Опалённая канва - Евгения Дмитриевна Ерёменко

Евгения Ерёменко

Опалённая канва

Чьим-то сёстрам

–Отпусти, карлицыно отродье! – кричала во всё пятнадцатилетнее горло Марийка. Слезы текли по её лицу.

–Дыылда! – истерически вопила Ликуша и топала пухлыми десятилетними ножками.

–Дуура! Отпусти!

–Аааа!

Марийкина рука взметнулась к шее Ликуши. Девочка вскрикнула. Послышался треск рвущейся ткани. Через мгновение вскрикнула и вторая из участниц конфликта.

Резко открылась входная дверь.

Если бы это были съёмки остросюжетного фильма или бытовой мелодрамы, то режиссёр громко произнёс бы «СТОП». Все сошли бы с занимаемых на площадке позиций. Перекошенные истерикой лица обрели бы безразличное выражение. «ПЕРЕКУР», – крикнул бы помощник режиссёра. Актёры попросили бы ассистентов принести горячий кофе и пошли бы покурить. Однако ссоры девочек давно стали обыденностью для небольшой трёхкомнатной квартиры на улице Ленина в городе N. Драка за прошедшие два года случилась впервые.

Марийкина мама распахнула входную дверь настежь.

Ликушин папа поднялся на носочки и заглянул через её плечо. Он, действительно, был невысокого роста, но всё-таки выше супруги на каблуках.

–Марийка, что случилось? Пахнет горелым…?

Обе девочки прекратили от испуга истерику и замерли.

Мама быстро окинула помещение взглядом.

Маленькая десятилетняя Ликуша стояла на старом пёстром ковре босыми ногами. Её стопы косолапили. Тёмная школьная юбка перекрутилась. Молния оказалась на животе. Подол разошёлся по шву.

Белая блузка с объёмными рюшами была испорчена. Марийка с порыве ярости схватила девочку за воротник и резко дёрнул. Блуза в одночасье лишилась рюш, воротника и достоинства. Из чёрных кос девочки в разные стороны торчали растрёпанные пряди.

Круглые, «плюсовые», в чёрной пластиковой оправе очки держались только за одно ушко. Вторая душка съехала на мочку с розовой серёжкой-гвоздиком. На прошлой неделе Ликуше исполнилось десять. Папа разрешил проколоть уши. Теперь они стали красными, как и вся зарёванная девочка.

Ликуша была левшой. В левой руке она держала пушистый клок крашеных волос Марийки.

Из правой кисти старшей девочки выпал кусок белой ткани и остался лежать рядом с толстой подошвой грубого ботинка. Девушка ссутулилась. На её бежевую футболку с щёк падали чёрные капли. Она смотрела на свою маму испуганными глазами. Через мгновение Марийка резко повернулась на массивных каблуках и широкими шагами направилась в свою комнату. По дороге она громко всхлипывала.

–Люся, дай знать, чем закончится разговор, – Ликушин папа протиснулся между стеной и Марийкиной мамой. Он коротко чмокнул дочку в макушку и скрылся в совмещённом санузле.

–Ликуша, ты цела?

–Даа, Люсяя, – уголки рта девочки опустились вниз. Она издала жалобный стон.

•••

Всё это началось, когда Ликушина мама сбежала с бродячим артистом из Австралии. Конечно, он не был бродячим, но артистом определённо являлся.

Не очень красивая и не очень умная, но самоуверенная темноволосая Крис познакомилась с фокусником Лиамом на свадьбе подруги. Крис вызывалась добровольцем на все его номера. Она всю жизнь мечтала, чтобы её распилили. Под конец программы Крис по собственной инициативе попросила у артиста номер телефона и спросила, пользуется ли он Телеграмом. Лиам остался на празднике после окончания своего рабочего дня – новая знакомая научила его пользоваться мессенджером. Позже Лиам сказал, что номер «Распиливание женщины» давно потерял актуальность.

Крис всю жизнь мечтала увидеть кенгуру на воле, поэтому улетела вместе с новым бойфрендом в Австралию.

