Вариант Геры - Саша Чекалов

Вариант Геры

Саша Чекалов

© Саша Чекалов, 2016

Корректор Владимир Евгеньевич Лямцев

ISBN 978-5-4474-9739-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Прошлым летом у меня наконец созрела решимость довести до ума то, что было написано около двенадцати лет назад.

Предвидя возможное недоумение тех читателей, с которыми познакомился позже, поясняю: в то время я был 1) верующим 2) пьющим 3) полубогемным – что и наложило на текст характерный отпечаток, сегодня могущий вызвать вопросы.

Кроме того, иной была и обстановка. Ещё не произошло ряда событий, определяющих к настоящему моменту лицо мира. Многое из того, что давно стало свершившимся фактом и теперь воспринимается как нечто само собой разумеющееся, тогда сложно было вообразить даже в страшном сне! Короче, кто-нибудь наверняка сочтёт мою писанину утратившей актуальность…

Кому-то же, наоборот, может показаться, что некоторые фрагменты из конъюнктурных соображений добавлены при позднейшей правке. Имейте в виду, это не так: полностью отдавая себе отчёт в несовершенстве данной вещи, я тем не менее оставил всё как было. Лишь исправил ошибки.

Как бы то ни было —

Александре Смирновой,

которая подвигла меня взяться за это дело,

и Галине Гордиенко,

без которой оно точно не было бы закончено,

с благодарностью посвящается.

Кроме общеизвестных и упоминаемых повсеместно, имена и названия, встречающиеся здесь, вымышлены; совпадения с реальностью, если таковые будут обнаружены, случайны и непреднамеренны.

Пролог

Важной подробностью мрака, изредка прорезаемого зарницей осознания: «Я существую», – неотъемлемой его принадлежностью является пульсация: нежная, хотя и несколько навязчивая, порой раздражающая монотонностью. Последняя, впрочем, иногда уступает место чему-то другому.

Чаще всего оно просто тихо подаёт этакие размеренные признаки жизни где-то под ногами (или, вернее, НАД ногами, если быть точным, – хотя необходимая для подобной точности информация пока не собрана), накатывает на ноги вялым, монотонным прибоем, словно бы с некоторой ленцой напоминая: «Я здесь! Я никуда не делось, не беспокойся!» – однако иногда к мёртвому штилю, царящему в тесной, хотя и вполне уютной капсуле, примешивается лёгкое волнение. В подобных случаях мягкие стенки, податливые в обычное время, делаются вдруг неприятно упругими и начинают – сначала осторожно, потом резче и бесцеремоннее – пихать и подталкивать: то по очереди, а то и одновременно, словно никак не сойдутся во мнении, какое направление задать бережно сдавливаемому ими телу. (Да и стоит ли куда-либо двигаться, если начистоту!)

К счастью, обычно суета быстро прекращается, а паника, овладевшая было всем твоим существом, уступает место умиротворяющему сознанию достойно перенесённого испытания и… собственно, релаксации – после того как всё кончилось… Или не кончилось?

Оказывается, жизнь (кто бы мог подумать!) таит в себе неприятные сюрпризы. Бывает и такое: пространство вдруг может распасться надвое, перечеркнутое трещиной, которую не видишь, но чувствуешь, – вот как сейчас, например… В образовавшуюся прореху льётся свет, затопляя твой кокон и плавя полуслепые глаза, ненадёжно спрятанные за прозрачными веками… Стенки выталкивают тебя навстречу испепеляющему жару, и вот ты начинаешь задыхаться… хотя минуту назад не имел о процессе дыхания ни малейшего представления.

Неожиданно становится легче, прохладнее… Лавина образов врывается в сознание и осаждается там, постепенно складываясь в стройную, будто знакомую заранее конструкцию светлого будущего.

…Вот он ты на руках у матери, стоящей посреди освещённого солнцем яркого дворика. Здесь тепло и уютно, да, – но прикосновения рук вызывают столь болезненные ощущения! – и какая-то неясная угроза исходит из узкого прохода между зданиями…

Хорошо, пускай не угроза, но – тоскливое чувство обречённости.

Оно ведь как: стоит человеку подрасти немного (ровно настолько, чтоб осознание себя частью чего-то большего однажды пропитало тебя и впредь уже никуда не испарялось), как вдруг… или совсем не вдруг, а очень даже постепенно, однако – так или иначе становится предельно ясно, что ты давно не в залитом солнцем дворике находишься, а в душной, смрадной темноте с трудом протискиваешься вперёд, к какому-то новому свету…

Категорически не понимая, зачем было нужно покидать тот, старый, имя которому – Блаженное Неведение.

