Дело заботливого опекуна - Эрл Гарднер

Эрл Стенли Гарднер

Дело заботливого опекуна

Глава 1

Войдя в контору, адвокат Перри Мейсон улыбнулся своей секретарше.

– Что нового, Делла?

Делла Стрит оторвалась от просмотра почты и сделала выразительный знак глазами.

– Шеф, если ты хочешь, чтобы от твоей влюбчивой регистраторши Герти была хоть какая-то польза, срочно избавься от Керри Даттона.

– А кто он такой, этот Даттон?

– Это молодой человек, весьма элегантно одетый. У него греческий профиль, как на камее, вьющиеся темные волосы, серые глаза и очень красивые губы. Своими широкими плечами, тонкой талией и всем прочим он может свести Герту с ума. Она не отводит от него глаз...

– И чего хочет этот Даттон?

– Секрет. Его визитная карточка гласит: «Советник по капиталовложениям». Он сказал лишь, что хочет видеть тебя по делу, весьма деликатному и сугубо личному, он боится огласки.

– Каков его возраст?

– Тридцать, может быть, тридцать два.

– Надеюсь, что это не подвох, чтобы впутать меня в темное дело, – пробормотал адвокат, садясь в кресло. – Как бы то ни было, мы его примем, хотя бы для того, чтобы спасти Герти от чар.

Делла вышла в приемную и впустила посетителя в кабинет. Мужчины пожали друг другу руки, после чего Даттон сказал:

– Я вам очень благодарен, мистер Мейсон, что вы меня приняли без предварительной записи, так как мое дело не терпит отлагательств...

– Прошу вас изложить суть дела без лишних предложений, – сказал Мейсон, любезным жестом предлагая посетителю сесть. – Боюсь только, что вам нужно было обратиться не ко мне. Как я понял, вы занимаетесь вопросами размещения капитала?

– А вы занимаетесь защитой преступников, не так ли? – живо перебил его Даттон.

– Ну, допустим...

– Значит, я пришел куда надо.

– Кто же преступник?

Даттон ткнул себя пальцем в грудь. Мейсон посмотрел на посетителя более внимательно.

– Вы арестованы и отпущены на поруки?

– Нет! – ответил Даттон, покачав головой. – Я пришел к вам как раз потому, что не хочу быть арестованным и попасть в тюрьму.

– У вас растрата?

– Да.

– Кто понес убытки?

– Дезире Эллис.

– На какую сумму?

– Можно считать, что на четверть миллиона долларов.

Мейсон наклонил голову:

– У каждого преступника есть право обращаться к адвокату за защитой... Но адвокат не может становиться соучастником преступления. После того что вы мне сказали, моя обязанность и долг – не только предупредить вас о неминуемости ареста, но и вызвать полицию, чтобы она выполнила свой долг.

– Не спешите, мистер Мейсон, вам еще неизвестны все факты.

– Но мне известно вполне достаточно для того...

– Может быть, вы все же позволите мне закончить свой рассказ?

– В вашем распоряжении две минуты, – ответил Мейсон. – Я крайне занят, и ваши дела интересуют меня не больше, чем вы сами.

Даттон покраснел, но тем не менее продолжил повествование.

– Темплтон Эллис, отец Дезире Эллис, умер четыре года назад. Он был одним из моих постоянных клиентов. В то время Дезире было всего двадцать три года, и ее увлечений отец не одобрял. Поэтому в своем завещании Эллис-отец доверил мне все свое состояние с тем условием, чтобы я обеспечивал дочь средствами на все необходимые расходы, но в соответствии с моим пониманием того, что ей действительно необходимо. При этом он дал право расходовать средства и из основного капитала, но лишь при условии, что я сочту это разумным. Мне было дано право свободно покупать и продавать ценности по своему усмотрению.

– То есть Эллис-отец поручил вам распоряжаться состоянием дочери?

– Да, он сделал это для защиты ее состояния от нее самой.

– Но принял ли он какие-нибудь меры для защиты интересов дочери от вас?

– Никаких!

Молчание Мейсона было достаточно красноречивым.

– Общая сумма наследства составляла более ста тысяч долларов, а за четыре года, прошедших после кончины отца, я передал ей примерно сто десять тысяч долларов.

Мейсон нахмурился:

– Мне послышалось, вы говорили о растрате четверти миллиона?

– Да... в некотором смысле.

– Не понимаю.

