Акварель Сардинии - Лилия Гейст

АКВАРЕЛЬ САРДИНИИ (или зарисовки с натур)

Внушительных размеров белый паром «Моби» медленно вошёл в фарватер около восьми вечера.

Любопытствующие пассажиры повалили на верхнюю палубу, посмотреть, как паром гулко коснётся причала двумя большими трапами. А я поспешила к эскалатору, на выход.

Первое, что я ощутила – аромат необычных трав и растений, который пригнали в бухту воздушные потоки. Улавливалась пиния и, может быть, шалфей, но что-то ещё неведомое, горько-сладкое, терпкое и томное будоражило обоняние. Хотелось закрыть глаза и вдыхать, вдыхать…

Всё ещё по-дневному синее небо декорировали белёсые мазки странных, обрывистых облаков. Словно в небесной канцелярии у главного художника кончилась краска, и он старательно выдавливал из кисти остатки.

Миролюбивое солнце, казалось, позёвывало и помахивало предпоследними лучами – до завтра!

Величественная горная гряда в сизой дымке производила впечатление удачно подобранного оформления к спектаклю, который вот-вот начнется. А почему бы и нет? Всё-таки на вожделенную Сардинию приплыли. Причем в международный день защиты детей. Хотелось если не салюта и оркестра, то хотя бы небудничного оживления в порту – как своеобразной увертюры. Но отработанный ритуал разгрузки судна – сначала пешие пассажиры, а уж потом с машинами – не гармонировал с торжественностью момента. Даже в местах наших снов и сказок имеет право протекать обычная жизнь.

Благополучно добравшись до городка Сан Теодоро на рейсовом автобусе, я вошла в пустой дом семьи Кугузи и не обнаружила в нем света. Ни на первом, ни на втором этаже, что было вполне логично.

Спускаясь наощупь вниз по старенькой скрипучей лестнице, я тут же представила себе незабвенного Ваньку Жукова, корпящего при лучине над письмом деду, и саркастично хохотнула, в поддержку общего тонуса.

Дом сеньоры Марии встретил меня тишиной, но я чувствовала, что он мне рад, как может быть «радо» то, что предназначено для человека и пропитано энергией большой, красивой семьи. Оштукатуренный и побелённый, каменный двухэтажный дом с флигелем давно не знал ремонта, полвека оставаясь по-деревенски уютным. Служивший некогда для всех Кугузи оплотом, теперь дом – лишь летняя резиденция для взрослых детей с их семьями, и в холодные месяцы года простаивает. Мне любезно предложили в нем пожить до приезда сюда сеньоры Марии – главы семьи Кугузи, мамы моей итальянской подруги Франки.

Призванная обогреть дом, я была преисполнена особого чувства сопричастности и доверия, хоть и стояла в темноте.

С Франкой Кугузи судьба свела меня восемь лет назад.

В младенчестве моего сына я называла его «кукузя», сама не зная, почему и откуда проникло в мой лексикон это ласкательное имя. Ни от кого его не слышала и нигде не прочла – оно на меня снизошло. Вот и «накликала» нежный образ, вдали от Италии, не помышляя о ней в те молодые годы…

На момент знакомства с Франкой я владела лишь ключевыми итальянскими оборотами речи: здравствуйте, до свидания и спасибо. Но мы обе неожиданно и бессознательно потянулись друг к другу, как будто были разлучёнными сестрами и вот – воссоединились. Франка, похожая на подростка, сразу вызвала во мне бессознательную нежность, и я обняла её по-родственному после первого же общения. Молодая женщина прижалась ко мне, как ребенок. С тех пор мы всякий раз, удивляя окружающих, бросались друг к другу в объятия:

– Светлана!

– Франка!

Больше ничего сказать и выразить я не могла. Франка что-то тихонечко приговаривала, то сверкая каштановыми глазами, то прикрывая их густыми ресницами, а я просто гладила её и улыбалась нашему единению. Переводчики тут были ни к чему…

Спустя два года я поселилась на всё лето в Италии, через месяц худо-бедно заговорила по-итальянски, и мне открылась ранимая душа сильной по характеру Франки.

Как только Франка Кугузи вошла в мою жизнь, я моментально вспомнила то прозвище. «Кукузя»! Расхождение в две буквы не считается – знакомство с семьей простых, добрых, искренних людей было мне предначертано. Позже я близко сошлась со старшей сестрой Франки, Себой, а потом и с самой мамой Марией – потрясающей, красивой женщиной восьмидесяти лет, широкой души человеком.

