В ожидании возмездия - Анатолий Москвин

А. Г. Москвин

В ожидании возмездия

Если определить общую тему соединенных под обложкой этого тома произведений Жюля Верна, то ею будет, безусловно, возмездие. Положительные персонажи всех трех произведений сталкиваются с негодяями, совершающими преступления. Целью жизни благородных героев, а следовательно, и сюжетом верновских произведений, становится совершение возмездия. Разными путями идут эти люди к поставленной цели, и — строго по законам жанра — возмездие настигает мерзавцев в самом конце книги.

Наиболее размыто заявленная тема реализуется в «Золотом вулкане», в самом значительном романе этого тома, одном из восьми законченных романов, найденных после смерти писателя в его столе.

Здесь отмщение не является самоцелью «джентльмена-фермера» Самми Скима и его кузена Бена. Можно даже утверждать, что автором наказывается не столько преступление, сколько порок. В основе сюжета — осуждение алчности. Поддавшиеся этой губительной страсти Хантер и Мэлоун несут наказание за отказ от человечности.

События «Золотого вулкана» связаны с пресловутой «золотой лихорадкой», охватившей полмира после открытия 17 августа 1896 года россыпных месторождений золота на притоках Юкона. По словам Верна, эта эндемическая болезнь привела к великому множеству жертв.

Видимо, автор «Необычайных путешествий» задумал написать роман о золотоискателях по горячим следам. К этому побудили его и события семейной жизни: единственный сын писателя Мишель Верн тоже отправился на поиски призрачного счастья. В октябре 1899 года в письме Этцелю-младшему Жюль сообщает: «Сейчас я целиком ушел в клондайкские прииски. Только вот найду ли там стоящий самородок? Увидим. Во всяком случае, ковыряюсь как настоящий старатель»[1]. Закончен роман был скорее всего в первой половине следующего года, и раньше «Маяка на Краю Света». Однако автор, очевидно, не надеялся на благоприятное отношение к новому произведению издателя — слишком несозвучным духу времени оказался роман. «Вулкан» прочно обосновался в ящике письменного стола, и вопрос об его издании встал только после смерти Верна.

Текст романа не требовал никакой правки, если не считать нескольких невыверенных цифровых данных да разночтений в написании имен. Подобные недоделки характерны для всех поздних произведений писателя, поскольку обычно он работал одновременно над несколькими романами и оставлял проверку личных имен и фактических данных на последний момент, производя перед сдачей издателю последнюю «косметическую» отделку рукописи. Места, требующие такого дополнительного просмотра, выделялись Верном вопросительными знаками на полях беловика.

Естественно, Мишель из всех отцовских рукописей предложил Этцелю прежде всего «Золотой вулкан». Однако издателю роман не понравился. И больше всего — пессимистический финал, да и весь сюжет требовал, по его мнению, существенного оживления. Мишелю срочно пришлось засесть за переделки в соответствии с пожеланиями издателя. Он не останавливается перед такими «мелочами», как изменение названий глав, сокращение пространных отцовских описаний, введение диалогов, часто в «телеграфном» стиле, изменение фамилий и сущности персонажей. Так, вместо директрисы доусоновского госпиталя в новом варианте появляется господин Патрик Ричардсон, который «по совместительству» оказывается дядюшкой юных героинь романа. И сами эти героини из набожных сестер милосердия превращаются в очень красивых кузин Эджертон, Эдит и Джейн, в которых волею судьбы предстоит влюбиться героям кузенам. Из побочных персонажей, занимающих у старшего Верна совсем немного места, кузины становятся первоплановыми персонажами, особенно Джейн-Жанна. Мишель увеличивает вторую часть романа сразу на три главы, для чего, естественно, придумывает новые сюжетные ходы. Не останавливается он ни перед введением новых персонажей, ни перед написанием новых сцен. Так возникает второй приступ лагеря золотоискателей у подножия Голден-Маунт, похищение Жанны, убийство Мэлоуна, по-иному описано и первое столкновение техасцев с девушками во время морского перехода на «Фут-Боле». Хантера в версии сына не застрелит Нелуто: он разобьется, упав со склона Золотого вулкана. В довершение всего к ногам кузенов скатывается золотой самородок, размозживший голову техасского негодяя. Даже один этот самородок будет высоко оценен, что даст участникам экспедиции вполне ощутимое вознаграждение за труды. Больше того, пока братья странствуют на Крайнем Севере, на затопленном клондайкском участке возобновляются работы, а руководит ими Эдит Эджертон! И руководит весьма успешно, так что банковский счет кузенов за время их отсутствия существенно растет. Мишель ведет действие к вполне естественному, по его мнению, финалу: двойной свадьбе. Двоюродные братья Самми и Бен женятся на двоюродных сестрах Эдит и Джейн. Короче говоря, «из строгого и мужественного приключенческого романа, построенного на символичных поисках, получился сентиментальный водевиль»[2]. В итоге у сына вышла апологетика «золотой лихорадки», тогда как отец иронично издевался над нею.

