Две сестры. Честь рода - Елена Малиновская

Елена Малиновская

Две сестры. Честь рода

Часть первая. Западня

Мой сад пылал всеми оттенками багрянца. Я сидела на крыльце, укутавшись в теплую вязаную шаль, и не спеша, с наслаждением попивала почти остывшее какао, меланхолично наблюдая за осенним листопадом, заметающим палисадник разноцветной метелью. И не скажешь даже, что всего час назад трудолюбивая Герда при помощи моей неутомимой сестренки Анны тщательно подмела от опавшей листвы дорожку, ведущую от калитки к дому.

Подул легкий ветерок, наполненный ароматами прелой травы и далеких костров. Деревья затрепетали, и в воздух вновь взметнулся красно-оранжевый шуршащий вихрь.

Я лениво откинулась на спинку старого, продавленного, но такого удобного кресла, не в силах удержаться от печальной улыбки. Осень всегда навевала на меня странное настроение. С одной стороны, мне было жаль так стремительно промчавшегося жаркого лета, наполненного бесконечными хозяйственными хлопотами по приведению старого дома в порядок. Но с другой стороны, я очень любила эти минуты торжественной тишины, когда все в природе словно замирало в преддверии долгой снежной зимы. От щемящей грусти хотелось плакать, но я прекрасно понимала, что иначе не придет и весна. И потом, мне нравилось осеннее ненастье. Совсем скоро зарядят бесконечные дожди. Старый дом будет скрипеть под ударами непогоды, а значит, вечера перед жарко растопленным камином станут еще уютнее. Что может быть лучше в такую погоду, чем чашечка горячего шоколада, теплый пушистый плед и интересная книжка?

Имелось и еще одно обстоятельство, из-за которого я с особенным нетерпением ждала прихода осени в этом году, – завещание моей прабабушки, Элизы Этвуд. Сегодня было одиннадцатое октября одна тысяча пятьсот девятого года. А значит, уже завтра я стану полновластной хозяйкой дома и прилагающегося к нему немалого состояния, поскольку минуют оговоренные в завещании полгода, которые необходимо было провести в Аерни. Не скажу, что выполнение этого условия оказалось очень сложным для меня. Шесть месяцев пролетели как один день. Конечно, мой приезд в этот городок ознаменовался не самыми счастливыми событиями, и я тогда всерьез подумывала о торопливом бегстве куда глаза глядят, так как слишком сильно меня напугало происходящее здесь. Но, хвала Бригиде, все разрешилось наилучшим образом. Проклятье рода Этвуд, к моему величайшему счастью, оказалось лишь выдуманной страшилкой. И с тех пор никакие призраки или демоны не беспокоили ни меня, ни мою сестру, ни наших друзей. Правда, последним пришлось смириться с тем, что по вполне понятной причине их никогда не приглашали зайти в дом, а я, в свою очередь, привыкла к тому, что в любой момент в гости без предупреждения могли нагрянуть Гилберт и Габриэль. Сама ведь некогда предупредила их, что если они отныне рискнут прежде постучаться и попросить дозволения войти, то я окачу их освященной в храме водой, подумав, что бедняги стали жертвами очередного демона.

Существовала лишь одна вещь, которая была способна испортить мое настроение: навязчивые воспоминания о Лукасе Одли. Что скрывать, первые месяцы я постоянно ждала его возвращения. Днем было легче. Мысли о нем отступали под натиском ежедневных проблем, требующих немедленного разрешения. А вот ночью начинался настоящий кошмар. Несмотря на усталость, я подолгу не могла уснуть. Постель словно жгла огнем, и я крутилась волчком, не в силах найти удобного положения и лишь ненадолго замирая. Хорошо еще, что к тому моменту Анна уже перебралась в отдельную комнату, поэтому моя бессонница не мешала ей отдыхать. Я же драгоценные часы ночного спокойствия тратила на бесконечные сетования и переживания. Вернется ли Лукас и если да – то когда именно? Почему он даже не простился со мной? Скучает ли он хоть немного обо мне?

Стоит ли говорить, что после такого отдыха я вставала с кровати еще более уставшей и раздраженной, чем ложилась. Видимо, темные круги под глазами и постоянное отсутствие аппетита в какой-то момент стали слишком заметны окружающим, поэтому однажды Герда вызвала меня на откровенную беседу по душам. Правда, говорила в основном она, а я лишь слушала, повинно склонив голову. По ее словам выходило, что я мучаюсь и переживаю совершенно зря. Да, Лукас некрасиво поступил со мной, уехав прочь без объяснений причин своему поступку. Но это не значит, что я должна страдать. Рано или поздно, но он обязательно поймет, какую глупость совершил. И его самолюбие сильно пострадает, если он узнает, что я все это время наслаждалась жизнью, даже не думая утопать в слезах. Мужчины так устроены, что покорная и вялая добыча им совершенно неинтересна. Они охотники в первую очередь. Так почему я так быстро признала свое поражение? Если Лукас вернется и застанет меня в столь плачевном состоянии, то наверняка восторжествует, уверовав, будто является единоличным властителем моих дум. А значит, он поймет, что имеет полное право поступать со мной так и впредь, поскольку я все равно покорно проглочу любую его выходку. Не лучше ли будет, если Лукас не узнает о моих слезах? Ведь тогда придет черед волноваться уже ему, поскольку у молодой и красивой девушки, которая к тому же вот-вот станет наследницей огромного состояния, ухажеров всегда будет в избытке.

