Первый день эпохи возрождения - Роман Фурман

Фурман Роман

Первый день эпохи возрождения

Роман Фурман

Первый день эпохи возрождения

- Пора...

- Вы что-то сказали? Вы мне?

- Не вам. Вообще... Говорю, пора...

- Давно пора. Чего они тянут.

- Сверяют со списками. Все должно сойтись.

- Нас тут не так уж и много. Развели канцелярщину. Чушь...

- Порядок есть порядок.

- Все равно, что-нибудь да напутают. Кого-то наверняка забудут.

- Во всяком случае, не должны. Это приказ Администрации - забрать всех до единого. Всех...

- Значит, это последней? А если не хватит мест?

- Они могут в сто раз больше, в тысячу. Разве не видите, какая громадина. Дух захватывает.

- Неужели-таки всех?! А если кто-то не успеет? Или просто решит остаться? Что тогда?

- Остаться? Здесь? Зачем?!

- Мало ли что. Захочет - и все.

- Стало быть, он сумасшедший. Вот вы же не хотите? Или хотите?

- Я?! Что я здесь забыл, в этом проклятом пекле?

- То-то. Все так рассуждают. Никто не хочет пропадать в этом аду. Ничего, скоро мы уже будем _там_ и сможем забыть все, отдохнуть. А потом начнем жить...

- Вот теперь действительно начинают. Видите, впустили первую группу.

- Прямо не верится... Через пару часов очередь дойдет и до нас.

- А я почему-то боюсь. Не знаете, это опасно? Что говорят?

- Не знаю. Лично меня это не волнует. Лишь бы вырваться отсюда. На любых условиях. Терять уже нечего...

- Но все-таки, что они с нами сделают? Что мы почувствуем?

- Я же говорю вам, не знаю. Засушат, заморозят, растворят - какая разница!

- Бррр!.. Ну и юмор у вас. Я же серьезно.

- Да что вы пристаете с пустяками. Спросите у них самих, а меня оставьте в покое. Вон ходят двое - Капитан и первый помощник. Они вам все расскажут. Ну, сбегайте.

- Вы что, смеетесь? Я и так еле на ногах держусь, не то что они... А кто из них Капитан? Коренастый?

- Да. Он уже сделал двенадцать рейсов. А первый помощник, я слышал, впервые здесь. Новичок. Он даже родился _там_.

- Эх, везет людям.

- Это верно, кому как повезет. Его родители попали в первые рейсы. Вас-то еще и на свете не было.

- Меня? Возможно. Кстати, я в своем роде знаменитость.

- Вы? Вот уж не сказал бы, глядя на вас. Ну и чем же?

- Моложе меня никого здесь нет, хотя мне уже сорок два. Я последний, кому позволено было родиться. Последний, понимаете. Потом Администрация приняла решение - больше ни единой души.

- Ну и правильно. Надо было еще раньше. Иначе бы они еще и через десять лет не увезли всех отсюда. Все-таки мы живем в самую гнусную эпоху. Эпоху бегства от самих себя.

- Это вы в точку попали. Гнуснее и не придумаешь... Еще одну группу впустили. Дело движется. Медленно, но верно.

- Моя очередь движется уже четырнадцать лет. Так что я привык. К движению...

- Что же вы раньше не записались?

- Раньше... Все мы жертвы, как говорится, стадного чувства. Сначала никто не хотел, первых отправляли в принудительном порядке. Конечно, были добровольцы, но они не в счет. Масса, толпа... Глупцы, и я такой же... Мне уже пятьдесят девять. Кто знает, сколько еще осталось. Но хоть год-два, хоть сколько-нибудь пожить по-человечески, а не так, как мы сейчас. Или умереть, все равно...

- Нет-нет, я не согласен умирать. Жизнь - это чудо, даже здесь. Величайшее чудо, которое еще осталось у человека.

- Хм, да вы философ! Поэт! Стишки сочиняете?

- Оставьте... Лучше посмотрите, что это там виднеется.

- Где?

- Почти у горизонта. Непривычный зеленый цвет. Правее тех барханов, видите?

- Ну и что? Камень, наверное. Какая разница. Подвиньтесь, теперь можно стать под навесом. Пожалуй, они стали работать быстрее.

- Странно, очень странно.

- Вы о чем?

- Да вот это зеленое. Вчера, кажется, там ничего не было. Вы не заметили?

- Мне все равно. Считайте, это мираж.

- Я бы не сказал.

- Тогда сбегайте и узнайте. Потом расскажете всем нам.

- Мне что, больше всех нужно? Просто к слову...

- Вот она, типичная философия потребителя.

- Будто вы не потребитель. Созидатель нашелся. Именно такие, как вы, и довели до всего этого кошмара!

- Слушайте, мне надоели ваши праздные разговоры. Давайте помолчим лучше, чем попусту молоть языком.

- Пожалуйста. Только, по-моему, вы начали первый. Да, вы. Вы сказали...

- Что я сказал? Какой вы все-таки нудный.

- Ну, знаете ли... Я попрошу вас выбирать выражения!

- Да идите вы...

- Что-что?!

- ...!

- ...!!

И они замолчали.

Да и о чем говорить?.. Через час-другой их, да и всю эту вереницу людей в прозрачных оболочках, ожидает глубокий сон едва ли не по ту сторону бытия - долгосрочная теплохимическая консервация организма. И какая разница - что они думают друг о друге и обо всем остальном.

Каждые семь минут горстка пассажиров входила в камеру шлюзования огромного космического корабля. Там они принимали снотворное и располагались в пластиковых капсулах. Дальнейшее от них уже не зависело. И они засыпали с надеждой, что через шесть лет - световых лет - они вернутся к жизни, но уже _там_, на четвертой планете звезды Бертольда.

Эта планета, которую переселенцы назвали Младшей Землей, М-Землей, а в разговорной речи Эм-землей, имела вполне приемлемые условия для жизни, почти такие же, какие были на покинутой Земле в мезозойскую эру. Так Человек, Венец Творения, выбрался, наконец, из своей земной колыбели, и зашагал по этажам мироздания с видом победителя, бесцеремонно заглядывая во все его комнаты, обшаривая закоулки и опустошая кладовые. Ибо что ему еще оставалось делать? Только побеждать. И пожинать плоды своих побед...

А пока последние люди покидали Землю. Очередь уже сократилась на треть - вереница странных фигур в прозрачных оболочках под палящими лучами солнца на стартовой площадке. Люди уезжали без багажа и в камере шлюзования оставляли все, что было на них, вплоть до контактных линз-очков. Одна старушка пыталась пронести под своей оболочкой кота. Через минуту рука робота вышвырнула кота прочь. Обреченный зверь, корчась на раскаленном песке в разреженном воздухе, прекратил свое жалкое существование на глазах у безучастной толпы, словно напоминая, что отсюда надо убираться, и поскорей.

Двое из экипажа проверяли по спискам каждую группу, а Капитан с первым помощником неторопливо прохаживались по территории городка. В полете все члены экипажа тоже погружались в сон, но лишь после того, как корабль ложился на курс, и в консервацию вводил их сам Капитан. Он оставался последним бодрствующим существом на борту, - роботы не в счет.

На все четыре стороны открывался один и тот же унылый вид: зыбкие гребни барханов под ослепительным небом, бесформенные каменные торосы, полуразвалившиеся строения из металла и пластика. Ничто здесь не радовало глаз, на всем были печать и дыхание смерти. Голая и обезвоженная, готовая испустить последний дух, последний живой крик. Земля стала пройденным этапом для того, кто ее топтал и, как казалось ему, благоустраивал...