Визиты в СССР - Владимир Молотов

Владимир Молотов

Визиты в СССР

Сентябрь 1983 года, Коля

Улизнуть на «копейке» от милицейского «уазика» оказалось не так-то просто. Хотя и рассчитывал Николай поначалу, что пахнущий новьем жигуленок, гордость советского автопрома, без проблем оторвется от дряхлого «Бобика». Но не тут-то было. Советские менты словно опиум приняли — так юрко и быстро гнали «уазик», аж в желудке у Коли слегка замутило от страха.

Впрочем, чего боятся-то, одернул себя Коля. Ну, поймают, ну, посадят в каталажку. Разве сравнится эта фигня с ужасами двадцать первого века?

Впереди виднелся густой зеленый лес, частично проглотивший изогнутый серпантин трассы. Позади противно выла сирена, и покрикивали в микрофон, точно в советском боевике: «Водитель жигулей госномер „4014 кар“, немедленно прижмитесь вправо и остановитесь!»

«Хм, вот идиоты! — в очередной раз ухмыльнулся Колька. — Вам и не снилось, как на полицейском форде да с целым пеналом мигалок!» Еще немного, еще чуть-чуть, еще последний километр… А там уже и Кунгур — мало изменившийся в прошлом (да-да, теперь, когда Коля ходок в союзно-застойный мирок, для него и перемены только в прошлом!), поднажать еще пуще, пронестись до автовокзала. А за ним поворот, а дальше еще малость и — переход.

Тут Коля заметил в центральном зеркале заднего вида, что правый ментяра совдеповский высунулся из окна и табельный приготовил. Макаров, наверное, что у них там имелось на вооружении? Эх, надо было на этот счет заранее в инете повикипедить. Ведь детство ж мое тут прошло, а ничегошеньки о них не ведаю!

Коля выдавил педаль акселератора до отказа. Стрелка-бегунок на линейном спидометре подползла к отметке в сто тридцать километров в час. Показался бы первый дом, а уж в населенном пункте стрелять они не будут, голову на отсечение. Не такие у них законы. Вроде бы.

«Водитель жигулей! — снова проскандировали, требовательно и устало. — Если вы немедленно не остановитесь, мы откроем огонь». Подлый милиционер, высунувшийся справа, как-то даже забавно мотнул головой, кивнул шоферу и тут же издал хлопок. Коля вздрогнул в неудобном кресле. «Копейка» точно споткнулась, словно сзади и сбоку мощный кол жахнул в шину.

И закрутило Колей угнанный жигуль, с визгом колес закрутило, замелькали сосенки стоеросовые. А внутри у Коли все сжалось, но руки верные руль завертели туда-сюда. Нога же на тормоз прерывисто — раз-раз. И столько мыслей пронеслось! Ну почему он не ушел от них, он, на Нэксии гонявший по вечерним проспектам, какого же рожна не оторвался от лохов союзных? И что теперь будет? Вот сейчас как перевернется чертова «копейка», да как грохнет, и ведь тут ни подушки безопасности, ни тебе даже подголовника. А что если жизнь кончена? Так глупо просрать жизнь в Советском Союзе!..

Пролетел миг, и Николай понял, что машина замерла в кювете. Такое невероятное облегчение он испытал, словно сделалось невесомым тело. Коля едва осмотрелся — «Бобик» еще не возник, но уже ревел где-то рядом, — потерпевший спешно выпростался из автомобиля и скрылся в первом редуте сосенок.

Дальше Колька побежал, отмахиваясь от назойливо царапающих когтей густого пролеска. Сразу тяжело стало дышать, появился жуткий сухой хрип. Нет, надо бросать курить, давно уже себя увещевал, да все без толку. Вот еще и «Космос» зачем-то прихватил на пробу, две пачки по семьдесят копеек каждая.

Преодолев метров сто, может быть, сто пятьдесят, и оказавшись на небольшой лужайке, Колька в первый раз оглянулся. И о черт! — в ближайших сосенках мелькнула милицейская форма. Николай припал на колени к земле, душистый аромат моха через ноздри намекнул о чем-то давнем и сладком. Тонкая пачка долларов — улов нынешнего визита — Коля вытащил ее из-за пазухи и засунул под кору сухого валежника.

Едва Коля успел запомнить место, как ощутил затылком холодный тупой металл.

— Тарищ лейтенант, он здесь! Я его поймал! — гнусаво прокричал, паскуда, в сантиметре, аж в ухе зачесалось.

Цепкие потные клешни скрутили Колю сзади, с неожиданной силой поставили на ноги. Лейтенант появился из-за ближайшего дерева и степенно, с нагловатой улыбочкой, приблизился к Николаю.