Две недели назад черноволосая сарда Франка, самая младшая из шести детей Марии, родившаяся в Тоскане и живущая там с десятилетним сыном, спросила меня:

– Ты хочешь поехать в Сан Теодоро? Мама тебе предлагает… Пока её там нет и сезон не начался, ты можешь в доме пожить.

Речь шла о Сардинии – восхитительном острове предков Франки.

– Одна? Не знаю даже… С тобой бы… – растерялась я.

– Я не могу, к сожалению. Самуэле учебный год заканчивает. Послушай, сама меня учила реагировать на жизнь смело. Давай, кураж в руки – и вперёд!

Ну, куражу-то мне не занимать. Сеньора Мария, знала, что я после короткого, пробного посещения успела в Сардинию влюбиться, вот и пригласила. Урожденная сарда, она любила одаривать людей и разделяла мои чувства по отношению к острову. Кто хоть раз побывал на Сардинии, поймёт нас обеих.

И я рванула – сначала на автобусную станцию, потом на поезд, с него – на другой, а затем уже и на паром. Все состыковки требовали скорости, собранности и самоотдачи. Вплоть до последнего поезда они мне удались. Последний оказался отменён – по причине национального праздника.

Я схватилась за голову. Она мне хладнокровно подсказала: добраться всё-таки следующим поездом до порта Чивитавеккия и дождаться там другого парома, уходящего, правда, лишь на ночь глядя.

Стоя в тамбуре прибывающего в портовый городок поезда, я увидела вдали белеющий у причала паром. Неужели – мой, тот, что должен был уплыть в три пополудни, полчаса назад? Я всегда утверждаю, что чудеса случаются. Если в них веришь.

«По вере вашей вам и воздастся…» Сломя голову и ломая колеса небольшого чемодана, я добежала до причала, что называется, с языком на плече и как можно вежливее обратилась к служащим порта:

– Извините, а что это за паром?

– На Ольбию. Тот, который опаздывает… Но он вот-вот отплывёт.

– А я на него успею?!

– Бегом – успеете…

Чудесный национальный праздник отнял у меня поезд, но дал взамен паром. Я влетела в его чрево за минуту до подъёма огромного, грохочущего, железного трапа. Мужчины, обслуживающие погрузку, смеялись мне вслед понимающе.

Долго глядя в мутное стекло большого иллюминатора на уменьшающийся порт, я не верила, что плыву…

***

Выключатель послушно менял свои положения под моими пальцами, но толку не было никакого – лампочка в плафоне оставалась всего лишь изобретением Эдисона в чистом виде, без примесей озарения.

Распаковав чемодан, я наметила план на завтра и направилась к выходу: сидеть вечером одной, без света, пусть и при романтическом мерцании свечи, не хотелось. Обратиться за помощью пока было не к кому.

Наметив глазами траекторию от входной двери до кровати и загодя расстелив постель, чтобы по возвращении бухнуться в неё наугад, я танцующей походкой вышла на волю.

В маленьком приморском поселке Сан Теодоро есть всё для достойной жизни. И мне настолько стало здесь с первой минуты хорошо и благостно, что я мгновенно решила продлить свое пребывание на неделю-другую. Нужно только поднапрячься и найти себе комнатку, чтобы не мешать сеньоре Марии по её приезде.

Вечер на острове – особый дар природы. Щедрое до жестокости солнце уходит, небо превращается в холст свободолюбивого и тонко чувствующего художника; цветы, благодарные за паузу и возможность подышать, жертвенно при этом не сгорая, беззаветно отдают свой аромат, струящийся сладкими, пряными, терпкими волнами…

Сан Теодоро жил вечерней курортной жизнью, с её атмосферой мимолётного счастья. Воздух летнего дня ещё не остыл окончательно, теплое испарение оседало на коже, и расторопный ветерок смахивал его небрежно. Тело неслышно напевало песенку о пользе и радости морского воздуха.

Я медленно шла вдоль уже знакомых столиков уличного рынка с веселым названием «банкарелла». Меня изумляло не количество представленного здесь товара, а профессиональный героизм продавцов. С июня по сентябрь они каждый вечер без устали привозят и выставляют раскладные столы, стелят на них «попоны», укрепляют висячий источник света, привлекательно размещая товар, а после полуночи опять усердно упаковывают всё добро – в обратном порядке. Наверное, глаза бы их уже не глядели на сувениры, бижутерию, поделки народного промысла, сладости и всякую всячину.

Общее настроение несколько заторможено – по сравнению не с 1913 годом, а с моим приездом сюда три года назад. Безмятежные туристы останавливаются вполоборота к прилавку, трогают товар, вежливо спрашивают цену и проходят мимо, не торопясь раскрыть кошелек – мир пока еще не стряхнул с себя кризис.