Приводя раз за разом поиски золота к неудачам, Жюль Верн как бы пытался подвести читателя к единственно разумному заключению: «золото приносит с собой только разрушение и нищету»[3]. Исследователи творчества Верна утверждают, что презрение к «желтому металлу» появилось у писателя еще со времен работы биржевым маклером (1857 г.). Промелькнув побочным сюжетом в первом большом романе («Пять недель на воздушном шаре», 1863), оно, оказывается, прошло с писателем через всю жизнь и вновь проявилось в последних романах — тех, что называют «посмертными», а именно, в «Маяке на Краю Света», «Погоне за метеором», «Золотом вулкане», «В Магеллании». Хотя подобные настроения заметны и в более ранних книгах — «Второй родине», «Гекторе Сарвадаке», «Плавучем острове», — именно в последних романах они вырвались наружу, да так, что заполнили собой целые произведения. Читатель согласится, что автор, критикующий бога капиталистического общества, золотого тельца, должен обладать солидным имуществом и смелостью. У Верна, практически никогда не вступавшего в конфликт с общественным мнением, оказалось в избытке и мужества, и смелости. Надо ли говорить, что в эпоху всеобщего стремления к обогащению с подобными идеями вряд ли можно было рассчитывать на большой успех и огромные тиражи. Наоборот, тиражи стремительно снижались: так, если дешевое издание «Пяти недель на воздушном шаре» (а именно дешевые издания среди французских издателей считались критерием популярности) за последние двенадцать лет жизни писателя вышло общим тиражом 76 тыс. экземпляров, «Михаил Строгов» — 54 тыс., «Таинственный остров», «20 000 лье под водой», «Путешествие к центру Земли» — свыше 40 тыс. экземпляров каждый, то «Кловис Дардантор» (1896) и «Завещание чудака» (1899) появились в 6 тыс. экземплярах, «Великолепная Ориноко» (1898) и «Братья Кип» (1902) — в 5 тысячах, «Вторая родина» (1900) и «Путешествие стипендиатов» (1903) — в 4-х и т. д.[4]. Этцелям, и отцу и сыну, приходилось бороться с убийственной иронией Верна (они все-таки были коммерсантами, то есть людьми, объективно подверженными «проклятой жажде золота», как пару тысяч лет назад выразился Вергилий). Каков был характер их правки? Во «Второй родине» (гл. XI) автор писал: «Как только проведают про существование золотоносных территорий, как только узнают, что Новая Шотландия богата золотыми самородками, искатели золота устремятся сюда толпами, вследствие чего появятся все беды, беспорядки, преступления, порождаемые добычей этого металла». После вмешательства Этцеля-младшего в тексте романа осталось: «…как бы не наводнили колонию эти золотоискатели, после которых остаются только беспорядок и нищета»[5].

Но одно дело избавиться от отдельных выражений, описаний, совсем другое — переделать сюжет. Писатель на такую переделку никогда бы не согласился, а потому и держал рукопись в ящике стола. Мишелю своеобразное нестяжательство отца было чуждо, и он без особого сопротивления удовлетворил требования издателя.

Впрочем, до конца вытравить язвительную отцовскую интонацию сыну не удалось. Выразителем верновского сарказма в романе является Самми Ским. Вспомните только его замечательные слова: «До чего ужасна золотая лихорадка! Нет, это вовсе не перемежающаяся малярия! Какой-нибудь хиной ее не остановишь! От нее не излечишься и разбогатев! Золота всегда мало!.. Даже тогда, когда его слишком много!» Это, что называется, философия на все времена, как сказал бы один из героев романа, доктор Пилкокс.

Мы можем считать, что Жюль Верн передает свои собственные ощущения, когда вкладывает в уста все того же Самми оценку старательского труда: «Меня действительно охватывает священный ужас от всей этой гнусной жажды золота, от этого безудержного желания разбогатеть… пусть даже ценой неисчислимых бед!.. Это не труд! Это лотерея! Это погоня за крупным выигрышем, за огромным самородком…» Остается только догадываться, как сам Мишель относился к подобным тирадам, обращенным непосредственно к нему. Может быть, он считал, что Самми слишком далек от жизни, слишком неопытен, слишком литературен?