…Мама ожесточённо спорит с отцом, тот размахивает руками… Не стоит бояться: всё, что с тобой происходит, – не более чем одна из бесчисленного множества составляющих Единого Целого, а значит, неизбежно… хотя и больно.

Очень. Настолько, что хочется спрятаться (брось! – ты ведь и сам догадываешься, что желаешь невозможного!) … вернуться обратно…

И вслед за этим приходит неожиданное осознание того факта, что, сколько бы времени ни довелось тебе прозябать здесь, отныне каждый год, каждый час, каждая секунда, проведённые в новом мире, будут (ещё как будут!) отзываться вот этой самой болью.

Одной болью. Ну почти. За редким исключением…

Часть I

Глава 1

«Не морочьте голову, молодой человек, – рявкнула старуха в белом из-за матового, как сама жизнь, прилавка. – Откуда мне-то знать, какие лучше! Выбирайте!»… Герка по-черепашьи втянул голову в плечи, молча ткнул пальцем в первую попавшуюся упаковку, не глядя сгрёб сдачу и пулей вылетел из аптеки.

«Выбирайте»… Если б только он мог выбирать, то прежде всего выбрал бы для себя совсем иные параметры существования: те, что соответствуют, скажем так, общераспространённым представлениям об оптимальных условиях выбора, вот!

Для начала – совершенно иную внешность. Нос: прямой, греческий, а не такую картофелину. Кожу – более смуглую, будто дублёную, плиз. Широкий торс воина-спартанца – вместо нелепо продолговатого туловища, ни с того ни с сего покрывающегося часто «мурашками»…

Иной характер. (В самом деле, ведь нельзя же без конца держать оборону против всего мира! Тем более когда очевидно: никто не придёт на помощь – да и прийти-то, если разобраться, некому.)

И квартиру – в ином, не настолько тоскливом, по крайней мере, районе: чтобы с балкона не трубы заводские видеть, а… чёрт, да уж, конечно, совсем иное что-нибудь! – величественное и… ну хотя бы не столь замызганное, в конце-то концов.

(Чтобы не тикали в тишине дряхлые часы с кукушкой, унаследованные от дедушки. В тишине – разбавляемой по ночам приглушёнными всхлипываниями матери, доносящимися из соседней комнаты.)

Да и весне – просроченной, поздней, но теперь-то, блин, наступающей, или что?! – не мешало бы наступать малость поделикатнее: не мучить ласковыми поглаживаниями шальных ветерков, не дразнить болезненной яркостью утреннего солнца…

Было именно утро, и на первую пару Герка опаздывал. Машинально теребя в кармане упаковку только что купленных резинок (вечером намечалось грандиозное тусилово у Нино, впервые в этом году спровадившей своих на дачу), Герман направился к ближайшему подземному переходу. М-да… «Нина, Ниночка, из дырки ниточка», – выразился однажды Эфа, когда вместе с Герой дымил раз одним на двоих «штакетом» в университетском сортире. Ходят слухи, Нинка жалеть начинает о своём выборе. И, может быть, на этот раз… Кто знает!

В метро было душно, а кроме того – ощутимо пованивало (не самый приятный контраст с кондитерской вычурностью лепнины и надменным великолепием мрамора). Прибыл поезд, возникла неизбежная давка; как обычно, показалось, что запихнуть себя внутрь нереал, – о нет, вы что, шутите? – однако и в этот раз, как и во все предыдущие, сделавшаяся в стихийно слаженном усилии монолитной человеческая многоножка (прыская сдавленными возгласами, сочась невнятными комментариями) качнулась вперёд, и…

Правда, тела вошедших первыми естественным образом отпружинили, те, кто сзади, попятились, но – вот оно, консервная банка закатана вновь, и последним сонным рыбинам, прижавшимся влажными от собственного сока сутулыми спинами к дверям, остаётся покорно замереть, ожидая прибытия на следующую станцию. Заранее напрягая тело для того вынужденно виртуозного пируэта, что позарез необходимо исполнить точно в момент открывания дверей… прежде чем опрокинут на спину и не дрогнув пройдут по тебе, как по брёвнышку! Блаженны последние, ибо они будут первыми, как-то так.

…Задыхаясь в густеющей атмосфере обыденного уродства – за что только из последних сил не хватается немощное воображение в поисках чего-то свежего! диссонирующего с милыми, но… слишком уж общими образами, по привычке лелеемыми сознанием… Ищешь, ищешь, и вот… солнечными зайчиками в этом помойном месиве (видно тебе?) на миг зажглись предчувствием сонные глаза девушки, щёки отозвались клочковатым румянцем… Но в следующий момент личико заслонили очередные кожаные плечи с жирным, в крупную складку, загривком над ними, – и вот уже не хочется никуда ехать…