Одна судьба - Илья Гордон

Илья Гордон

Одна судьба

Целую неделю собирался Залман Магарик навестить своего друга Тараса Зозулю. И ехать-то до Санжаровки, где жил товарищ, было всего каких-нибудь десять километров, а вот попробуй вырвись, когда сев на носу. И все же Залман бросил все дела, запряг в двуколку молодую чалую кобылку и покатил.

Было начало марта, и ранняя весна уже вовсю хозяйничала на земле. Снег кое-где сошел, тут и там проклевывались темные проталины.

Дорогу развезло. В колеи и в глубокие отпечатки конских копыт натекла талая вода, колеса подпрыгивающей на ухабах двуколки разбрызгивали ее во все стороны.

Не успел Залман проехать и двух километров, как начал накрапывать небольшой дождь. Теплый мартовский ветер относил в сторону его легкие струйки и разъедал и без того пожухлый и местами осевший ноздреватый снег на раскинувшихся вдоль дороги полях…

Точно в такие дни, вспомнил Залман, его рота, истекая кровью, самоотверженно удерживала свои укрепленные позиции. Днем и ночью не стихал огонь противника, один за другим гибли его товарищи… Вражеское кольцо все сжималось, и наконец после тяжелых боев горсточка оставшихся в живых получила приказ прорваться сквозь окружение и присоединиться к своим.

И вот темной, безлунной ночью, когда остатки истомленной многодневными боями роты делали отчаянные попытки пробиться из окружения, Залман вдруг почувствовал, как его что-то обожгло. Он зажал рукой раненое плечо, но тут вторая пуля ужалила Залмана и он потерял сознание. Очнулся он в полевом госпитале и был поражен, увидев на соседней койке Тараса, который перевязал его и вдвоем с товарищем вынес с поля боя. Голова солдата была туго забинтована. Как в неясном, затуманенном сне вспомнилось Залману, что этот боец отдал ему последний глоток воды из походной фляги, когда он, Залман, изнемогал от потери крови и от невыносимой, иссушающей жажды.

— Куда девались ребята из нашей роты? — спросил Залман у Тараса.

В ответ он услышал только протяжный стон и невнятное бормотание тяжелораненого. А через несколько минут два санитара подкатили коляску и куда-то его увезли. Наутро Магарик узнал от палатной сестры, что соседу по койке сделали операцию и переливание крови и что он чувствует себя значительно лучше.

Вскоре Залмана отправили в тыловой госпиталь, и ему так ничего и не удалось узнать о своих боевых товарищах, которые спасли ему жизнь, и о других бойцах, вышедших вместе с ним из окружения.

Поправившись, Залман снова ушел на фронт, незадолго до окончания войны был вторично ранен, и воевать ему больше не пришлось.

Выйдя из госпиталя уже после окончания войны, Залман вернулся в свой полуразрушенный поселок, где застал в живых свою мать Двойру и еще несколько семей, которым удалось вовремя эвакуироваться, а потом вернуться домой.

На пороге дома ему бросилась на шею мать и заголосила, обливаясь слезами:

— Какой ангел принес тебя, мой дорогой? Я уже все глаза выплакала, тебя дожидаючись!

И заботливо, будто про сына, тут же спросила про Тараса, о котором давно уже знала она из писем Залмана.

— А где твой спаситель? Я каждый день благословляю его, и если только есть бог на свете, я верю, что мои молитвы дошли до него и что он защитил Тараса от всех напастей, как защитил и сберег тебя, мой сын, прислушавшись к моим материнским мольбам.

Повсюду Залман справлялся о Тарасе, но так и не смог узнать, где он сейчас, что с ним. Так прошел год и второй в напрасных поисках.

Но вот как-то раз на районном совещании бригадиров в битком набитом зале мелькнуло перед глазами Залмана знакомое лицо, и, словно раненая птица крыльями, взмахнул Залман руками и, не чуя под собою пог, рванулся к тому, кого разыскивал так долго и так тщетно:

— Браток!.. Зозуля!.. Товарищ!..

После этого памятного дня Залман с матерью поехал в гости к своему другу.

Встретили их с распростертыми объятиями. В доме Тарасг собрались все его родные и близкие. Залман с матерью едва успевали отвечать на горячие приветствия собравшихся в их честь колхозников.

Двойра по-матерински тепло обняла Тараса и, с нежностью заглядывая ему в лицо, сказала:

— Пока глаза мои будут видеть божий свет, всегда буду помнить о тебе, Тарас, как помнит мать о родном сыне.

Подойдя к Тарасовой матери, она обняла и ее и со слезами на глазах проговорила:

— Я благословляю тебя, родившую такого сына. Его имя всегда будет жить в моем сердце, пока оно будет биться в моей груди. Его родные теперь стали и моими родными!

