Раз-два-три мышление - Сергий Чернец
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Раз-два-три мышление
- Автор: Сергий Чернец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раз-два-три мышление
Раз-мышление, два-мышление, три-мышление
Сергий Чернец
© Сергий Чернец, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Краткая биографическая справка. Чисто художественная литература
(Рассказы и случаи из моей жизни)
Я, Бажанов Сергей Романович родился – 1960года 27 мая.
Точно нельзя указать год, но в тысяча пятисотые годы, при царе Иване Грозном, открыли, построили семинарию – духовную школу близь Москвы. И призвал царь из Киево-Печерской лавры ученых священников и монахов. Так приехали среди них из Киева священники с фамилией Бажан. Обжившись на Руси и «обрусев», добавилось к фамилии окончание «ов». И стали священники, весь род их, под фамилией Бажановы.
Читал я не так давно, в 1992 году, в «Роман-газете», в журнале таком, «Детство царя Николая», где увидел, что в Зимнем дворце при Церкви священником был Василий Бажанов, протоиерей, который писал и издавал книги и стихи религиозного содержания. Он был известен как «царский поп». Во время революции 1917 года многих священников расстреляли, так – был расстрелян и поп Бажанов.
Мой же дед – Илия Бажанов дожил до 1937 года, когда был расстрелян, день памяти его отмечаем 316 сентября, священномученик. А семью его – братьев младших и детей, выслали в ссылку в Кировскую область (Вятскую губернию), в Уржумский район. Конечно, на фронт в 1941 году пошли все добровольцами, Родину защищать, и не вернулись. Осталась мать с тремя маленькими детьми.
1933 года рождения, Бажанов Роман, мой отец, служил в армии в стройбате в городе Йошкар-Оле. Да так и остался в Марийской республике, женился на местной дочери учительницы начальных классов из Моркинского района, где тоже была русская деревня «Выселки» – там жили ссыльные, теперь она переименована для благозвучия.
Так воспитывался я в деревне у бабушки, бывшей попадьи. Грамотных в деревнях было мало, вот и взяли ее учительницей начальных классов. Бабушка учила меня перед иконами читать молитву «Отче наш» в 6 лет. Отец с матерью не имели квартиры в городе, то и отправили меня к бабушке. И потом, когда получили от стройки гостинку, каждое лето, 3 месяца, я проводил в деревне у бабушки.
Была там «изба читальня», (как по-старому ее называла бабушка), – библиотека, и я брал книги и читал, как приучала меня она. Бегал на улице немного, а больше помогал бабушке по хозяйству: и в лес ходили с тележкой хворост собирать для растопки, и гусей пас, да козу из стада встречал, и в огороде надо было поливать огурцы-помидоры. В палисаднике у дома росли у нас 20 больших кустов-деревьев калины. Вкусные бывали пироги приготовленные бабушкой. За грибами и за малиной в лес ходили вместе с бабушкой, а по дороге она рассказывала мне об Иисусе Христе «нехитрые» рассказы, которые с детства в моей памяти, (возможно, она их сама сочиняла, ей бы писательницей быть).
Школьные годы в советское время были несколько труднее для меня, нежели для других. Впрямую школа в провинции не агитировала против Бога. Многие дети с родителями и в Церковь ходили и крещены были. Однако…, крестили меня в Церкви г. Йошкар-Олы на берегу реки Кокшаги в 1960 году, когда я родился, а в 1961 году Храм тот взорвали и на его месте устроили маленький парк, где поставили памятник Ленину. Парк тот потом так и назывался – «Ленинский садик». Сейчас, в 2007 году начали тот Храм строить заново.
Я носил крестик. И когда пошел в первый класс, едва переступив порог – перекрестился. Учительница оставила меня после урока и долго говорила со мной о религии. Но я остался верен Богу, а потому меня не приняли в «октябрята».
Я с первых дней оказался «изгоем» в классе и вместо собраний «октябрятской дружины» я ходил на голубятню к другим, старшим мальчишкам, которые «исповедовали» другие понятия и даже разговаривали по другому. На голубятне у нас собирались судимые – шпана. Там я рано научился курить, в 7 лет, плеваться через зубы, «цвыркать»…. Поэтому и в пионеры в 12 меня не приняли, так как со шпаной мы часто хулиганили: я разбил стекло стендов в коридоре школы, когда дрался с активистами от пионеров. И меня поставили на учет в «детской комнате милиции», как «трудного подростка».
Понятия той среды – шпаны, были во много раз лучше, чем у пионеров. Были в их среде и честь, и презираемо предательство, и даже воровство среди своих называлось «крысятничеством»…. «Не кради» – заповедь Писания, это я знал с детства. Многие заповеди в среде шпаны соблюдались: нельзя было оскорбить человека и тем более ударить – «основания есть?», спрашивалось за все, за любое нарушение негласных законов.