«Ну вот и все, доигрался!» — понуро подумал Коля, косясь на заветное местечко в коре валежника.

А ведь было у Любки предчувствие какое-то, еще с вечера. Сказала же, едва сели за ужин (несмотря на топорный стол, смешной гарнитур да холодильник ЗИЛ, Коле всегда так уютно было в Любкиной милой кухоньке с расшитыми полотенчиками, да и вообще в ее хрущевской квартирке), сказала Любка, так умильно прижав руку к сердцу:

— Ой, что-то мне не по себе, Колюш, как будто за тебя боюсь, что ли, ровно что случится с тобою!

Прямо как в сериале каком про СССР, Коля даже умилился, но виду не подал.

— С чего это вдруг, Люб? Выкинь из головы всякие глупости!

И потом, когда под одеялом лежали, на милой сердцу тахте-книжке, на простыни стиранной, когда едва отдышались после яростной несоветской любви (и откуда только она позы выучила такие, поражался Колька?! Вроде еще не до Камасутры и видаков! Сама дошла, видно, ай молодец, Любка! Однако же с кем-то опыт свой развивала, интересно, сколько любовников у нее было?) Так вот, после акта раскрепощенной любви, когда только отпустило, Любка опять начала:

— Ой, что-то покалывает, — схватилась она за сердце. — Снова у меня это предчувствие дурацкое.

— Да брось ты, так бывает после бурного секса!

И похлопал ее по плечу. Любка повернулась к нему, пристроила голову на мужскую грудь.

А потом и уснули незаметно.

Но ведь накаркала, подружка ненаглядная!

Теперь с ментами советскими возни не оберешься. Впрочем, где наша не пропадала! Есть одна мыслишка, как выкрутиться, вдруг озарило Николая.

Меж тем лейтенант подошел вплотную.

Май 2013 года, Дима и Коля

Менеджер среднего звена Дмитрий Кукарский был типичным плодом заката советской эпохи. Его детство прошло на информационных сквозняках горбачевской перестройки, а юность потерялась в ельцинской неразберихе. В смутное время малиновых пиджаков Димка поступил сначала в МГУ, но потом вылетел оттуда и вернулся на Родину. Мать устроила его на третий курс Политехинститута, мечущегося от Университета к Академии, лишь бы не служить в армии. Но в итоге Кукарский проспал отбор на военку и загремел с дипломом инженера на год сухопутного матроса.

Одиннадцать месяцев в армии без отпуска прошли напрасно — Димка вынес лишь глубокое впечатление от беспробудного пьянства офицерья. Поначалу, вернувшись домой, он работал на заводе по специальности за гроши — обсчитывал какие-то головоломные чертежи. Но вовремя осознав неправильность своего пути, Димка направился в торговлю. Однако на сей ниве благополучие забрезжило не сразу. С переменным успехом болтаясь по разным фирмам, Кукарский попутно обзавелся семьей. Им с женой быстро удалось сотворить дочку, а любовь… здесь часто у него липло к языку тургеневское «сошла на нет». Необходимость развода назрела как-то быстро, пережить же саму экзекуцию помогла водка. Одним словом, жизнь строилась по синусоиде, и только к концу нулевого десятилетия у Димки что-то проклюнулось. Ему удалось надолго закрепиться в одной крупной торговой сети и сделать кое-какую карьеру.

Как бы там ни было, к 2012 году Кукарский, наконец, стал считать себя вполне успешным человеком. Он не без гордости служил менеджером среднего звена, носил подобающий черный костюм с ярким галстуком и кожаный файл-чемоданчик, ездил на работу на престижной в определенных кругах «Приоре», а также являлся вечным должником банка за бетонную коробку в тридцать семь квадратов.

Все изменила случайная встреча. Так часто пишут в романах, и еще там пишут, что ничего случайного на самом деле не бывает — все предопределено. Но беда в том, что в настоящей жизни происходит именно так: одна случайность меняет все, и уже через какое-то время она представляется закономерностью.

Был теплый майский день 2013 года. Исполняя очередное объемное и трудновыполнимое задание директора департамента, Кукарский обследовал уже пятую за день торговую точку на предмет исполнения новой маркетинговой политики. Вообще, все указания директора часто напоминали русскую народную сказку: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что; и Димка порой ощущал себя Иванушкой-дурачком, исполняющим как бы глумливые прихоти психованной самодурки — начальницы.

В данные минуты ему казалось, что он уже обливается потом, а в голове, точно наваждение, то и дело проскакивали неясные морские пейзажи. Или, правильней сказать, в мечтах у него уже веял морской бриз, и долгожданный июньский отпуск манил турецкими пляжами, радовал своей неотвратимостью, хотя и пугала, впрочем, отделяющая от него вечность.