О том, что не надо слушаться чужих советов - Джером Джером

Джером Клапка Джером

О том, что не надо слушаться чужих советов

Как-то поздно вечером, зимою, прохаживаясь по перрону Юстонского вокзала в ожидании последнего поезда на Уотфорд, я заметил человека, ругательски ругавшего автомат. Дважды он грозил автомату кулаком; казалось, он его сию минуту ударит. Повинуясь естественному любопытству, я тихонько подошел поближе. Мне хотелось понять, о чем он говорит. Человек, однако, услышал мои шаги и обернулся.

— Это вы здесь только что были?

— Где именно? — переспросил я в ответ, ибо ходил по перрону уже минут пять.

— Ну здесь же, где мы сейчас стоим! — отрезал он. — Вы что думаете: здесь — это вон там, что ли? — Видимо, он был сильно раздражен.

— Вполне может быть, что я проходил уже по этому месту за время своей вынужденной прогулки по перрону, если вы это имеете в виду. Вам это угодно знать? — отозвался я с подчеркнутой любезностью, ибо мне хотелось пристыдить его за грубость.

— Мне угодно знать, — продолжал он, — с вами я разговаривал минуту назад или не с вами?

— Нет, не со мной, — отвечал я. — Честь имею.

— Вы уверены? — не отставал он.

— Ну, знаете! Разговор с вами не так-то скоро забудешь! — не выдержал я. Меня оскорблял его тон.

— Простите, — с неохотой выдавил он из себя. — Здесь подходил один. Разговаривал. Я думал, что это, может быть, вы.

Я немного смягчился. На платформе, кроме него, никого не было, а до поезда еще оставалось четверть часа.

— Нет, это не может быть я, — ответил я добродушно. — А что, он вам нужен?

— Да, нужен! — ответил он. — Я опустил пенни в эту щелку, — продолжал он, как видно чувствуя потребность излить душу, — Я хотел получить коробку спичек, но оттуда ничего не выскочило. Я уж этот проклятый автомат и тряс и ругал. А тут подошел какой-то, ну вот с вас ростом. Послушайте, а это наверное были не вы?

— Да нет же, — отвечал я. — Я бы вам сказал, если б это был я. Ну и что ж он сделал?

— Он видел, что произошло, или, может быть, догадался. Он сказал: «Капризная штука, эти автоматы! Ими еще, знаете, надо уметь пользоваться». А я ему говорю: «Надо их все собрать и швырнуть подальше в море, вот что!» У меня не было ни одной спички. А я курю. Мне они постоянно нужны. Он мне и говорит: «Иногда монетка застревает. Это значит, что вес ее недостаточен. Тогда нужно опустить вторую. Вторая монетка спускает пружину и сама выскакивает. Так что вы получаете все, что хотели, да еще в придачу монетку. Я всегда так делаю». Объяснение довольно нелепое, но он говорил так уверенно, словно сам этот автомат выдумал. И я его, дурак, послушал! Я опустил еще одну монетку — пенни, как мне тогда казалось, — только сейчас я обнаружил, что это была монета в два шиллинга. Этот безмозглый идиот до некоторой степени был прав. Что-то действительно выскочило из автомата. Не угодно ли вот — полюбуйтесь!

Он протянул мне пакет. Я взглянул на этикетку и увидел, что это леденцы от кашля.

— Два шиллинга и один пенс, — добавил он с раздражением. — Может, купите, а? За треть цены отдам.

— Вы опустили монетки не в ту щель, — предположил я.

— Это я и без вас знаю! — отвечал он, как мне показалось, излишне резко. Собеседник он вообще был не из приятных, и, имей я возможность поговорить с кем-нибудь еще, я незамедлительно бы с ним расстался. — Ну, деньги, куда ни шло, пропали — и ладно, но на кой черт мне эти проклятые леденцы? Попадись мне сейчас этот болван, я бы запихнул их ему в глотку.

В молчании мы шли до края платформы и повернули обратно.

— Ведь есть же такие люди! — опять разразился он. — Вечно лезут со своими советами. Боюсь, что когда-нибудь заработаю месяцев шесть за такого вот субчика. Помню, у меня был пони. (Собеседник мой, насколько я мог судить, был мелким фермером; в манере его выражаться было что-то огородное, не знаю, вполне ли вам ясно, что я имею в виду, но все время, пока вы разговаривали с ним, вам лезли в голову какие-то овощные мысли.) Хороший был коняга, уэльской породы. Выносливее животины я никогда не встречал. Всю зиму он пасся у меня на воле, а как-то ранней весной я решил проехаться на нем. Мне нужно было в Амершем по делу. Я запряг его в тележку и стал погонять. До Амершема всего десять миль, но пони оказался норовистым, и к тому времени, когда мы добрались до города, он был уже весь в мыле.

В дверях гостиницы стоял человек.

— Славный у вас пони, — говорит он мне.

— Да так себе, — отвечаю я.

— Очень-то его гонять нельзя. Он еще молод, — поучает он меня.

— Мы проехали десять миль, — говорю я. — Всю дорогу на вожжах висеть пришлось. Я, наверно, вымотался куда больше, чем этот пони.

Я вошел в дом, управился со своими делами и, вернувшись, увидел, что человек все еще стоит на том же месте.

