День одиннадцатый - Майя Матвеева

День одиннадцатый

Майя Матвеева

Иллюстратор Анатолий Матвеев

© Майя Матвеева, 2017

© Анатолий Матвеев, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-0325-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Cотканная из тонких хлопковых волокон белая блуза свободного кроя, кроме зауженных манжет широких рукавов, не могла сокрыть вздыманий груди, отчаянно пытавшейся вобрать в и без того переполненные хаотичным и взволнованным дыханием легкие еще больший объем воздуха. Хотя корпус тела казался неподвижным под напором извне, утопавшая в складках белой ткани рука, крепко сжимая шпагу, стремительно отражала удары противника, то атакуя, то блокируя его.

Стальной звук оружия, скрещивающегося меж собою, гулом отдавался в залитом полуденным солнцем амбарном помещении. Даже с его открытыми ставнями и свободно проникающим ветром обоим противникам, пребывающим в нем, дышать становилось все труднее. Их статные фигуры то приближались, то отдалялись друг от друга под непрекращающимся беспощадным натиском каждого. Капельки пота выступали на лбах под самодельными масками, закрывавшими от случайных ударов шпаг лица удалых противников, чьи глаза даже сквозь металлическую сетку мерцали сотнями огней.

Cилы были равны, но высокий, облаченный в черный расстегнутый камзол мужчина, почувствовав ослабление ударов противника, решительным рывком начал наступление на него, стремительно загоняя к деревянной стене. Слегка коснувшись тупым наконечником клинка левой ключицы стоящего напротив себя, он победоносно скинул маску, негласно объявляя тем самым об окончании сражения и своей бесспорной победе. Карие глаза его с легкой усмешкой и снисхождением остановились на маске перед собою. Противник, что был ниже ростом, замерев и безмолвствуя, также поднял взгляд на него, по-прежнему тяжело дыша и высоко вздымая грудь так, что победитель, не сдержавшись, побежденно опустил глаза вниз.

– Победа за мной, – прорезавший тишину голос соперника заставил юношу в камзоле вновь поднять кверху неизменный лукавый взор.

– Совсем недурно. Нет, право. Если бы я не ушел влево, то выиграл бы уже во второй раз из трех, а не в первый. Хотя сегодня очевидно твое преимущество, благодаря последнему сражению мне не так обидно, – добродушно, но с самолюбованием произнес шатен.

– Не так уж важно количество промежуточных побед. Главное, у нас обоих получается то, что любим, разве для счастья требуется что-то большее? – голос второго наполняла радость, хоть он и остался в проигрыше в последний раз. С ни на мгновение не останавливающей свое колыхание грудью он скинул маску. Волосы светлыми крупными завитками рассыпались по плечам.

Не сходившая до того ухмылка шатена сменилась улыбкой, озарившей его лицо. Ему было безусловно приятно лицезреть своего противника.

– Только не говори, что в этом видишь свою жизнь.

– Почему бы и нет?

– Брось, Чарли. Нужды участия девушек в сражениях никогда не будет, – он особенно выделил интонацией и слегка округлившимися глазами слово «девушек». – А из того выходит, что их к оружию не допустят вовек.

– Посмотрим, – бойко ответила его собеседница, словно не замечая предостережений, радостно светясь в улыбке, заставляющей смеяться ее зеленые глаза, искрящиеся тихим светом счастья.

– Что с тобой? Мои слова, кажется, напротив, подарили тебе надежду, – юноша, вновь забывшись, мужским восхищенным взглядом окинул ее гибкий молодой стан.

– Оливер, от одной мысли только, что когда-нибудь мне удастся применить свои способности, которые будут замечены и оценены, а я смогу стать полезной, хочется начать кружиться в танце. Правда, противостоим друг другу мы тренировочными шпагами, в одиночку практикуясь на боевых, но меня не покидает надежда оказаться в реальном бою, чтобы достойно сразиться с противником.

– Все это грезы, Чарли. А продолжительное пребывание в них сулит болезненную будущность реальности, – предостерег юноша, близко подойдя к ней и ощущая на себе ее все еще возбужденное дыхание, явственно различая капельки пота, собиравшиеся на лбу меж пуха волос.

– Я знаю. Но грань определения меж грезами и реальностью очень тонка. А это значит, все только в наших руках. А они лишь исполнители приказов разума, – подмигнув, весело заключила девушка.

Вместо ответа на эти слова, молодой человек, словно выйдя из оцепенения мгновения, что захватило его, стянул с рук перчатки из толстой кожи с длинными манжетами и освободил горло от плотно опутывающего его шарфа. Подойдя к кадке с водой и наклонясь над нею, он освежил лицо и шею прохладной водой, вбирая ее ладонями. После этого юноша вновь посмотрел на друга, внимательно изучая не сходящую с губ улыбку.

– Ты будешь плакать сегодня. Да, однозначно, – серьезно заключил он.

– Почему? – все еще радуясь чему-то, она удивленно подняла на него глаза.

– Так всегда. Я давно подметил. Как только беспричинно весел и смешлив, так обязательно что-то сильно расстроит тебя. Закон провидения.