– Отец Дезире хотел, чтобы я сохранил то, что он оставил, но он вовсе не запрещал мне покупать и продавать. В частности, у него был пакет акций компании «Стир Ринд Ойл», которые я продал, не говоря никому ни слова, так же как и бумаги других, таких же неперспективных компаний, к которым он испытывал слабость по личным причинам. Сумма, которую я получил после продажи этих акций, оказалась значительной, и я разделил ее на три части. На первую я купил надежные ценные бумаги, на вторую приобрел акции, которые, по имеющимся у меня сведениям, имели серьезные шансы повыситься в цене. На последнюю треть я приобрел земельные участки в районах, которые, на мой взгляд, должны были быстро развиваться. Позднее я продал все это с большой выгодой, и таким образом возникла сумма в четверть миллиона.

– Но разве вы не были обязаны ежегодно отчитываться наследнице в своих действиях?

– Я никогда этого не делал, и она никогда не требовала у меня отчета.

– Она никогда не интересовалась, что стало с ее деньгами?

– Ей казалось, что она знает. Сейчас она уверена, что у нее не осталось ни цента, поскольку я ежемесячно давал ей не менее двух тысяч долларов с самого дня смерти ее отца.

– Две тысячи долларов в месяц? Полагаю, она должна была откладывать часть этой суммы?

– Напротив, у нее вскоре появились долги. Нет большей простофили в денежных делах, чем она, простите за вульгарное выражение. Она не стеснялась занимать у кого только можно. Тогда я положил все деньги на свое имя.

– Вы совершили все виды преступления – растрату, присвоение имущества, злоупотребление доверием и тому подобное.

Мейсон переглянулся с Деллой, сидевшей в углу комнаты.

– Да, – подтвердил Даттон, – но я продолжаю считать, что поступил правильно.

– Чего же вы хотите от меня? – спросил Мейсон.

– Срок разрешения, выданного мне отцом Дезире, истекает через три месяца. Тогда я должен буду предоставить отчет в своих действиях и передать ей все деньги, которые у меня остались.

– А вы не в состоянии этого сделать?

– В том-то все и дело! – с озадаченным видом сказал Даттон. – Хотя бы потому, что вся имеющаяся сумма оформлена как моя собственность.

Мейсон окинул Даттона задумчивым взглядом и сказал, опершись на стол:

– Объясните мне откровенно, в чем состоит затруднение?

– Я сделал все, что было в моих силах, чтобы защитить интересы Дезире. Сто тысяч долларов – это не так много, но, с точки зрения небогатого человека, – это сумма значительная. Когда умер отец Дезире, она уже якшалась с длинноволосыми молодыми людьми, которые не чистят ногтей и принадлежат к идеалистам крайне левого направления. Они были не прочь поживиться за ее счет, продолжая удерживать ее от себя на некотором расстоянии. Дезире – девушка очень чувствительная, страдающая от одиночества и готовая вступить в любой кружок подобного рода... Ее отец надеялся, что за четыре года она научится лучше разбираться в жизни и правильно понимать людей.

– Ее отец оформил этот документ с целью защитить дочь от подобных типов?

– Да! Его мысль заключалась в том, что я буду держать ее кошелек в своих руках до тех пор, пока ее окружение не изменится. Это он дал мне понять более или менее четко во время нашего последнего разговора перед его смертью.

– Почему же вы не выполнили его волю?

– Потому что я считал, что было бы нечестно использовать те преимущества, которые он мне дал. Я предпочел действовать так, как я вам рассказал, надеясь, что ее друзья, пользуясь ее доверием в течение четырех лет, поверят, что она растратила все наследство, и отойдут от нее сами собой.

– И чтобы добиться этой цели, вы пошли на риск сесть в тюрьму?

– Я прошу вас помочь мне избежать такого исхода.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– А Дезире?

– Ей исполнится двадцать семь через несколько месяцев.

– И вы так ее любите?

– Что? Что вы говорите?! – воскликнул Даттон, вскакивая со стула.

– Перед вами открывались отличные профессиональные перспективы, ибо вы, по-видимому, человек весьма способный, но, чтобы защитить Дезире от ловцов удачи, чтобы не дать ей стать жертвой, вы рискуете всем своим будущим без какой-либо очевидной выгоды для себя. Мой дорогой, вы обращаетесь к адвокату, а среди таковых дурачков мало. Поэтому не лучше ли для нас всех, если вы скажете мне всю правду!

Даттон вздохнул, бросил сконфуженный взгляд на Деллу Стрит и продолжил свою исповедь:

– Это правда, я люблю ее, я всегда ее любил, но в создавшемся положении я ума не приложу, как я смогу ей в этом признаться.

– Почему же?

– Да потому что я для нее нечто вроде дядюшки, старшего брата, в какой-то степени руководителя и наставника. Для всех этих бездельников – ее друзей, – для всей этой грязной банды я нечто вроде престарелого пугала.