Четыре месяца темноты - Павел Волчик

Четыре месяца темноты

Павел Волчик

Редактор Наталья Михайловна Богоявленская

Корректор Наталья Васильевна Порошина

Иллюстратор Павел Владимирович Волчик

© Павел Волчик, 2017

© Павел Владимирович Волчик, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-6662-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Данная книга предназначена для читателей от 14 лет и старше. Она посвящается всем, кого школа не оставила равнодушным. Атмосфера романа будет особенно близка жителям северных широт. «Четыре месяца темноты» можно читать всей семьёй.

Школа в Городе Дождей – это место, где взрослые бродят в потёмках собственного прошлого, пытаясь понять детей, а дети движутся им навстречу, пробуя мир на ощупь.

Возможно ли всего за четыре месяца преодолеть пропасть, которая легла между ними? С одной стороны – армия взрослых, закованных в тяжёлую броню житейского опыта, с другой – ополчение детей и подростков, ведущих партизанскую войну против родителей и учителей.

Пока существует разделение, никто не может быть счастлив. «Ополченцы», лишённые ориентира, будут ломать копья о мельницы суровой реальности, а сопревшие под доспехами «опытные рыцари» – вести с ними переговоры на забытом языке юности. Кто первым перебросит заветный мост и объединит их?

Молодой учёный, на спор устроившийся в школу учителем биологии? Девочка, которая не желает становиться белой вороной в классе? Мальчик, обыгрывающий мудрецов в шахматы, или загадочный сторож, живущий в подвале школы? А может быть, сын учителя, стыдящийся своего отца? Или ответственная за порядок Железная дама, отдавшая гимназии всю свою жизнь?

Такие разные, они сойдутся вместе, чтобы пережить самое холодное время года. И каждому придётся искать своё место под солнцем, в городе, где целых четыре месяца царит темнота.

Благодарности

Спасибо всем, кто помогал создавать роман «Четыре месяца темноты»:

Ксении Волчик, Татьяне Никольской, Олесе Волчик, Ольге Маховой, Александре Тимофеевой, Анне Ивановой, Ларисе Захаровой, Ларисе Бурдиной.

Редактор: Богоявленская Н. М.

Корректор: Порошина Н. В.

Все события и персонажи книги вымышленные.

Пролог

Прозвенел звонок. Он взял в учительской журнал и побежал вверх по безлюдной лестнице.

Тишина выплыла ему навстречу и обняла ещё у входа в класс.

Плохо. Очень плохо, что они не шумят. Лучше свист, топот, улюлюканье, визг, чем такое вот безмолвие.

Он быстро вошёл в класс, и всеобщее молчание врезалось в него, как десятитонная фура.

Дети сидели на своих местах – не носились, не колотили друг друга учебниками, не перекидывались записочками.

Он выпрямился перед классом, многие ученики даже не подняли опущенных голов, другие рассеянно окинули взглядом молодого учителя. С задних рядов послышались всхлипы.

За окном царила темнота. Его взгляд на мгновение уловил красно-синий отблеск сигнальных огней на мокрых стволах деревьев. Сирена больше не звучала.

Неожиданно причина безмолвия стала ясна. Притихшие дети здесь, в классе, – прямое следствие странного происшествия, случившегося на другой стороне улицы.

Он вглядывался в лица, пытаясь понять, кого из них не хватает. Он пробовал сосчитать их, но скачущие мысли мешали сосредоточиться.

Наконец зашелестели страницы журнала, и он начал перекличку. Обычное дело давалось с трудом. Собственный голос казался чужим и далёким. Небольшой кабинет превратился в длинный тоннель с гулким эхом.

Он громко называл фамилии – и каждая поднятая рука теперь означала жизнь…

I. ПОСЛЕДНИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

«Семья – это необходимая платформа, это поддержка, это воспитание, луч света во тьме. Если этот луч погаснет или так и не вспыхнет, человек просто потеряется в темноте, и он будет полон страха, неуверенности, сомнений и разочарований. Некуда ступить, не за что заступиться…»

Валентина Кузнецова, 13 лет, отрывок из школьного сочинения

Братия мои, немногие делайтесь учителями, зная, что мы подвергнемся большему осуждению.

Иак. 3:1

Илья Кротов

В школьной рекреации стояло старое пианино. Цвет – шоколадный, педали – две.

Жизнь пианино медленно приближалась к концу.

Ни один из его родственников, будь то изящный «Чипэндейл» или сверкающий «Пегас», не пережил того разнообразия применений, какие выпали «Красному Октябрю». В раю музыкальных инструментов ему будет что рассказать домбре и контрабасу.

