляев в ожидании закурил, присев на тумбу у ворот.

- По мелочи найдем что-нибудь, - сказал он Саше. - Золотишка, конечно, у него нету, деньжата должны быть. Я этих делашей трес порядочно, крепкие попадаются орешки.

- А бывало, что ничего не находили? - спросил Саша.

- Если версия отработана правильно, - сказал Гуляев, - то брака не бывает.

Вернулся Борис с молоденькой дворничихой. Вероятно, он уже объяснил ей, в чем состоят ее обязанности, потому что она молча прислонила свою метлу к стене и пошла впереди оперработников.

Поднялись по черной лестнице на третий этаж. У самой двери в квартиру Гуляев спросил дворничиху: - Вас как зовут, товарищ дворник? - Катя.

- Значит, Катя, сделаем так: если спросят, откуда? - отвечаете: из жилконторы. Ясно? - Он посветил спичкой у звонка и добавил: - Нажимаем три раза.

Сперва никто не откликался, и Гуляев хотел надавить еще, но потом за дверью раздались быстрые мелкие шаги и чей-то тонкий голос спросил: - Кто? - Я, - сказала дворничиха. - Открой, Люба. Дверь отворилась, и девочка лет десяти, в школьном платье и в белом школьном переднике, отступя немного назад, поздоровалась: - Здравствуйте, тетя Катя.

- Здравствуй, - ответил Гуляев, проходя вперед. - Где тут у вас свет зажигается?

Поднявшись на цыпочки. Люба дотянулась до выключателя и засветила тусклую лампочку под потолком прихожей. На стене висел велосипед без колес. Под ним стоял драный сундук. Три вешалки были прибиты по углам. Длинный темный коридор уводил из прихожей в глубь квартиры.

Гуляев пропустил вперед дворничиху и пошел вслед за ней. У третьей двери направо она остановилась и постучала.

- Чего там, - сказал Гуляев и нажал на ручку. В комнате на неприбранной железной кровати сидела утлая старуха в стареньком темном платье и в больших, не по ноге, разбитых валенках. Голова ее была повязана толстым шерстяным платком. - Добрый день, бабушка, - сказал Гуляев. - И вам также, - ответила старуха беззубым голосом.

- Вот какое дело, - сказал Гуляев, - мы из горотдела милиции. Вы грамотная, бабуся?

Старуха ничего не ответила. Люба подошла к ней и встала рядом.

Наклонившись к дворничихе, Гуляев тихо и досадливо спросил: - Бабку-то как звать?

- Ксения Макаровна. Она погостить приехала, из деревни.

Гуляев придвинулся к старухе поближе и, слегка согнувшись над ней, громко и раздельно произнес:

- Разъясняю вам, Ксения Макаровна. Сейчас мы зачитаем вам один документ, называется постановление на обыск комнаты вашего сына Лебедева Валерия Никифоровича и его сожительницы Тулиной Евдокии Ивановны. Ясно?

- На работе они, - сказала старуха. - В обед придут.

- Давай, - обернулся Гуляев к Борису. Борис вынул из портфеля постановление и, не сходя с места, прочитал его вслух.

В комнате было неопрятно, на столе, покрытом липкой клеенкой, стояли вразброс тарелки с остатками еды, пахло консервами. На придвинутой к окну детской парте лежали стопкой учебники и раскрытая тетрадь. Постель с дивана была не убрана, а скатана к изголовью.

Покуда Борис читал, дворничиха Катя опустилась на стул у двери.

Гуляев быстрым приценивающимся взглядом скользил по комнате.

Присев на краешек дивана, Саша следил за старухой. Она сидела все так же неподвижно, редко мигая короткими веками.

Еще в самом начале, как только они все вошли, она выпростала одно свое ухо из-под толстого платка, чтобы лучше слышать голоса чужих людей, и теперь поворачивалась к тому, кто говорил, этим большим голым ухом.

Борис показал постановление старухе, понятой Кате и, сунув его обратно в портфель, тем же плоским голосом, которым читал сейчас, произнес подряд:

- Оружие, яды, золото, драгоценности прошу выложить на стол.

- В обед обязательно придут, - сказала старуха. - Валерик велел картошки начистить, а Дуська обещалась принести котлет.

Девочка потянула старуху за рукав и, придвинув губы к ее уху, горячо зашептала ей что-то.

Тем временем Борис с Сашей убирали уже грязную посуду со стола на подоконник; клеенку сняли и, аккуратно сложив ее, повесили на спинку стула.

- Люди добрые, - сказала старуха. - Как же без хозяев-то?

