От потрясенного Кремля до... - Юирий Сидоренко

Ю. С. Сидоренко

От потрясенного Кремля до…

Всю жизнь охотятся на поляне, где в детстве видели куропатку

Ну не верь, но хоть помысли

События, которые описаны в этой книге, представляют, на мой взгляд, большой исторический и общественный интерес. Может быть поэтому определенное значение приобретает и личность автора. И здесь я могу позволить себе дать характеристику этому человеку, поскольку знаю его как врача, хирурга, ученого, а самое главное, как человека. Юрий Сергеевич Сидоренко — доктор медицинских наук, профессор, заслуженный изобретатель РСФСР, директор крупнейшего в республике научно-исследовательского онкологического института. Им выполнено более пятнадцати тысяч сложных хирургических операций, опубликовано свыше двухсот пятидесяти научных работ, получено более семидесяти авторских свидетельств на изобретения. Целый ряд операций, хирургических инструментов и методов лечения носят его имя. Большая занятость и огромная продуктивность не исчерпывают полной характеристики автора этой книги. Юрий Сергеевич — человек несомненно разносторонний, его характер полифоничен. Он увлекается литературой, живописью, музыкой, при этом является тонким психологом, обаятельным собеседником. Но самое главное — он, безусловно, порядочный, честный человек, и эти качества сегодня следует выделить особенно. Ему можно верить.

Я пишу эти записки срочно, едва вернувшись со съезда, пока ощущения, образы, слова и поступки свежи, ибо последующие события, как правило, отодвигают первые впечатления на второй план, что-то уходит, что-то деформируется, и так или иначе происходит своеобразная аберрация авторского зрения. Между тем события, в которых я участвовал волею случая, поистине судьбоносны для России, да и не только для этой страны.

С момента избрания меня председателем Счетной комиссии я сам обозначил себе такую модель поведения, в рамках которой я должен был быть только слушателем, но уже никак не оратором. И, более того, уже сам рисунок моего поведения в этой гуще противоречий определял мою беспристрастность и безусловную объективность. Эту роль я выполнил до конца, но роботом при этом не стал. Я, как и все депутаты съезда, очень остро воспринимал происходящие здесь события, и, не имея возможности внешне выразить свои чувства, с обостренной сосредоточенностью анализировал происходящее. По ходу своей работы я сталкивался со всеми без исключения группами, направлениями и течениями. В силу моей вынужденной нейтральности, ограниченной чисто «технологической» миссией, я имел как бы особенный статус среди всех участников съезда, и поэтому ко мне обращались представители самых различных противоборствующих сил, откровенно излагая свои воззрения.

Итак, протокольные истины, человеческие страсти, глубинные течения, состоявшиеся и несостоявшиеся конфликты, победы, поражения, патовые ситуации — все это и многое другое представляет большой исторический интерес, которым я тороплюсь поделиться с читателем.

Обстановка, которая сложилась в преддверии Первого Съезда народных депутатов РСФСР, была парадоксальна и непредсказуема. Это случилось потому, что на фоне нарастающей гласности в обществе произошла быстрая политизация масс. Причем движение общественного сознания происходило главным образом влево, в сторону радикального переустройства общественной и государственной жизни. В этих условиях так называемые правые силы стремительно теряли традиционную «всенародную» поддержку. Когда по всему фронту открываются вдруг объективные реалии, вряд ли можно рассчитывать на массовую поддержку пресловутых привилегий, на защиту архитекторов Чернобыля и Арала, на любовь и уважение к политическим, экономическим и социальным банкротам. И действительно, рейтинг соответствующих правых сил неуклонно падает.

И в этих обстоятельствах те люди, которые вчера еще пели «Вышли мы все из народа…» и которые определяли в качестве высшей аттестации народных артистов, народных врачей, народных контролеров, для которых народный суд являлся эталоном высокой справедливости, а самые преданные союзники назывались народными демократами, отношение к этому прилагательному вдруг изменили самым неслыханным образом. Впрочем, торжественное слово «народный» разжаловать официально просто невозможно, поэтому его заменили незнакомым латинским термином «популизм» с явно отрицательным звучанием, хотя природа этого понятия, конечно же, не изменилась. «Vox populi, vox dei» — Голос народа, глас божий.

Итак, настроения в народе, которые связаны с антиаппаратным видением ситуации, удобно определить латинским термином «популизм», а к русскому языку и знакомому слову «народный» можно вернуться для того, чтобы декларировать неразрывную связь с народом.

Но декларации такого рода не отражают действительного положения вещей, которое на самом деле достаточно парадоксально: с одной стороны, низкий рейтинг среди населения, с другой — высокое представительство в депутатском корпусе России. Именно это обстоятельство формировало специфическое чувство непредсказуемости. Всем было непонятно, как будут складываться равнодействующие столь противоречивых сил в стране и на съезде. Явно неадекватная презентация в депутатском корпусе вызывала сомнения в отношении любых законодательных актов, связанных с обновлением России. Но самая главная тревога была связана с именем Бориса Николаевича Ельцина. Подавляющая поддержка Ельцина населением страны входила в антагонистическое противоречие с той композицией политических сил, которая сложилась на съезде.

В такой обстановке съезд начал свою работу, а я, волею случая, стал председателем Счетной комиссии. На мои плечи легла огромная историческая ответственность, связанная с первичным становлением демократического процесса на особо важном участке, где окончательно формировались важнейшие для России решения. В этих обстоятельствах явно недостаточно было бы ограничиться лишь элементами формализованной аккуратности, проявив только добросовестность и трудолюбие. Задача оказалась намного сложнее и шире: требовалось создать надежный механизм, с помощью которого эти категории могли быть действительно претворены в жизнь. Читателю понятно, что речь идет не только о технологии счета, ибо Счетная комиссия — это сорок восемь человек, каждый из которых является яростным носителем собственных нравственных ценностей, политических симпатий и антипатий. Так были возможны самые различные осложнения в виде групповых и индивидуальных протестов, связанных с различным толкованием формы и содержания избирательного процесса, духа и буквы наших совместных протоколов.