Агония 1941. Кровавые дороги отступления - Руслан Иринархов

Руслан Сергеевич Иринархов

Агония 1941

Кровавые дороги отступления

Часть первая

Несбывшиеся надежды

Потерпев сокрушительное поражение в приграничном сражении, войска Западного фронта оставили Гродно, Белосток, Брест, Слоним, Барановичи, Лиду, Молодечно, Минск, Бобруйск и уже разрозненными дивизиями и частями продолжали оказывать сопротивление стремительно продвигавшемуся на восток врагу. Несмотря на стойкость в бою некоторых соединений и частей прежнего Западного фронта, героизм его отдельных воинов, войска прикрытия так и не смогли, по разным причинам, выполнить поставленную перед ними задачу, пропустив врага в глубь Белоруссии.

Такое же тяжелое положение было и на других участках советско-германского фронта, где враг достиг значительных успехов, разгромив в первых боях дивизии прикрытия войск РККА, в том числе авиационные и автобронетанковые соединения.

Как же получилось, что войска прикрытия Красной Армии оказались в таком положении? Недостаток сил на границе? Его не было, приграничные войска западных округов превосходили противника по количеству артиллерии, танков и авиации, имея почти равное количество стрелковых соединений. Но огромные возможности, которыми располагала перед началом Великой Отечественной войны Красная Армия, по ряду причин так и не были использованы в полной мере для успешного отражения врага и выполнения возложенных на нее задач. Военное руководство страны явно переоценило боевые возможности своих дивизий. Выступая на январском 1941 года совещании руководящего состава армии, генерал Мерецков отмечал: «При разработке устава мы исходили из того, что наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии и что во встречном бою она, безусловно, разобьет немецкую дивизию. В обороне же одна наша дивизия отразит удар двух-трех дивизий противника»[1].

Вот и была заложена в планы прикрытия западной границы эта неправильная оценка боевых возможностей наших соединений. Получилось все в точности до наоборот. Да, по количеству имевшегося вооружения и боевой техники советские дивизии превосходили германские, но по другим характеристикам — по руководству и организации боевых действий, уровню подготовки штабов, командиров и солдат, боевому опыту — они значительно уступали противнику. Не только численное количество личного состава и боевой техники решает исход битвы, на первое место выдвигается уровень подготовки соединений, частей и подразделений, умение каждого командира и солдата действовать в бою.

И это прекрасно понимал и Сталин, высказавший на одном из совещаний с военными пророческую мысль: «Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск»[2]. Именно этого так и не хватало нашим военачальникам, командирам и красноармейцам в начальный период войны.

Теперь второй стратегический просчет: дивизиям прикрытия, с запозданием поднятым по боевой тревоге, пришлось при выдвижении на заранее подготовленные оборонительные позиции вступать в бои с грамотно действовавшим противником, атаковавшим наши соединения и части с нескольких направлений, в основном ударами по их слабо обеспеченным стыкам. А затем противник поодиночке громил и выдвигавшиеся к фронту резервы западных фронтов.

Тогда возникает правомерный вопрос: почему кадровые, имевшие большое количество личного состава и вооружения приграничные советские дивизии не были к 22 июня 1941 года своевременно подняты по тревоге и выдвинуты к границе? Почему телеграмма о приведении войск в боевую готовность была отправлена из Москвы с таким запозданием, да и сам ее текст был туманным и не содержал никаких конкретных указаний приграничным округам, воинам которых через несколько часов предстояло сойтись в смертельной схватке с врагом?

Неужели огромное количество тревожнейших, прямо кричащих о войне донесений с западных границ не доходило до сведения высшего руководства страны и армии и никак не повлияло на их действия по предотвращению этого удара? Да не может этого быть!