- Мы, Ксения Макаровна, действуем согласно закону, - пояснил Гуляев. - Постановление вам было предъявлено, понятые тоже с ним ознакомлены...

Он подошел к платяному шкафу, стоящему у самой двери, и подергал запертую дверцу.

Борис начал обыск слева направо, Гуляев - справа налево. У окна они должны были встретиться.

Борису было проще: на его пути попадались незамысловатые вещи телевизор, тумбочка, этажерка. У телевизора он отвинтил заднюю стенку, чтоб видны были внутренности, повернул весь ящик к свету, пошарил рукой в пыли.

Ни о чем постороннем он сейчас не думал, он не умел думать о постороннем во время работы. Его вело чутье, как ведет оно собаку, взявшую след. Отличало же его сейчас от собаки, идущей по следу, отсутствие злобности. Он искал, вкладывая в это дело только свой опыт и логику, а эмоции его сейчас в деле были ни к чему.

Еще входя в эту комнату, он тотчас же стал прикидывать, с чего надо начинать, и как вести порученную ему работу, и какие именно трудности могут встретиться на его пути.

Борис сразу понял, что Гуляев, который был старшим в группе, возьмет себе правую сторону, а ему, Борису, даст левую.

По правую руку стоял трехстворчатый шкаф, в нем могло быть много добра, в особенности под бельем на полках. Но и левая не так уж очень плоха, есть, правда, одно маленькое затруднение - железная кровать, на которой сидит старуха. Еще хорошо, если она не парализованная, а просто так сидит, отдыхает. С парализованными бывает много мороки. Над головой ее висит икона, икону тоже придется посмотреть, в прошлом году у одного торгаша вытряхнули оттуда порядочно; между прочим, эти иконы довольно халтурно производят, серийно, что ли, наверное, тоже есть план - слеплены они на живую нитку.

Деловито и беззлобно, не вслушиваясь в то, что говорят в комнате, Борис осматривал домашние вещи заведующего овощным складом Лебедева В. Н., арестованного сегодня утром по месту работы.

Мысли Бориса не уходили дальше тех домашних вещей, которые он вертел в руках.

Здесь надо отвинтить, думал он, эту крышечку надо приподнять, а эту штуковину поставить на попа и постучать по ней, нет ли там двойного дна.

Сперва сделаем так, думал он неторопливо, а потом сделаем эдак.

У Гуляева не задалось с самого начала. Начинать надо было с платяного шкафа, а дверцы его были заперты на ключ. Нижние ящики тоже не поддавались. - Ключи у кого, девочка? - спросил он Любу. Она ничего не ответила, ожесточенно заплетая и расплетая свои косички.

- Я вас, Ксения Макаровна, по-хорошему прошу, - сказал Гуляев. Конечно, это для вас неприятное переживание, но постановление вам было зачитано в присутствии понятых, социалистической законности мы не нарушаем, а ключи вы должны мне вручить.

- Люди добрые, - сказала старуха, подняв на Гуляева размытые годами глаза. - Дождитесь вы, за ради Христа, Валерика. И ключи при нем, и сам разъяснит... Можете вы это понять? Люба потрясла ее за колено и громко сказала: - Перестань, бабушка. Не проси их. - А ты, девочка, села бы за уроки, - посоветовал ей Гуляев, соображавший в это время, как ему быть. Вон у тебя и книжки разложены.

Люба окинула его гордым и презрительным взглядом, подняла с пола мяч и принялась кидать его об стену, ловя в руки.

Гуляев нашарил в своем кармане связку ключей от служебного письменного стола; всовывая их поочередно в замочные скважины, он подобрал наконец подходящие и отпер шкаф.

Жуликов Гуляев ловил давно. Он был честным человеком, стремившимся исправно исполнять свои обязанности, и если бы милицейская работа всегда шла одним курсом, то Гуляев, вероятно, достиг бы больших чинов и званий. Но курс этот иногда менялся, а Гуляев, не замечая поворотов, продолжал двигаться в заданном направлении. Он крепко усвоил когда-то, что преступников надо ловить и сажать без всяких церемоний, допрашивать их можно грубо, стремясь к цели напрямик. Это уж потом пошла такая мода, что не всякое преступление надо считать преступлением, началась вся эта возня с общественностью, в которую Гуляев не слишком верил, хотя и он, выступая на собраниях и совещаниях, произносил все положенные по службе сочетания слов, но делал это крайне неуклюже. Его беда и заключалась в неуклюжести языка, она выдавала его с головой. Модно было нынче разговаривать с жуликами очень вежливо, они и сами об этом знали и, чуть что не так скажешь, тотчас строчили жалобы.