— Так же, как и родные вашего сына будут роднею нам, — сказала мать Тараса.

Все уселись за длинный, крытый домотканой скатертью стол и выпили за встречу друзей. Со всех сторон посыпались поздравления по адресу боевых товарищей.

Белобрысый парень весело оглядел всех небольшими светло-серыми глазами, веером развернул лежавшую у него на коленях гармонь и затянул:

Будьте здоровы, живите богато,А мы уезжаем до дома, до хаты.

Когда односельчане Тараса узнали, что Залман, как и Тарас, бригадир полеводов, они начали подзадоривать боевых товарищей — мол, вызывайте друг друга на соревнование.

— Покажите, на что вы способны, разверните крылышки, да пошире, а мы уж полюбуемся, наши соколы, кто из вас выше взлетит.

Недели через две Тарас, в свою очередь, приехал в гости к своему другу. Руины, оставшиеся на том месте, где стояли раньше опрятные домики, пустые, заросшие густой травой улицы, на которых лишь изредка появлялся человек, — все это произвело тяжелое впечатление на Тараса, приехавшего из села, которое по счастливой случайности мало пострадало во время немецкой оккупации. Правда, в военное время он не раз видел пепелища на месте сожженных фашистами деревень. Но то было на войне, а в эти мирные дни, когда родная земля начала оживать, Тарасу тяжко было видеть покосившиеся, заброшенные дома, в которые уже никогда не вернутся их хозяева.

— А трудно, должно быть, тебе здесь работать, Залман, — сказал Тарас своему другу, осмотрев хозяйство его бригады. — Людей у тебя мало, инвентаря почти нет, тягловой силы недостаточно. Не соревноваться мне с тобой надо, а помочь тебе, по-дружески помочь.

— Мы и сами на ноги станем, — стараясь приободрить себя, ответил Тарасу Залман. — Вот приезжай сюда через месяц-другой — не узнаешь нашего хозяйства.

Но Тарас приехал гораздо раньше, и не один, а прихватив с собой несколько человек из своей бригады. Они помогли Магарику отремонтировать инвентарь, вспахать отведенные его бригаде поля и посеять зерновые.

Товарищеская помощь Тарасовой бригады тронула Залмана, но все же он немного досадовал: подобает ли ему принимать чью бы то ни было помощь? Разве они сами не справятся со своими хозяйственными делами? «Ну, да ладно, один раз куда ни шло, но в дальнейшем, — решил Залман, — надо самим выходить из трудного положения».

И впрямь, когда в бригаду влились новые люди и правление колхоза передало ей часть закупленного инвентаря, дела у Залмана пошли веселее. Ни днем ни ночью не зная покоя, носился он с одного участка на другой.

Кроме трактора, переданного на время сева бригаде, Магарик пустил в ход еще и два плуга, за которыми шли, разрыхляя землю, бороны.

Так, рачительно, по-хозяйски быстро справился он с осенними полевыми работами и отправился со своими ребятами к Тарасу Зозуле.

— Каким ветром вас занесло к нам? — удивленно встретил прибывших друзей Тарас. — А я как раз собираюсь к вам — хотел опять вам помочь.

— А мы вот приехали, тебе помочь хотим, — отозвался Залман.

— Разве вы уже закончили сев? — недоверчиво спросил Тарас.

— Да, браток, со всем управились и даже раньше, чем предполагали, — сверкнул улыбкой Магарик.

— Молодцы ребята, здорово, — похвалил Залмана Тарас.

— Ну, какое там здорово, — скромно возразил Залман, — пока еще хвалиться нечем.

— Как, ты еще недоволен? — удивился Тарас. — Выходит, мы по-настоящему начинаем соревноваться — кто скорее с работой справится и кто раньше поможет соседу?

— Как хочешь все это называй, лишь бы нам друг от друга не отстать и перед людьми не осрамиться! — ответил Тарасу Залман.

Напечатанный в центральной газете очерк под названием «Степной богатырь» начинался так:

«Солнце нещадно жгло и сушило землю. С востока подул черный суховей, взвихривая облака пыли, похожие на густые клубы дыма во время пожара.

Ветер зловеще выл, как бы предвещая голод, который нес людям в эти просторные степи. И удрученные люди низко опускали головы в тяжелой печали.

— Надо спасать посевы, иначе пропадем, — говорили люди.

— Спасем! — уверенно заявил бригадир Силаев.

И повел свою бригаду к степной речушке, в которую вливались ручьи таявших весною снегов и мутные потоки воды после щедрых летних грозовых ливней или осенних дождей.