Заметки с затонувшей Атлантиды - Виктор Слипенчук

Виктор СЛИПЕНЧУК

ЗАМЕТКИ С ЗАТОНУВШЕЙ АТЛАНТИДЫ

Взбунтовавшееся Слово и тридцать восемь попугаев

«Не могу молчать», — так граф Лев Николаевич Толстой назвал своё публицистическое выступление в пользу отмены смертной казни в России. Выступление было записано на фонограф (один из первых приборов для механической записи звука и его воспроизведения), и теперь трудно сказать, кому надо быть обязанным (физикам или лирикам), что ознакомился с выступлением великого писателя ещё в школе.

Помнится, меня заинтересовало — граф. (Нем. Graf ) в раннее средневековье в Западной Европе — должностное лицо, представлявшее власть короля в графстве. У нас в России со времён Петра 1 и до 1917г. — наследственное дворянское достоинство, оно выше баронского и ниже княжеского. Чтобы получше уяснить субординацию, представил, что за царя-императора у нас — генсек КПСС, за князей — члены политбюро. Кандидаты в члены политбюро, пожалуй, были графами. А члены ЦК КПСС — баронами.

Представив Льва Николаевича Толстого в чине кандидата в члены политбюро, я был безгранично восхищён не только смелостью его выступления, но и его беззаветной преданностью интересам русского народа. Причём не только перед лицом высших чиновников, которых он называл «правительственные люди», но и царя. Моё восхищение было безграничным потому, что даже юношеский опыт убеждал — подобную смелость и беззаветность никто из советских номенклатурных «дворян-разночинцев» себе не позволял, хотя именно они называли себя с трибун слугами народа и, по логике вещей, только для того и находились у власти, чтобы служить его интересам.

В общем, субординация высших чиновников царской власти, опирающейся на дворянство, и чиновников советской, опирающейся на диктатуру пролетариата, была приведена, согласно моему представлению, так сказать, в равное соотношение. Единственное, что трудно представлялось в лице номенклатурных бонз, так это наследственное дворянское достоинство, о котором Владимир Иванович Даль говорил — местами и доныне владетельское, но у нас только почётное.

Впрочем, в обществе, где могла править страной любая кухарка, огорчаться на этот счёт, тем более юноше в моём возрасте, не приходилось. Не задумывался. Зато теперь, с опозданием, приходится. Да-да, с опозданием, ведь ни о каком опережении, ни о каких-либо упреждающих действиях власти, после череды террористических актов в столице и после расстрела детей в Беслане, не может быть и речи.

Наша власть — вся, в лице Президента, министров-силовиков, премьера, генерального прокурора, Верхней палаты и Думы, и прочая, прочая оказались не готовыми к вызовам времени. Конечно, мы вправе выражать своё недовольство властью, как исполнительной, так и законодательной. Именно она ответственна за всё происходящее в стране. Горечь утрат и ненависть к террористам как бы подталкивают нас винить во всём её. Но будем помнить, что наша власть не свалилась с неба — мы голосовали за неё. Отсюда и сентенция, подобная постулату, — всякий народ достоин своих правителей. То есть мы тоже ответственны за происходящее. Не юридически (уверен, что прямые виновники трагедии в Беслане и в других городах, в конце концов, будут найдены и наказаны), а нравственно.

И здесь эту нашу ответственность, как ответственность гражданского общества, имеет смысл рассмотреть поближе.

Все мы родом из затонувшей Атлантиды, из СССР. Не буду перечислять республики, не в перечислении дело, скажу лишь, что все мы были единым народом, прежде всего советскими гражданами (атлантами), а потом уже россиянами, прибалтами и лицами кавказской национальности. Да-да, мы были великой страной с открытой для всех братских республик цивилизацией, в которой даже большинство анекдотов Союзного значения были великими, во всяком случае, не содержащими зла. Например, о приехавшем в Ташкент цыганском ансамбле, встречая который, администратор обращался к худруку: товарищ цыган, товарищ цыган! А в ответ услышал раздражённое: послушайте, я же не называю вас — товарищ узбек!