— Ну как, обратно? В гору, стало быть, взбираться будете? — спрашивает он меня.

Почему-то он мне с самого начала не понравился.

— Да, мне нужно на ту сторону. А вы что, может быть, знаете, как добраться до вершины холма, не поднимаясь вверх? Тогда скажите.

— Послушайте моего совета, — говорит он мне, — перед тем как ехать, дайте ему кружку пива.

— Кружку пива? — изумился я. — Да он у меня спиртного в рот не берет.

— Это не важно, — махнул он рукой. — Вы ему все-таки дайте кружку пива. Я знаю этих пони. Он у вас хорош, только еще не объезжен. Кружка пива — и он помчит вас в гору быстрее канатной дороги. И ничего ему не сделается.

Странное дело с этими советчиками. Всегда потом себя спрашиваешь, как это ты не дал такому типу промеж глаз и не сунул его носом в первую попавшуюся водопойную колоду. А ведь слушаешь их, когда они говорят. Я заказал пива, велел его вылить в полоскательницу и вынес на улицу. Вокруг собралось человек десять. Зубоскальства, конечно, хоть отбавляй.

— Джим, ты его сбиваешь с праведного пути! — кричал один. — Теперь он начнет в карты играть, потом банк ограбит, потом убьет свою мать. В душеспасительных брошюрках говорится, что это всегда начинается со стакана пива.

— Такое он пить не станет, — заметил другой. — Оно же совсем выдохлось, все равно, что вода из канавы. Подлей ему свеженького.

— А сигару ему припас? — спрашивал третий.

— В такой холодный день ему бы пользительнее кофейку выпить да закусить поджаренным хлебом, — хихикал четвертый.

Я уж хотел было вылить это пиво или выпить его сам; до чего же глупо скармливать такое добро четырехлетнему пони, — но как только этот скот учуял, чем его угощают, он моментально сунул морду в полоскательницу и высосал все разом, не хуже любого христианина. Я прыгнул в тележку и под крики «ура» покатил. Мы благополучно въехали на холм, но тут ему хмель ударил в голову. Мне не раз приходилось отводить домой пьяных мужчин — занятие, скажу я вам, не из приятных. Видел я и пьяных женщин — это еще хуже. Но пьяный уэльский пони! Не приведи бог снова встретить что-либо подобное! У него было четыре ноги, поэтому он умудрялся не падать. Но направлять себя он уже никак не мог, а позволить мне это сделать не желал. Тележка оказывалась то у одной обочины, то у другой; а не то останавливалась прямо посредине, поперек дороги. Я слышал, как сзади затренькал велосипедный звонок. Я не посмел повернуть голову, все, что я мог, это крикнуть велосипедисту, чтобы он держался подальше.

— Я хочу вас объехать! — прокричал тот, приблизившись.

— Ничего у вас не выйдет, — ответил я.

— Это почему? — удивился он. — Что вам, вся дорога нужна?

— Вся и даже больше, — отозвался я. — И чтоб, кроме меня, здесь никого не было!

С полмили он ехал за мною по пятам, не переставая ругаться. Несколько раз ему казалось, что он, наконец, может обогнать меня, и он начинал быстрее работать педалями, но пони всякий раз оказывался у него на пути. Можно было подумать, что животное делает это нарочно.

— Да ты и править-то не умеешь! — кричал он. Так оно и было, — я действительно ничего не мог поделать. Я совсем выбился из сил.

— Кого ты из себя строишь? — продолжал он. — Наездника из цирка? (Это был простой парень.) Дурак же хозяин, который доверил упряжку такому сопляку!

К этому времени я уже начал сердиться.

— Что толку, что ты орешь на меня? — разозлился я. — Вон пони, ну и ори на него, если без этого не можешь! Я и так замучился! И без твоей брехни! Отстань, тебе говорят! Видишь, он только хуже становится.

— А что с ним? — последовал вопрос.

— Разве не видишь, — ответил я, — он пьян!

Конечно, звучало это довольно глупо, но правда частенько кажется малоубедительной.

— Один из вас пьян. Уж это верно, — ответил он. — Подожди, вот я тебя сейчас выволоку из тележки!

Если бы он только выполнил свою угрозу! Я бы дорого дал, чтобы выбраться из этой злосчастной тележки. Но ему не представилось случая. Пони вдруг шарахнулся в сторону. А велосипедист, по-видимому, был слишком близко. Послышался вопль, отчаянная ругань, и в ту же минуту меня с ног до головы окатило водой из канавы. Потом эта скотина понесла. Навстречу ехала подвода с венскими стульями, возница дремал наверху. Тоже привычка у этих возниц! Дрыхнут повсюду. Я всегда удивляюсь, что еще мало бывает несчастных случаев. Возница, наверное, так и не понял, что с ним стряслось. Я не мог обернуться и не знаю, чем все кончилось. Я только видел, как он полетел вниз. Когда мы уже наполовину спустились с холма, нас попытался остановить полисмен. Я слышал, как он кричал что-то о недозволенной скорости. За полмили до Чешема мы нагнали группу школьниц; они шли парочками, у них это, кажется, «крокодил» называется. Девчонки, наверное, еще сейчас вспоминают об этом. Старушка-учительша небось добрый час не могла снова собрать их в кучку.