На одном из проведенных в 1940 году совещаний генерал армии К. А. Мерецков (являвшийся в то время начальником Генерального штаба) отметил, что «…все разведданные докладываются куда следует, что правительство проводит внешние и внутренние военно-политические мероприятия для улучшения стратегических позиций и дальнейшего укрепления оборонной мощи страны, а все это требует времени. Единственная возможность выиграть время — делать вид, что мы всерьез относимся к советско-германскому пакту о ненападении… Главный (так в ту пору называли за глаза И. В. Сталина) дал указание тщательно следить за перегруппировкой и сосредоточением немецких войск, за перемещениями их командования и штабов в Восточной Пруссии, Финляндии и Румынии… Велено интенсивнее готовиться к проведению крупных общевойсковых учений в приграничных округах и быстрее завершить разработку плана оборонительного строительства»[3].

Никаких иллюзий насчет агрессивных намерений правительства фашистской Германии относительно его страны у Сталина не было. Не такой уж был простак Иосиф Виссарионович, чтобы спокойно наблюдать за всеми военными приготовлениями фашистской Германии и не предпринимать действенных ответных мер.

Руководитель партии и советского народа прекрасно понимал, что столкновение двух политических систем неизбежно, рано или поздно СССР и Германия сойдутся в смертельной схватке, в которой победит сильнейший. В марте 1940 года, отправляя нашу военную делегацию в Берлин, он напутствовал старшего группы такими словами: «У нас, конечно, договор с Германией о ненападении, но вы учтите, что фашизм — наш злейший враг и война у нас с ним неминуема»[4].

Вводя в курс дела назначенного на должность командира 212-го отдельного дальнебомбардировочного полка подполковника А. Е. Голованова, вождь советского народа, подведя его к карте, сказал: «Вот видите, сколько тут наших противников. Но нужно знать, кто из них на сегодня опаснее и с кем нам в первую очередь придется воевать. Обстановка такова, что ни Франция, ни Англия с нами сейчас воевать не будут. С нами будет воевать Германия, и это нужно твердо помнить. Поэтому всю подготовку вам следует сосредоточить на изучении военно-промышленных объектов и крупных баз, расположенных в Германии, — это будут главные объекты для вас»[5].

Исходя из неминуемости войны с фашистской Германией, Сталин укреплял обороноспособность своей страны всеми возможными способами и мерами, все дальше и дальше отодвигая государственную границу Советского Союза на запад (Западная Украина и Западная Белоруссия, Молдова, Прибалтика и Финляндия). И здесь можно глубоко задуматься, как бы сложился весь ход боевых действий на советско-германском фронте, если бы вермахт повел свое наступление не с территории Польши и Восточной Пруссии, а от Западной Двины, Нарвы, Баранович?

Высказывание вождя нашло свое отражение и в «Соображениях об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на западе и востоке на 1940 и 1941 гг.», в которых войска Красной Армии четко нацеливались на Германию, как на своего вероятного противника в будущей войне.

Эта точка зрения и определила линию всей военной деятельности советского правительства. В стране был взят курс на значительное увеличение войсковых соединений и быстрейшее перевооружение армии и флота новейшей боевой техникой, форсирование строительства укрепленных районов и других важных военных объектов на западных границах СССР. Как вспоминал Маршал Советского Союза А. М. Василевский (в 1941 году — начальник оперативного управления ГШ), «…всю первую половину 1941 года Генштаб работал с неослабевающим напряжением. Еще и еще раз анализировались операции первых лет Второй мировой войны и принципы их проведения. Глубоко изучались как наступательные операции, так и вопросы стратегической обороны. В директивах наркома обороны руководящему составу Красной Армии одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причем конкретно и подробно, ставились задачи и по оборонительным операциям. С февраля 1941 года Германия начала переброску войск к советским границам. Поступавшие в Генеральный штаб, Наркомат обороны и Наркомат иностранных дел данные все более свидетельствовали о непосредственной угрозе агрессии. В этих условиях Генштаб в целом и наше оперативное управление вносили коррективы в разработанный в течение осени и зимы 1940 года оперативный план сосредоточения и развертывания Вооруженных Сил для отражения нападения врага с запада. План предусматривал, что военные действия начнутся с отражения ударов нападающего врага, что удары эти сразу же разыграются в виде крупных воздушных сражений, с попыток противника обезвредить наши аэродромы, ослабить войсковые, и особенно танковые, группировки, подорвать тыловые войсковые объекты, нанести ущерб железнодорожным станциям и прифронтовым крупным городам…»[6].