Когда-то она еще мечтала стать образцовой матерью, но люди часто получают объект вожделения, когда он им уже не требуется.

Первоклашка-дочка с домашним именем Ликуша осталась с папой после развода. Других вариантов не было. В первом классе географию и биологию еще не преподают – ни о каком сафари с кенгуру девочка не мечтала. Даром, что мама и не думала брать дочурку с собой.

Без мамы папа стал странным и замкнутым. Он часто отводил Ликушу к пожилой соседке. Других близких людей у него не осталось. Он пропадал вечерами и много разговаривал по телефону, когда возвращался домой. Никаких женщин до тихой Люси он с дочкой не знакомил.

Марийкина мама Люся развелась с пьющим отцом после того, как встретила Ликушиного папу. Девочкин родной папа быстро съехал из квартиры и перестал появляться в жизни дочери.

Марийка вступила в подростковый возраст в новой семье. Ей было тринадцать.

Мамин новый муж ей не нравился. Точнее, в нём не оказалось ничего, за что она смогла бы его полюбить. Он не умел шутить, ничего не знал о подростках и был слишком привязан к телевизору.

Родители изо всех сил старались примирить девочек. Они не выделяли ни одну из них – обе чувствовали дефицит внимания.

Каждая получила по комнате в личное пользование – новоявленные «сёстры» общались только по необходимости – на кухне или в совмещённой с туалетом ванной: «ЗАНЯТО! ЧЕГО ЛОМИШЬСЯ!?»

Мама и папа постарались не менять привычного для детей образа жизни. Они часто спорили, кто повезёт Ликушу на большой теннис, а Марийку к очередной подруге. Девочки стали везде и всегда опаздывать или не приходили вовсе.

Ликуша не жаловалась. Она умела себя занять. После развода родителей девочка всерьёз увлеклась рукоделием. Больше всего ей нравилось вышивать крестиком. Стены её новой комнаты украшали вышитые зверята и цветы в деревянных рамках.

Марийка всю себя посвящала друзьям. Если она не ночевала у подруги, значит, подруга ночевала или гостила после уроков у неё.

Через два года после начала совместной жизни частичек двух разных семей взаимная нелюбовь между сводными сёстрами достигла высшей точки.

•••

Однажды Марийка вернулась домой из школы вместе с худющей одноклассницей Лёлей.

Лёля воспитывалась в многодетной семье. Она была старшим ребёнком и на дух не переносила троих сестричек и брата.

–Да кому они нужны, эти кровопийцы! Да если бы не они… Представляешь всё, чем сейчас приходится делиться, могло бы быть моим! – она толкнула дверь в комнату Ликуши носком пыльного кроссовка. Снимать в гостях обувь было не в её правилах.

–Лёля, это не моя комната.

– А давай повандалим тут немножко.

–Лёля…, – неуверенно начала Марийка.

Подруга вопросительно посмотрела на неё:

–Ты что? Мамочку испугалась?

–Да я…да…дай зажигалку.

В свои пятнадцать Лёля курила. Она достала жёлтый пластиковый крикет из кармана и протянула Марийке.

На письменной столе Ликуши лежала вышивка. Канва была разделена дырочками на крупные квадраты – девочке сложно давался мелкий рисунок из-за плохого зрения. Она предпочитала наборы с уже нанесённым на ткань изображением и длинным стежками. Краска покрывала канву сплошным слоем, обозначая рисунок. Ликуше нравилось прикладывать дополнительные усилия и протыкать тонкую корку краски тупой иглой. Часто она брала инструмент без нитки и усердно колола залитые дырочки.

Уголок канвы свисал со стола.

Марийка чиркнула зажигалкой и поднесла её к ткани.

Лён быстро загорелся ярким пламенем. Огонь поутих, когда добрался до краски. Вокруг рисунка ткань продолжала тлеть. Девушка вдохнула беловатый дым и стала размахивать пяльцами. Она старалась потушить пламя.

Огонь погас. Марийка держала вышивку в руках и растерянно смотрела на оплавившуюся краску на рисунке: «Ничего не изменится. Сожги я хоть