Чужой - Людмила Бояджиева

Л. Бояджиева

ЧУЖОЙ

Пьеса в двух действиях с элементами танца–пантомимы

Герой пьесы — глухонемой юноша (Му — Му), воспринимает мир иначе, нежели его полноценное окружение. Он чувствует острее и глубже, но может выразить себя наиболее полно лишь через пластику. Он как бы существует в двух измерениях — реальной действительности и воображаемой, раскрывающейся в танце. Пластический двойник героя в пантомимических сценах выражает внутренний мир и дар глухонемого юноши, его особую — подлинно глубинную взаимосвязь с бытием.

В музыкальную ткань танца–пантоимы (метафора типа «все сущее в мире — едино») внедряются фрагменты реального бытия — диалоги, шумы, популярные мелодии, разрушая гармонию. Мироощущению юноши противостоит реальность с ее законом: «все в мире — враги. Чужие»

Действующие лица

Му — Му — глухонемой юноша 19–20 лет, говорит поставленным деревянным голосом, как выученные артикуляции глухие. Выражает себя через пластику, танец. Возможно два исполнителя — для драматической и пластической части роли.

Натали — 23–27 лет, передвигается в инвалидном кресле.

Роман — 33–37 лет

Клава — пожилая женщина, опекающая МУ-Му

Ксюша — глухонемая с поставленной речтью

Пьер (Петр) — хозяин Клуба «Дега»

Хозяйка клуба

Марк Бронштейн (Марлон) — менеджер клуба

Ларсик — балетмейстер клуба

Ведущий телепередачи

Бизнесмен, Инструктор по стрельбе, медсестры

Сын Бизнесмена

Начик и Рустам — представители кавказской и азиатской национальности.

Отец Михаил

Глеб и его компания.

ПРОЛОГ

Шум прибоя–дыхания, переходящий в звучание органа или оркестра. Танцор один на сцене в расплывчатом фантасмагорическом пространстве, в котором угадываются то ли надгробья, то ли больничные кровати. Сквозь музыку прорывается звуки уличной стычки — сирена, гудки, крики, шум драки. Звуки удаляются, растворяясь в волнах музыки.

На больничных кроватях смутно проявляются силуэты людей. Танцор ложится, отворачивается к стене, затихает. Люди на кроватях переговариваются.

Голос с кавказским акцентом (Начик): — Слушай, Рустам, у вас там что, совсем не пьют? И отец не пьет? И дед?! Вах! Страшно подумать, знаешь… Мрачно живете. А с женщинами как?

Голос со среднеазиатским акцентом (Рустам). — Для хорошей женщина много деньги иметь надо. Нет денег — не женщина, лахудра. Хорошая женщина дома — калым платить, жениться надо. Здесь в Москве мочалку снять можно. Э–э–э… табуном ходят! Бери — не хочу. Бери! Как, интересно, взять, когда на бабках пролет? Ну скажи, разве по–человечески без финансовых проблем нельзя?

Начик: — У местного спроси.

Рустам: — Эй, парень, как тут у вас мочалку без проблем снять можно? Начик не в курсе. Чего говорить не хочешь?(лежащий не отвечает) Спит. Если не помер.

Начик: — Немой он — как корова мычит «му–му». А ты за него, дорогой, Аллаху сильно молиться должен. Свою спину малый подставил. Убить могли — прут железный в твою башку прямым ходом шел.

Рустам: — Как молиться? Он русский. Крест на груди висит. Аллах не поймет.

Начик: — Ты постарайся, Аллах разберется.

Рустам: — Разберется… Я вот осмыслить не могу — зачем все так? Те лысые, целая кодла, набросились как шакалы и топтать чугунами по голове. Зачем бить? Зачем человек злой, как собака? Я фруктами торгую. Я маленький человек. У меня хозяин дела решает.

Начик: — А у них свои хозяева. Думаю, им сильно надо, что бы твоя башка или вот эта моя разлетелась на кусочки! Как арбуз. Им злость нужна.

Рустам: — Когда злости много, люди друг друга зубами рвать станут. Хозяевам богатеть легче. (стонет) Рука совсем как бревно — вот плохо. Ни отлить, ни попить. Работать чем, а? Воды дай, друг.

Начик: — Не друг я. Я — лицо кавказское. Ты — чурка. Он — Му–му. Мы все — никто. Чужие.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

В углу сцены выгородка, изображающая студию, в которой идет съемка токшоу «Родня».

Ведущий: — Тот, кто вырос в стране социализма, с детства знал: «человек человеку — друг, товарищ и брат». Хотя, никто особо на братскую любовь посторонних не рассчитывал. Но понимал, что в публичном месте, допустим, в гастрономе, соседу по очереди плевать в лицо неэтично. (обращается к гостью, одиноко сидящему на диване) — Расскажите, что произошло с вами, Семен Иваныч?

