Юлий Ким - Ким Юлий Черсанович

ЮЛИЙ КИМ

*

АНТОЛОГИЯ САТИРЫ И ЮМОРА РОССИИ XX ВЕКА

Юлий Ким

Серия основана в 2000 году

С июня 2003 г. за создание «Антологии Сатиры и Юмора О России XX века» издательство «Эксмо» — лауреат премии д международного фестиваля «Золотой Остап»

*

Редколлегия:

Аркадий Арканов, [Никита Богословский], Владимир Войнович,

Игорь Иртеньев, проф., доктор филолог, наук Владимир Новиков,

Лев Новоженов, Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко,

академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович

Главный редактор, автор проекта Юрий Кушак

Дизайн переплета Ахмед Мусин

В книге использованы материалы из семейного архива автора

© Ким Ю. Ч., 2005

© Кушак Ю. Н., составление, 2005

© ООО «Издательство «Эксмо», 2005

«А там посмотрим…»

По каким тайным лабиринтам блуждала прихотливая мысль Юлия Кима, прежде чем он предложил написать предисловие к этой книжке именно мне, остается только гадать. Что-то, видимо, рассмотрел он в младшем своем современнике зорким корейским глазом. Остается горделиво считать, что мастеру видней.

Первые стихотворения Кима, которые вошли в его предыдущий сборник, относятся к 1955 году. Мама родная! Я же тогда ходил в первый класс. А до первых собственных стихов оставалась почти четверть века. Одна только его творческая биография вместила едва ли не всю мою человеческую. И ладно бы речь шла об убеленном сединами патриархе. А перед нами-то живейшая капля некоей божественной ртути, заключенная в оболочку мальчишеской фигурки. Неприлично молодой, рядом со своими солидными ровесниками, поразительно-легкий в общении, владеющий золотым Кастальским ключиком к любой буквально аудитории. От пресловутой московской кухни до не менее пресловутого Политеха. Необыкновенного артистизма господин. Одна фраза, один гитарный перебор — и пиши пропало. Ты уже в этих мягких кошачьих лапах. Смотришь на него, и дурацкая, счастливая улыбка сейма наползет на твое, измученное неустанными заботами об удвоении ВВП, суровое лицо.

Не знаю, сколь знатен был род Кимов в Стране утренней свежести, но в Стране березового ситца голубая кровь по жилам предков Юлия Черсановича, насколько мне известно, струилась не шибко. Значилось у него по матушкиной линии в предках все больше земство да духовенство. Ну и, понятное дело, крестьянство, откуда ж еще взяться русскому земству да духовенству.

Как и нежно им любимый Давид Самойлов, Ким весь из позапрошлого века. Оттуда благородная осанка его стиха. Оттуда же куртуазная учтивость, сдобренная изрядной долей иронии. Поэтические предки нашего героя — сплошь украшение русского литературного пантеона. Начиная от Александра, нашего всего, Сергеевича и кончая продувным насмешником Алексеем Константиновичем Толстым. Через Дениса, естественно, Давыдова, всю жизнь разрывавшегося между Венерой, Марсом и Бахусом, но, чуть выдастся свободная минутка, тут же и вспрыгивающего на колени к сердечному дружку Аполлону.

Один остроумный человек, да что там напускать туману, автор этого предисловия, как-то вывел формулу, отличающую, по его мнению, поэта от барда. Если поэт — это просто чайник, то бард как минимум чайник со свистком. Не про Юлия Черсановича будь сказано. Ибо наш герой высочайший профи до мозга костей. Бритву не просунешь между словами в лучших его стихах. Мелодии, подбираемые им на слух, вызывают зависть у серьезнейших композиторов, годами постигавших тайны гармонии в лучших консерваториях, коими вопреки предположению Жванецкого, по сию пору славится, наравне с икрой и ядерными боеголовками, сурьезная наша держава.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но и это, замечу, еще не все. Какой бы еще мастер, обладающий редким даром неразрывно сплетать собственное слово со своей же оригинальной музыкой, смог вступить в счастливый равноправный союз с другими мастерами. Ясно, что речь идет о его друзьях, композиторах Владимире Дашкевиче и Геннадии Гладкове. Именно благодаря им магнитофонный Юлий Ким, приложивший к тому времени немало усилий, чтобы его имя сделалось непригодным к публичному упоминанию в нелюбезном Отечестве, сравнялся славой с экранным Ю. Михайловым.

«Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно, — разматывается в изношенной подкорке сотни раз слышанное, а запомнившееся с первого, — ни толку, ни проку, ни в лад, невпопад, совершенно». И качает тебя, седого дядьку, на все более коротких волнах памяти, твоей ли, его, поди разбери.

Этот том, как видимо уже успел заметить наблюдательный читатель, вышел под рубрикой «Антологии сатиры и юмора России». Уверен, что нашему герою нашлось бы славное место и в любой, уважающей себя, антологии лирического стиха. Но уж в этой-то сам бог велел ему присутствовать. С одинаковой легкостью владеет Юлий Черсанович и бичом сатиры, а в его случае, скорее, изящным и тонким, но от того не менее чувствительным для чугунной державной задницы хлыстом. И тем волшебным, пардон за высокопарность, жезлом, который одним своим прикосновением способен, не опускаясь до пошлости и цинизма, превратить трагедию жизни в ее комедию. А именно — юмором.

Плохо сейчас в стране с этим штучным предметом, господа. Широко и шумно гуляет по телевизионным экранам и печатным полосам лихая бригада литературных слесарюг, сантехников репризы. Которую они, пользуясь дремучей своей терминологией, «дожимают, подкручивают и доворачивают». День и ночь доносится из веселого цеха цельнометаллический скрежет производителей вперемежку с лошадиным ржанием потребителей. И не надо с ними бороться, дорогой Юлий Черсанович, боже упаси! А надо свернуть в трубочку наши скромные, но незапятнанные штандарты и на рассвете в организованном порядке покинуть это поле вечного боя добра с баблом. И, собрав не столь уж еще, по счастью, малочисленных друзей, сесть под веселым солнцем за длинным столом, где и начать читать по кругу. И да будет наградой каждому понимание и уважение равного.

А то и воспользоваться вашим замечательно-дельным предложением более чем двадцатилетней давности:

Пойдем сегодня на базар. А там посмотрим. Возьмем клубники полкило, А там посмотрим. А может быть, пойдем в кино. Кино посмотрим И будем жить да поживать, А там посмотрим. Игорь Иртеньев

Автобиография

Вся моя жизнь прошла в Москве — но с перерывами. Мне не было и двух лет, как в 38-м году я лишился отца (навсегда) и матери (на 7 лет), их унес черный ветер сталинского террора. Сначала нас с сестрой приютили дедушка с бабушкой в Наро-Фоминске, а войну пережили мы у тетушек под Люберцами. В 45-м мама вернулась, но в столице жить было ей запрещено, и мы 6 лет прожили в Малоярославце под Калугой, а потом сестра возвратилась в Москву поступать в медицинский институт, и ее первый перерыв кончился, а мы с мамой двинули в Туркмению, куда мама завербовалась строить Главный Туркменский канал в качестве экономиста — там и заработок был побольше, а главное, харч подешевле. Там я закончил десятилетку (54-й г.), оттуда поступил в Московский педагогический и еще пять лет побыл москвичом, а затем на три года уехал по договору на Камчатку, вернулся в 62-м и стал москвичом уже окончательно (хотя в 98-м состоится еще один, двухлетний перерыв). Стихи, под прямым воздействием мамы, учительницы литературы, начал сочинять с малолетства, за песни же взялся уже в институте, под прямым воздействием Визбора. Однако всерьез этим не занимался, пока не начал работать в далекой камчатской школе, где художественная самодеятельность была просто жизненной необходимостью. Возвратившись в Москву, я продолжил свою педагогическую деятельность, а с ней и песенную, заняв свое скромное место в славном отряде бардов первого призыва. Был замечен и в 63-м году приглашен в кино («Ул. Ньютона, I»), а там и в другое («Похождение зубного врача»), а вскоре позвали меня и в театр, а там и в другой, и так оно и пошло себе дальше и длится по сей день, и число фильмов и спектаклей, снабженных моими песенными текстами, кажется, перевалило за сотню.