– Уверена, твои опасения излишни.

– Я тоже на это надеюсь, Чарли, – грустно улыбнулся он, сделав шаг к ней. – Но все равно переживаю за тебя. Нынешний турнир предлагаю считать завершенным, а значит, нам пора расходиться по домам. Тетушка заждалась тебя, наверное. Если бы она только знала, что ты днями пропадаешь, практикуясь со шпагой, впредь бы не выпустила из дома свою Чарлиз.

– Не выпустила бы, однозначно, – с легкостью согласилась девушка. – И не потому, что она не любит меня. Напротив, она сильно любит. Она бы не поняла этого… Но сейчас ее внимание, как у всех нас, приковано к другому. К миссис Хамвилл и Георгу.

– Они уже здесь?

– Да. Гостят с неделю. Встречи с тобой так редки, что для нас с тетей их приезд уже пережитое счастье, а для тебя – известие. Вижу тебя только по субботам и воскресным дням, поэтому они для меня всегда праздник, – призналась девушка, скромно опустив голову.

– К сожалению, остались теперь только они… – согласился Оливер. – Раньше было лучше, правда?

– Не лучше, просто забот было меньше, и тебе не надо было поступать на службу по причине малолетства.

– Не хочешь ли ты этим сказать, что я уже вырос, а ты, поскольку никогда не будешь служить, так и останешься малолетней?

Чарлиз улыбнулась. Когда она улыбалась, на ее щеке появлялась маленькая, почти незаметная ямочка, которую Оливер очень любил, потому что она показывалась только ему, появляясь не при каждой улыбке Чарлиз, а лишь при искренней и по-настоящему счастливой – когда она говорила о фехтовании или после своей абсолютной победы в нем. Улыбки Чарли имели различный вид, и в сотнях их вариаций увидеть ямочку – это значило много пройти бок о бок с девушкой, быть ее другом, что удалось далеко не каждому. Точнее, только ему.

Они были дружны с детства. Еще с того момента, как в первый раз, увидев ее со спины, он подошел к ней и дернул за косу от неизбежной скуки и против манер дворянского воспитания, что прививались ему с ранних лет, а после увидел ее серьезное, почти мальчишеское лицо и выкрикнул: «Отвязывай бант, трус!» – так сильно желал маленький Оливер поиграть хоть с кем-то. Но, поскольку родители его придерживались того мнения, что ребенку позволено общаться лишь с детьми дворян и обязательно мальчиками, казалось невозможным найти подходящую кандидатуру на протяжении многих миль, где простирались только посевные поля их собственных и чужих владений. И хотя, безусловно, Чарлиз оставалась девочкой и наследницей старинного дворянского рода, впрочем, лишенная его титула и средств, детям все же разрешено было дружить, вместе играть и приходить друг к другу в гости. С того момента Оливер неизменно относился к Чарли как к своему лучшему другу, почти не замечая ее уже сформировавшегося женского стана, точеной шеи, полной груди и аристократических тонких запястий рук, помимо присущей им грациозности и плавности, искусно владеющих клинком.

Вопреки приятной наружности, по существующим негласным меркам Чарлиз была уже не молода и безуспешна в выгодном замужестве. Хотя тело ее еще могло пленить мужские взгляды, головы и мысли, общество уже не рассматривало ее как невесту на выданье. Состояние девушки не могло удовлетворить мужчин аристократического круга. Да и внимание самой Чарлиз было направлено совсем на другие интересы. Ее увлекало то, чего девушки обыкновенно сторонились, из чего мечтали скорее вырасти или забыть быстрее. А Чарли не представляла своей жизни без верховой езды, ловли бабочек, бега до леса и обратно, долгих прогулок по бескрайним полям Таундера – местности, состоящей из отдаленных владений мелких дворян. Но самым обожаемым увлечением девушки на протяжении многих лет оставалось фехтование. Ей было больно и прискорбно осознавать, что самое лучшее, что она может сделать, а главное, единственное в жизни – это родить и помочь няне воспитать детей. И это казалось невыносимым для нее. Да и как могла она воспитать детей, сама недавно выйдя из-под попечения няни и тетушки, формально завися, а значит, все еще оставаясь у них на руках? Ведь для рождения действительно счастливых детей, как считала Чарлиз, необходимы зрелость, самостоятельность, опыт, собственное становление себя и понимание того, что ты не только мать, но еще и не пустой человек сам по себе. И лишь при соблюдении всех этих условий можно представлять ценность в браке и воспитать нового человека – в лице собственного дитя. Но все ее немногочисленные знакомые девушки из небольшого городка Томплинсона, ближайшего к Таундеру, придерживались иного мнения. Уже давно прежние знакомки Чарли проезжали вдоль усадьбы ее тетушки с няньками и детьми, которых воспитывали точно в таком же неведении и неподготовленности к жизни, в каком пребывали сами. По воскресным дням они провожали своих мужей в паб или мужской клуб, оставляя себя в полном неведении о содержании этой части жизни супругов, когда последние, в свою очередь, наслаждались отдыхом, позволяя подобную свободу только себе.