А у пионеров процветало доносительство: каждый на каждого мог «настучать». Павлик Морозов – известный пример: когда сын «сдал» своего отца.
А в 1974 году, когда отцу, наконец, дали квартиру, мы переехали в другой район города, где находилась «барахолка». Тут на барахолке, рядом со школой, буквально через забор от спортплощадки, собирались голубятники под вывеской «продажа скота и птицы». Мне были знакомы очень многие ребята, со всего города сюда привозили голубей, тут происходил обмен и торг и общение всей шпаны. И вместо собирания металлолома и макулатуры, и вместо других пионерских и комсомольских мероприятий – я бегал на барахолку, увлекая за собой из класса других ребят. Так я стал небольшим лидером среди шпаны городской. Потому что барахолка на весь город была одна. И тут можно было купить всё, и дефицит и по дешевке. Так, например, Свердловские спекулянты (бизнесмены по сегодняшнему) привозили шали вязанные из козьей шерсти, знаменитые «оренбургские пуховые платки», как в песне. Там у себя они покупали по 50 рублей, а здесь продавали по 100 и по 200. И многие краденые вещи – шубы, шапки норковые – тоже продавали на «моей» барахолке. Была у меня даже знакомая сеть перекупщиков краденных вещей – «фарцовщики» – Голубь, скупал часы, старуха Марфа «тряпки». Поэтому я и стал известен в кругах «всесоюзной шпаны», как один из маленьких «авторитетов».
Жизнь, однако, била меня неоднократно… и даже начальник милиции Заводского района, Вурдов, хорошо меня знал, мы с ним не раз встречались по задержанию….
Надо сказать о литературе, которую я любил, сам сочинял стихи, писал рассказики, типа сочинений. И послал свой рассказ в популярную газету Пионерская правда. Мой рассказ имел успех, его напечатали, а в то время попасть во Всесоюзную печать было трудно. Я ходил в литературный кружок при Дворце Пионеров, встречался с писателями. Но судьба изменилась довольно резко.
Окончив школу, я поступил в заводское училище на слесаря-инструментальщика. Так случилось, что профессию я не получил. Пришлось мне уходить от мирской жизни, – и я скрылся в монастыре. И в армию меня не взяли, походатайствовали монахи, которые знали моего деда. Священник знакомый с дедом моим взял меня к себе на обучение. Трудное это дело, скажу я вам, – переучиваться и отказываться от легкости жизни, к которой привык. Но такое случилось со мной, и я смог и преодолел по обстоятельствам.
Трудиться по плотницкой части я начал в Тюменском монастыре. Послали меня в г. Тобольск, где была Духовная семинария, учиться. Но случилось, при зимней рыбалке провалился я в прорубь 28 мороза. И так из послушников в рясофор я не попал – болел. Потом отправлен был в лес, подлечиться заодно на природе, где рубил бревна для монастыря, для постройки скита.
А в 1992 году на границе с Тюменской областью начали мы строить, восстанавливать Храм, по Благословению архиепископа Мелхиседека. И в три года Храм начал работать, приехал священник отец Владимир с матушкой Людмилой. А в 1997 году в Удмуртии пос. Волховский вновь я работал восстанавливая Храм на берегу Камы. Потом приехал в Йошкар-Олу и работал в селе Кузнецово (12км), где восстанавливали Храм (бывший клуб), пономарил у отца Сергия Кожевникова – в 1999году.
Только потом я вышел в мир окончательно, так и не став монахом по-настоящему. С того времени я работаю на стройках как мирской человек, хотя звание рясофорного монаха я все таки получил, еще архиепископ Мелхиседек совершил обряд посвящения. Но не имею я духовного отца, все они один за одним ушли из жизни, а от других ушел я сам. Так уж ссудилось, наверное, не судьба мне быть монахом.
Много и много мне приходилось «проповедовать» в своей жизни. Люди, приходящие в Храм, или стесняются или боятся подходить к священникам. Да и некогда попу всегда, он постоянно занят. И даже, если ответит он на вопрос прихожан – скажет непонятно, или цитату из священного Писания или словами церковнослужебными. Так что прихожане и просто верующие всегда рады поговорить с человеком «церковным», тем более с монахом бывшим, который еще и в семинарии учился. И с многими вопросами ко мне обращались: как же нужно поступить в том или ином случае в соответствии с Писанием, или как же Библия говорит о том или о другом…. И часто случается, с помощью Божией, Духом Святым или совпадением обстоятельств, – дела о которых я говорю людям чудесным образом решаются в пользу и к добру.