Да-да, это было время, когда слово «товарищ» являлось не только главным в обращении к человеку любой нации и народности, но и служило своего рода цементом дружеских отношений. Товарищ татарин и товарищ русский вполне могли пойти в гости к товарищу латышу, а потом все вместе к товарищу еврею и так далее. «Товарищ» было первичным, а «национальность» вторична, а потому в отношениях простых людей зачастую даже не замечалась. Сравните, сколько смешанных браков было в СССР и ныне. А всё потому, что великая Атлантида имела чёткую программу по национальному вопросу, которая никаким образом не противоречила главному принципу развитого социализма: воспитанию советского, то есть нового человека, твёрдо шагающего в светлое будущее — коммунизм.

Оглядываясь назад, невольно приходишь к выводу, что перед нами именно тот случай, когда наличие ошибочной программы менее губительно для общества, чем полнейшее её отсутствие.

— У нас бесплатная медицина, бесплатное образование! У нас нет безработных!

Эти хвалебные слова в пользу развитого социализма не раз приходилось слышать из уст партийных, комсомольских и профсоюзных деятелей. Иногда они вызывали раздражение, но чаще пропускались мимо ушей, как набившие оскомину, так сказать, отскакивали от нас, как горох от стенки.

Теперь, когда бесплатной медицины и образования практически не осталось, и появились безработные, низведённые до бомжей, пришло прозрение: сколь много не твердили нам о праве на труд, о бесплатном образовании и медицине, об этом должно было твердить и больше — эти социальные завоевания стоят того.

Другое дело — качество жизни в нравственном и материальном отношениях. Оно заставляло желать лучшего. К сожалению, качество предопределялось идеологией. Сортировка идей и людей осуществлялась по принципу: наш — не наш. А методы сортировки?! Однако вернёмся к началу статьи.

Граф — наследственное дворянское достоинство, у нас почётное, замечает Владимир Иванович Даль. И опять я был смущён. Если бы автор толкового словаря употребил вместо слова «достоинство» титул , пожалуй, я бы удовлетворился ответом. Но достоинство (в дни моей юности) так часто употреблялось в сочетании со словом советский или новый человек , что я счёл его слишком современным для фигурирования в областническом и устаревшем словаре В.И.Даля.

Как бы там ни было, но в СЭС (1990) разъяснение слову достоинство отсутствует, такого слова как бы нет в русском языке. То есть в народном обиходе оно есть, но всем, кто обращается к словарю за разъяснением, его нет. И тут не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы видеть, что к словарю обращается в основном учащаяся молодёжь. Отсюда и последствия для СССР — ускользнувшее будущее. Ведь не случайно же было сказано: «В начале было Слово…».

Кажется, в средней школе прочёл статью о величии русского языка, о том, что им надо гордиться и беречь его от сорных слов, от загрязнения. В качестве примера для подражания автор приводил издание словаря английских слов, который уже к тому времени насчитывал свыше четырёхсот тысяч слов и служил предметом гордости едва ли не каждого англичанина. Удивительным было — гордиться языком?! «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин». Это понятно, интерес ко всему, к чему бы ни прикоснулся предмет обожания. А гордиться языком — как-то не воспринималось.

Между тем, язык любого народа — прежде всего его дух. Чем богаче язык — тем крепче дух. Кажется, в советское время Александр Трифонович Твардовский первым заметил, что действительность, не запечатлённая в слове, исчезает из поля зрения человека, как будто её никогда и не было. Конечно же, эта мысль имела место быть задолго до Твардовского. В Писании сказано:

«Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей». (Бытие. 2,19) А в Евангелии от Иоанна апостол и вовсе свидетельствует:

«И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благости и истины; и мы видели славу Его, славу единородного от Отца».

Всякий человек, занимающийся языком профессионально, не раз сталкивался с его самостоятельной, независимой от кого бы то ни было, или чего бы то ни было, внутренней правдой. Правдой, имеющей свою логику. Да-да, логику, я не оговорился. Иногда Слово, проецируемое на общество, именно благодаря своей, скажем так, самостоятельности, вдруг вскрывает в нём, обществе, глубоко спрятанные конфликты, виновниками которых являемся мы сами потому, что породили их своим неосторожным Словом. Мы как бы сталкиваемся с нелицеприятной, зачастую парадоксальной, отдельно существующей от нас высшей логикой. И за примером тут дальше очерка и ходить-то не надо.