Нельзя сказать, будто слова Герды сильно приободрили меня. Но во мне неожиданно взыграла гордость. Действительно, а с какой стати я страдаю по мужчине, который, наверное, уже давным-давно забыл обо мне? Конечно, неприятно осознавать, что я была лишь незначительным эпизодом в бурной и полной приключений жизни Лукаса, ну что же. Будет мне урок на будущее. У меня тоже есть своя жизнь, и я совершенно не собираюсь тратить ее на бесплодные переживания!

Я бы слукавила, если бы призналась в том, что мне моментально удалось забыть о Лукасе. Конечно же, нет. Были и еще приступы слезного отчаяния, но свидетелем их становилась лишь моя подушка. На людях я не позволяла себе больше подобных слабостей. Тяжелее всего пришлось в борьбе с бессонницей. И опять меня выручила умница Герда, которая однажды принесла от местной травницы тяжеленную бутыль какого-то лекарственного настоя с резким и горьким запахом полыни. Всего несколько капель этого чудодейственного средства, добавляемых в вечерний чай, позволяли мне уснуть сразу, как только голова касалась подушки. И мало-помалу я начала забывать Лукаса. Верно говорят, что время лечит. Теперь при воспоминаниях о нем я чувствовала лишь легкую грусть и досаду, но не более.

Тяжело вздохнув, я одним глотком допила какао, остатки которого еще плескались в чашке. Поставила ее на стол и встала, намереваясь вернуться в дом. Несмотря на солнечную погоду, во дворе было по-осеннему свежо, и я немного озябла. Что же, пойду отогреваться к камину. А заодно проверю, чем заняты Анна и Герда.

Я сделала всего шаг к двери, как услышала тихий скрип калитки, и остановилась.

– Хлоя? – негромко окликнули меня в следующее мгновение.

От этого мужского голоса мне стало больно дышать. Колени затряслись так сильно, что я судорожно схватилась за спинку кресла, опасаясь упасть. Затем я очень медленно обернулась, отчаянно молясь Бригиде, чтобы все это оказалось лишь наваждением.

Но нет, небеса остались глухи к моей мольбе. Около крыльца стоял высокий и неестественно худой молодой человек с белесыми волосами и рыбьими прозрачными глазами навыкате. Вильгельм Мюррей, мой сводный брат собственной персоной.

– Хлоя, – уже утвердительно повторил он и неспешно поднялся по ступенькам крыльца. Остановился всего в шаге от меня, заложил большие пальцы за широкий кожаный ремень и с любопытством оглядел меня с ног до головы и обратно, после чего проговорил: – Рад видеть тебя в добром здравии.

Я поборола постыдное желание развернуться и сбежать в дом, где первым делом крепко-накрепко заперлась бы на все возможные замки и засовы и не выходила бы, пока незваный гость не отправился бы восвояси. Что ему надо здесь? Сердце больно закололо от дурного предчувствия. Сдается мне, что ничего хорошего от неожиданного визита так называемой родни лучше не ждать.

– Вильгельм, – медленно произнесла я, отчаянно соображая, как поступить в этой ситуации. – Каким ветром тебя занесло в наши края?

– Это долгий разговор, – уклончиво ответил тот. Неумело растянул губы в странной гримасе, должной, по всей видимости, выражать приветливую улыбку. – Быть может, пригласишь меня в дом? Там и поговорим. Все-таки не чужие люди друг другу.

Я отчетливо скрипнула зубами, вспомнив, сколько дурного перенесла по воле и милости этого так называемого «не чужого» человека. Я проводила с матерью всего неделю, от силы – две в год, остальное время вынужденная коротать в пансионе для благородных девиц, куда меня сослал отчим, чтобы, как говорится, не мозолила глаза и не напоминала о прошлом его супруги. Но и этот краткий срок Вильгельм умудрялся с легкостью превратить в настоящий кошмар, постоянно находя причины, чтобы нажаловаться на меня отцу. То не так посмотрела, то слишком громко засмеялась. Впрочем, Генриху и не требовалось особых поводов, чтобы в очередной раз наказать нелюбимую падчерицу. Одно мое существование на этом свете было уже достаточным поводом, чтобы испытывать ко мне ненависть. Вильгельм прекрасно знал отношение своего отца ко мне и умело пользовался этим. Детская жестокость порой не знает границ. Как бы я ни старалась вести себя хорошо, предугадывая любое желание родных и не показываясь лишний раз на глаза отчиму и сводному брату, – итог был один. Каждый день меня лишали сладкого, на несколько часов запирали в темной холодной комнате, да мало ли что еще.