Сейги. Ассимиляция - Степан Матросов

Сейги

Ассимиляция

Степан Матросов

© Степан Матросов, 2017

ISBN 978-5-4485-4159-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая.

История трейта

Вступление

Говорят, что в прошлом сокрыты ответы на вопросы, которые будут терзать нас в будущем. Говорят, что без учета ошибок прошлого невозможно грамотное бытие в настоящем. Говорят, что суть времени такова, что без прошлого никогда не наступит будущее. И мы на своем собственном опыте убедились в наличии этой связи.

Прошлым Земли, тогда еще совсем недавно рожденной в результате Большого Взрыва и сопутствующих ему событий и катаклизмов, был единый континент. Пангея. Величественная твердь планеты, омываемая со всех четырех сторон на первый взгляд бескрайним, но все-таки имеющим четкие границы и очертания, океаном. Но ничто в этом мире не может быть вечным – это противоречило бы самой сути природы как таковой. Не вечной была и земная твердь, расколовшаяся в результате естественных тектонических процессов на две большие части – Лавразию и Гондвану. Прошло много миллионов лет до того момента, как мир принял те очертания, которые он имеет сейчас, в настоящее время.

Таким было наше прошлое, то, которое никогда не озаботило бы человечество в виду своей… ненужности, быть может? Право, кому будет интересно думать о неведомых тектонических процессах, происходивших миллионы, а то и миллиарды лет назад на планете, кроме ученых, которые занимаются изучением этих неведомых явлений, придумывая своим наукам все новые и новые названия? Обыватели живут настоящим и смотрят порой с надеждой в будущее, совсем не вспоминая о далеком и незыблемом прошлом.

Мы бы тоже о нем не вспомнили… если бы оно не стало нашим будущим.

Это произошло вскоре после случившейся на Земле Глобальной Катастрофы. Так было принято называть катаклизм, навсегда изменивший жизнь существ, населяющих поражающую своей красотой и живописностью планету. Катаклизм, причиной которого явилось столкновение планеты с гигантским метеоритом, словно нарочно направленного в сторону цитадели человеческой расы из некой космической рогатки. О приближении конца не знал практически никто – о возможной катастрофе молчали и древние писания, и предсказатели, и маститые ученые, которые привыкли, видимо, лишь предсказывать ясную и солнечную погоду на завтрашний день, совсем забывая о том, что завтра может попросту не настать.

Случившееся навсегда изменило привычный нам мир. Некогда единое государство разбилось на колонии выживших и пытающихся выжить в том аду, которым стала некогда цветущая планета. Несмотря на то, что условия существования здесь были все еще пригодны для жизни, человечество искало все новые и новые способы и пути, направленные на совершенствование своей расы. Хотело стать сильнее в страхе перед завтрашним днем. Перед неведомым и страшным. Перед будущим, которое может оказаться слишком удивительным и слишком… смертоносным.

Почему несколько отдельных материков планеты Земля вновь стали едины, образовав новую Пангею, новые Лавразию и Гондвану, соединенные между собой маленьким перешейком, смахивающим по своим очертаниям на остров Японии, государства, которое стало частью общего около сотни лет назад? Почему планета вновь стала такой, какой она была миллионы лет назад, бросая человечеству, хоть и научившемуся продлять свою жизнь, но все равно смертному даже в обычных, совсем не критических условиях, вызов? Почему время повернулось вспять, забросив свое единственное разумное детище в этом кусочке Галактики в свое же прошлое, искусно перемешав его с будущим и получив временной коктейль? Ответы на эти вопросы нам еще предстоит найти.

Меня зовут Арч Штейн. И я – один из тех, кто знал о надвигающейся катастрофе и ее причинах. Один из тех, кто хочет бороться за дальнейшую жизнь человечества. Тот, с кого и началась эта история…

1

Время довольно часто бывает похожим на кисель – такое же вязкое, такое же противное и тянущееся – и такое же субъективно осмысляемое, как и пример с киселем. Как этот напиток может нравиться одним людям, но не нравиться другим, так и слишком медленное передвижение секундной стрелки часов по циферблату одних может свести с ума своей нудностью и неспешностью, а для других быть показателем размеренности настоящего отрезка дня, провоцирующим расслабление и умиротворение. Очень уж запутанная и непонятная это штука – время, и ткань его, к сожалению, несмотря на свою незыблемость и даже некую вязкость, может оказаться довольно хрупкой субстанцией, иногда дозволяя вмешательство в нее извне.