С. И. — Плюнули. В аптеке, у кассы. Дама вполне приличная, только сильно рыжая такая, страшная, как на рекламе. Прямо вот сюда, в очки.

Ведущий: — Но почему? Что сказала?

С. И. помявшись, смущенно: — Сказала — «козел вонючий».

В зале шум.

Ведущий: — А что послужило причиной конфликта?

С. И.: — Не знаю. Вернее, мазью я радикулитной вечером натерся. Ну, пахло, значит не совсем хорошо. Так плевать зачем? У нее у самой… одеколон, извините… я ж даже замечания не сделал.

Ведущий: — На подобных печальных примерах мы убеждаемся, что подлинным дефицитом нашего стремительно изменяющегося общества является терпимость. Терпимость к другому человеку, чем–либо отличающемуся от нас. Попросим прокомментировать ситуацию наших экспертов. У нас в студии отец Мефодий — настоятель церкви Успения Господня, Олексо — популярный певец, шоумен, культовая фигура молодежи и знакомый всем Роман Геннадьевич Сомов — председатель комиссии по толерантности при ЮНЕСКО. Роман Геннадьевич, зрители просят вас еще раз коснуться этой едва ли не самой опасной болезни нашего времени — нетерпимости к инакости, дефицита сострадания.

Р. Г.: — История человечества — история вражды и попыток примирения, история движения на встречу друг к другу — запада и востока, цивилизации и варварства, рас и вероисповеданий, городов и деревень, преодоления общественных, социальных, экономических различий…

Олексо (весьма экзотический транссексуал) перебивает: — Главное — различий физиологических! Противостояние полов, моногамия — велосипед моей бабушки. Не рекомендую ездить — горжетка протрется. Га–га! Наша фракция «Сексуальной глобализации» выступает за легализацию гомосексуальных браков, как это давно заведено в настоящем цивильном обществе. (напевает свой шлягер) «На Гаваях, на Гаваях обезъяны трутся в стаях. Чем мы хуже обезьян — есть у каждого банан…»

Из публики: 1. — Кастрировать сволочей!

2. — Было б кого! Банан у него! А ну покаж!

Ведущий: — Тишина в зале! Дадим возможность высказаться нашим экспертам, а затем слово получит каждый желающий. (Обращается к батюшке): — Отец Мефодий, мне кажется, позиция православной церкви точнее всего выражает подлинную суть проблемы — добросердечного отношения человека к человеку.

Батюшка: — Церковь не устает напоминать заповедь Отца нашего — важнейший закон выживания рода людского: возлюби ближнего своего, как самого себя.

Олексо: — Верно глаголишь, папаня! И мы об том же! Не сказано же: возлюби ближнего по половому признаку! Главное не кого — а как возлюбить. Как самого себя! Понятно же, русским языком сказано!

Из рядов зрителей поднимается мужчина в черной кожанке и в сопровождении двух таких же молодчиков (лимоновцы): — Что, товарищи, блевать не тянет? Привыкли видеть подобных уродов на своих экранах? Задолбали вас эти козлы. Удивляет, однако, свинское невежество глубоконеуважаемых экспертов: понятие цивилизация употребляют в хвост и в гриву. А кто вспомнил главный принцип успешно развивающегося общества? Напоминаю, товарищи, если кто уже забыл — ЧИСТКА! Вот пока инакие элементы не будут вычищены с нашей земли как зараза, труп, подчеркиваю, гангренозный труп родины будет гнить, собирая стаи воронья (тычет пальцами в экспертов и в камеру)

Шум в зале.

Ведущий: — Восстановим спокойствие, друзья, проявим терпимость друг к другу хотя бы в рамках нашей передачи. Многие хотят высказаться. (дает микрофон белесому мужчине из рядов зрителей в студии) — Представьтесь, пожалуйста.

Блондин: — Виктор, бизнесмен. Я вот что хотел сказать… Вообще я в церковь хожу редко. Ну, иногда потянет к светлому прильнуть, изнутри почиститься. Постоишь под сводами, подумаешь о разумном и добром, полегчает вроде. Зашел недавно. Стою, к возвышенному приникаю. Пристроился рядом гражданин. На меня поглядывает заискивающе, улыбается беззубым ртом, перегаром дышит — по всему вижу — на опохмелку его приспичило. Сбил он меня с понталыку. Совсем другой настрой пошел: аж кулаки зачесались — взять бы, думаю сучару, да вломить хорошенько, что бы под ногами не путался. И как такую мразь земля держит? Зачем в храм Божий пускают?