Ставка - жизнь! - Полина Ганжина

Полина Алексеевна Ганжина

Ставка — жизнь!

*С благодарностью тому, кому обязана повествованием!

Знающий — поймёт, не ведающий — не обратит внимание!

Молчите — будете услышаны или нет, говорите — унижены! 1 часть

Безумие — не контролируемая, но предсказуемая,

особая форма мышления, способ восприятия

или противостояния субъективной реальности.

Умея молчать, никогда ничего никому не доказывай. В словах есть смысл, но лишь тогда, когда в них есть душа.

— Плачь! Знаешь, хорошо, что ты не говоришь, — сказал Илья. — Люди, открывая рот, говорят такие вещи, что жалеешь о способности слышать! Плачь, на душе будет легче. Сколько ещё будет слёз — никто не знает! Слёзы души лечат. Тебе десять, но ты большая и сильная. Твоя душа — цветок, а у них вместо души камень! Цветы растут среди камней! Ты не такая, как они — и в этом ты права. Не имея своей, люди калечат чужую душу. А ты — плачь, но оставайся собой! Люди запирают душу на засов, думая о пустом и каменеют, но так нельзя!

Распахнув большие, кукольные синие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, Соня доверчиво заглянула ему в глаза. Илья, чрез силу, заставил себя улыбнуться.

— Я с тобой, а ты со мной. Вместе мы всё сможем и преодолеем. Ты веришь мне, а я тебе — именно в этом наша сила. Верь мне, обязательно верь! Пока ты веришь — с тобой ничего не случится, а без веры нельзя, совсем нельзя!

— Зя?! — с удивлением и натугой в голосе произнесла Соня.

— Зя, зя, — горько усмехнулся Илья. Всё будет хорошо, пошли, а то опять от воспитателей достанется!

Илья помог Соне слезть с облупленного подоконника и потянул за руку в спальню. Прихрамывая и старалась не отставать, Соня плелась следом. То и дело, наступая на больную ногу, она всхлипывала от боли, но знала, что пойдёт следом, куда бы он ни позвал…

Главная ставка — жизнь, даже если приходится расплачиваться жестокой ценой.

— Послушай, давай уйдём отсюда! Я не понимаю, зачем мы здесь!

— Последняя ставка — выигрышная, без вариантов! Я всё рассчитал, — шепотом проговорил юноша голубоглазой Эстэр, поправляя очки.

— Я боюсь, — шёпотом произнесла она.

Папиросный дым резал глаза, и девушка, смущаясь от пристальных похотливых мужских взглядов, то и дело, отдёргивала платье и приглаживала собранные в пучок на макушке волосы. Маленькая комната с плотно задёрнутыми шторами, один-единственный стол и последняя партия. Всё так мило начиналось два часа назад, и лишь теперь стало ясно, что это начало конца, где ставка сделана без тебя. Последняя и единственная ставка, в которой не имеешь права проиграть — жизнь!

— Игорь, пошли пока не поздно, — взмолилась Эстэр, хватая юношу в очках за локоть. — Пошли!

— Ну, что, фраерок, последняя партия? — затушив в пепельнице папиросу, произнёс под смех друзей, Олег. — Бабы любят рисковых! Что ставишь?

— Мы играем на интерес! — выпалил юноша, теребя душку очков.

— Я ставлю все бабки против твоей крали! Не каждому дано вырвать у судьбы такой куш, или слабо?!

Эстэр не вернулась к Игорю ни на следующий день, ни через месяц. Быстро сменив адрес, она потерялась для жизни, а скорее — для себя, так и не смыв печать греха. Лишь поздней весной, одна из медсестёр, убирая палату, нашла записку: «простите, если сможете, потому что я себе не смогу….»

— И на скрижалях времени будут записаны имена, — бубнила сама себе Люба, вытирая пол в роддоме. Что означала эта фраза — Люба не знала, но услышав лет десять назад, — заучила, поверив в магическую ценность. — Сама ушла в небеса, а его пометила именем. Только куда такое имя? Мало того, что тёмный, а глазёнки голубые, так ещё Изя. Всем воздаться, никого не пощадит время. Хорошо, я не увижу того, о чём даже думать не хочется…

Нет правильных или неправильных решений — есть только твоё или чужое, пропущенное через сердце или душу. Мир субъективен, и представляется нам таким, каковы мы сами.

— А что с ней делать, — прижимая светловолосую девчушку к груди, спросил худощавый юноша, оглядывая убогую квартиру и следы крови.

Девочка, сжавшись в комок, в руках худощавого юноши, судорожно всхлипывала, боясь открыть глаза.