Подобную отличительную особенность этой своенравной незримой субстанции Ньют не особо любил. Несмотря на то, что его способность ощущать окружающий мир была несколько иной, нежели у других людей, в остальном он ничем особенным от человеческих существ не отличался. И его, как и любого более-менее активного (несмотря на имеющуюся любовь к одиночеству, работа обязывала быть активным) молодого человека двадцати лет, тянущееся время просто-напросто выводило из себя. Складывалось ощущение, что оно вытягивает из него все имеющиеся этим утром силы, оставляя его перед грядущей тренировкой подобием безвольной амебы, но никак не бойца.

Сейчас он лежал на кровати в своей личной комнате и смотрел в потолок. Время было слишком поздним, чтобы спать, – а это, в свою очередь, тоже являлось для Ньюта довольно странным состоянием, ибо заснуть он всегда не мог очень долго, находясь в своего рода трансе вместо сна, – и слишком ранним, чтобы встать и самому пойти в тренировочный зал. Он отлично знал, что через несколько минут Дрейк сам постучится к нему в комнату, а то и вовсе, забежав без стука, потащит его за собой. Не то, чтобы любящий одиночество молодой боец был ленивым, но в постоянство некоторых вещей он благоразумно считал нужным не вмешиваться.

Следование собственным традициям не подвело его и на этот раз – растянувшиеся, казалось, в целую вечность, три минуты прошли, отсчитав 180 шагов маленькой стрелки на циферблате часов, висящих на стене в комнате Ньюта, и тут же в железную дверь раздался громкий стук.

– Ты опять спишь допоздна, что ли?! – прозвучал за дверью громкий голос бойца, через несколько секунд зашедшего в комнату – хозяин комнаты кивнул отслеживающим движение датчикам, встроенным в систему управления дверью, тем самым позволяя им сдвинуть ее в сторону. – Ты бы хоть раз за мной зашел, что ли, соня…

Дрейку был двадцать один год, он был типичным европейцем с вечно растрепанными темно-рыжими волосами. Так можно было отследить своеобразный контраст между ним и куда более спокойным и уравновешенным «соней» Ньютом – тот всегда имел нормальную прическу и не позволял волосам самим диктовать хозяину правила своего поведения, как то, видимо, делали волосы Дрейка. Других причин для объяснения феномена их постоянного растрепывания даже после воздействия лаком попросту не находилось.

Ньют мимолетно улыбнулся наивности своего приятеля и, окончательно поднявшись с кровати, прошел к шкафу, в котором находилась его тренировочная форма. Она не представляла из себя ничего выдающегося – те же штаны и водолазка, что у и Дрейка. Такие же укрепления, появляющиеся после ее надевания, на месте коленных чашечек, локтевых суставов и прочих слабо защищенных от внезапных травм мест человеческого тела. Еще в первые годы Общей эры подобные технологии могли считаться диковинкой – как-никак, ими обладали только кадеты специальных военных корпусов, однако теперь любая секретная технология, изобретенная в годы мирного существования человеческой расы, стала доступна широкой общественности. Во всяком случае, в рамках той или иной колонии, наложившей, так сказать, в силу своего неимоверного любопытства, руки на какую-то до этого людям неизвестную, диковинную вещь.

Многие ровесники Ньюта (которому совсем недавно исполнилось двадцать лет) в свое время – и он довольно неплохо это помнил – только и делали, что отправлялись гулять к заброшенным развалинам некогда жилых домов, торговых центров, зданий какого-то иного назначения, дабы найти какую-то новую штуку для того, чтобы украсить собственную комнату. После катаклизма довольно просто было удивить своего ребенка – многие совершенно обыденные вещи достать практически не удавалось, и любой мусор, любой обломок, напоминавший о времени ранней Общей эры фактически являлся настоящим сокровищем, занимавшим свое почетное место в комнате современного мальчишки.

Так делали его ровесники – но никогда не делал он сам. Парень не видел смысла в собирании вещей, которые не принадлежали ему и не предназначались для использования им. Там, где можно было увидеть довольно неплохо обставленные комнаты молодых людей, у него царил минимализм. Дело было даже не в том, что жизнь в тренировочном центре сама по себе не подразумевала какую-либо роскошь – нет, Ньют и сам был сторонником минимализма. Почти пустая комната с кроватью и расположенными сбоку от нее часами; c компьютерно-письменным столом и стоящим там голографическим ПК, с ковриком для физических упражнений… визуально казавшаяся довольно просторной комната сжималась до того жилого уголка, в котором парень и обитал.