Например, по утрам на инструменте играли «Собачий вальс», по вечерам – Баха и Моцарта. Ничто, однако, не исполняли так часто, как импровизации: бессмысленные и беспощадные.

Сидя на пианино, ели мороженое и сосиски в тесте. На лакированную, когда-то гладкую поверхность проливали сок и лимонад. По ней царапали гвоздём и монеткой, в нее тыкали ручкой, на его заднюю стенку прилепляли жвачку. С его высоты на спор делали сальто, в него тысячи раз врезались комки детских тел, состоящие из визга, восторга и безумства.

Пятнадцатого сентября 2002 года в него врезался Серёжа Зойтберг, весивший в свои четырнадцать – девяносто два килограмма. Изображая ласточку, он не заметил, как отказали рулевые перья, проломил боковую стенку и оставил в дыре детскую непосредственность, деньги родителей, последние остатки ума и юношеские мечты о полёте.

Шестнадцатого января 2010-го Сашенька Чуксина из начальных классов со старанием выковыряла белую клавишу, найдя звучавшую ноту лучшей на свете. До сих пор девочка хранит похищенный артефакт в бабушкиной шкатулке.

Пианино погибало, но это длилось уже так долго, что вся его жизнь стала одной великой трагедией. Поэтому, чтобы рассказами о прожитом до слёз растрогать контрабас и чтобы у домбры от удивления полопались струны, пианино пыталось выстоять, всеми силами собирая на своей поверхности шрамы как доказательства принесения себя в жертву испорченным людям.

Сегодня инструмент ещё надеялся выжить, когда, разложив учебники по английскому и сосредоточенно водя по графам карандашом, на его крышке доделывал домашнюю работу большеглазый мальчик.

Его причёска выглядела так, будто он лёг спать с мокрой головой и, подняв ее с подушки, сразу направился в школу. На пиджаке, выглаженном с утра, красовался меловой узор, частично размазанный чьими-то пальцами. В левой руке мальчик держал карандаш, в правой – зелёное яблоко, которое он периодически надкусывал и откладывал в сторону, на полированную крышку «Красного Октября».

Пианино ничего не имело против того, чтобы быть столом, но оно отчаянно взвизгнуло, когда другой мальчик, коренастый, с большой головой, резко поднял крышку и хлопнул ею…

Как обожжённые мотыльки шелестя красочной бумагой, учебники полетели на пол. Зелёное яблоко перевернулось в воздухе, открыв выгрызенный рот, и покатилось по грязному полу.

Илья не знал, что ударит первым. Поток возмущения целый день пробивался сквозь шаткую плотину воспитанной сдержанности.

Сначала они перед самым звонком спрятали его рюкзак, затем на уроке незаметно достали спортивные штаны и повесили в классе на кактус.

Перешёптывание за спиной, тычки в бок на уроке истории, штрихи мелом на пиджаке, – весь оставшийся день мальчик нервно оглядывался, ему казалось, что кто-то ползает у него между лопаток.

Они говорят, что всё это в шутку. Но шутили-то они явно не над самими собой.

Их было трое, они действовали в разные промежутки времени, и для Ильи эти насмешки слились в долгий мучительный день. А ещё из-за конкурса по математике он не успел сделать английский язык…

Иногда ему снился такой кошмар: большое серое мешковатое чудище поднималось на него, улыбаясь щербатым ртом. Илья бил его по кабаньей морде, не причиняя никакого вреда.

У коренастого мальчика с большой головой тоже в лице было что-то кабанье – так казалось из-за его кривоватого носа и сощуренных глаз.

Да, Илья ударил первым, но как-то неуверенно. Всё-таки перед ним был живой человек, чувствующий боль. Пускай с кабаньей мордой, но всё же…

Пальцы не успели сложиться в кулак и, словно грабли, зацепились за рукав обидчика. Тусклые глаза его противника на мгновение округлились, он, будто имея вагон времени, презрительно посмотрел на побелевшие костяшки пальцев, сжимающие его пиджак, и выкрикнул:

– А ну отпустил, скотина! Крот!

– Я тебе не Крот. Я Кротов. Илья Кротов.

Он всё-таки разжал пальцы, и за мгновение до того, как освободившаяся вражеская рука ударила его в нос, мальчик понял, что не победит. В глазах потемнело, от носа к затылку пробежала горячая волна. Дальше он ни о чём не думал и почти не чувствовал боли. Всё, что он делал, – это машинально сдерживал удары противника. Иногда до него доносились возбуждённые крики парней и отчаянные вопли девочек. Он слышал, как сопит соперник, видел, как в рекреацию вбежала бледная учительница, но их уже было не остановить.