— Стажёр, завязывай! — резко оборвал напарника лейтенант. — Это реальность, где за доброту не доплачивают. Девчонка — не наша забота. Поплачет пару дней и забудет обо всём. У неё, наверняка, есть бабка, дедка, репка или жучка. Каждый человек чей-то, он не может быть сам по себе. Родителей в морг, ребёнка — в отделение. Всё, как обычно, как заведено по протоколу. Давай быстрее, тебе ещё соседей опрашивать. А там — как карты сдадут, так и будет, — усмехнувшись собственной шутке, сказал лейтенант. — Дежурство заканчивается, и я хочу домой. Быть добрым, чтобы потом плюнули в душу? Забыть — вот лучшее решение любой проблемы!

Адекватность или безумие, мечта или реальность?! 2 часть

Мир безумен, и лишь звёзды помогут остаться человеком. Где искать нужное — только создавать своё, которое будет отличным от других. Невозможно стать другим, пока не возжелаешь. Пока видишь звёзды — преград не существует.

— Соня, помнишь, я тебе рассказывал про Иллькан? Да, да, тот самый Иллькан — страна маленьких человечков, куда мы обязательно попадём, потому что там нас ждут. Илльканцы не странные, они добрые и этим отличаются от тех, кого мы видим. Они очень похожи на нас. Иллькан — это дивная страна, где нельзя быть плохим!

— Зя? — удивлённо спросила Соня, заглянув Илье в глаза.

— Вот именно — нельзя! Любой Илльканец не больше тебя ростом. У них такая же белоснежная кожа, такие же большие глаза и курносый нос также покрыт веснушками. Знаешь, когда мы туда попадём, они обязательно сделают тебя своей принцессой, только ты должна улыбаться! Эти забавные человечки не умеют плакать. Совсем не умеют. Они могут только радоваться. Они же не просто так ухаживают за цветами, которые растут в их стране на каждом шагу. Когда в стране рождается ребёнок, вырастает новый цветок, и каким он будет — зависит только от тех, кто за ними ухаживает. Илльканцы знают, что душа — это цветок. Цветок сломать легко, душу покалечить тоже просто, а излечить можно только добротой!

Везёт лишь тем, кто умеет жертвовать! Главная ставка — жизнь, вопреки всему, а если это чужая «шкура», то своя важнее?!

— Михалыч, сколько можно? У меня детский дом, а не отстойник! — повышая голос и сжимая телефонную трубку, отвечала Лидия Васильевна.

Стандартный кабинет, являясь лицом хозяйки, крикливо был загроможден нелепицами. На рабочем столе, рядом с серыми папками, стояла золочёная статуэтка поросёнка и пепельница с позументом, хотя, обладательница оной не курила. На телевизоре стояло четыре вазы, абсолютно абсурдного окраса, в которых даже цветы начинали увядать, спустя сутки, впитав жестокосердие хозяйки. Хозяйка кабинета была одета в костюм лилового цвета, крикливо подчёркивающий недостатки фигуры и говорящий о цене наряда, но не о наличии вкуса.

— Михалыч, — ещё больше раздражаясь, ответила Лидия Васильевна, разглядывая своё лицо в зеркале, любуясь злостью в отражении. Три месяца назад ты прислал мне еврея Илью, который, с твоих слов, самый замечательный, а ты его личное дело открывал?

— ……

— Не надо мне ничего объяснять! За свои 14 лет жизни, сколько он детских домов сменил, убегая или учиняя беспорядки? Теперь ты хочешь мне подсунуть ребёнка, который молчит? Нет, хватит!

— …..

— Да какое мне дело до того, что у неё убили родителей, и у неё никого больше нет?

— ….

— Вот пусть её и кормят дедка с бабкой, внучка и жучка!

— …..

— Здесь власть — я! Мне самой есть нечего, и лишний ребёнок — обуза! Только я решаю, что правильно, а что нет!

— ….

— Это последний ребёнок, которого я принимаю под твою ответственность. Этот последний раз — последний!

Мы зависим от тех, к чьей душе прикоснулись, зная, что не имеем права делать им больно, и нужно быть очень жестоким, чтобы позволить себе забыть об этом.

Холодная зима, чиновничье равнодушие и беспощадный рок вынесли в этом году суровый приговор обездоленным сиротам. Беззаботный смех и беспричинное веселье сменилось стонами и удушливым кашлем не только в лазарете, но и в тёмных коридорах. Не смотря на жёсткие запреты, Илья тайком пробирался к Соне в лазарет. Крепко держа за руку и не обращая внимания на Сонин кашель, он рассказывал ей об Иллькане и о жизни, которую они обретут.

— Бог у каждого свой, а у кого-то его и нет. Мы должны верить только звёздам, нашим звёздам, которые светят только нам! Не бойся ничего! В темноте не страшно, страшно не видеть звёзд. Если захотеть, то можно увидеть всё, даже то, чего нет! Наша жизнь — только наша, в которой мы не имеем права на проигрыш, ведь так?! — с улыбкой говорил Илья, беря Соню за руку.