Пилот и браконьеры - Владислав Алябьев

Владислав Алябьев

Пилот и браконьеры

Рисунок В. Вельбоя

Вертолет летел над поймой со множеством проток и галечных отмелей. Был июнь, но тайга еще хранила здесь снежные островки и плитки наледи.

Лося заметил механик. Он прильнул к боковому стеклу и закричал:

— Глянь сюда.

Пилот подался к нему, вытянул шею и скосил глаза вниз.

— Правее вон, правее!

Пилот скользнул взглядом к лесу. И тогда увидел: на снежном островке лежало красивое животное.

— Ишь, разлегся! Пугнем, а?

— Что?

— Пугнем давай! — механик сделал рукой знак от себя — к полу, предлагая снизиться.

Пилот заколебался. Но любопытство одолевало. Уж очень хотелось посмотреть, как тот поднимется, побежит, треща сухарником. И он повел вертолет прямо на лося.

— Сейчас даст деру!

Но странное дело — лось не убегал. Даже когда вертолет завис в десятке метров, он продолжал лежать.

— Сядем? — крикнул пилот, взбудораженный и заинтригованный.

Почему же лось не убегает? Больной? Покалеченный? А может, привык к людям, не боится их? Пишут же в газетах, что лоси заходят в города и свободно разгуливают по улицам. Но это там, в людных местах. Здесь, в тайге, лоси дикие.

Пилот посадил машину на галечную отмель. Торопливо открыл дверцу кабины и спрыгнул наземь. Механик выскочил следом.

Лежащий лось был великолепен. С красиво посаженной головой, похожей на лошадиную, но гораздо крупнее. С плавно расходящимися вверх и в стороны, словно края ажурной чаши, отростками рогов. С крутым взгорбком на спине, заросшей длинной серой шерстью.

Морду его облепляла живая, колеблющаяся сетка из комаров. Но лось не отмахивался, только беспрерывно жевал толстыми губами. Внезапно он рванулся всем телом, приподнялся на колени передних ног и снова рухнул грудью на снег.

У пилота дрогнуло сердце. Механик сказал:

— Задние ноги, стало быть, не действуют.

Они подошли к снежному островку, постучали ботинками. Наст был, как камень. Ступили на него и двинулись по краю.

— Он ранен, — сказал пилот, — вон кровь, где он бежал.

— Ранен? Кем?

— Попался кому-то на мушку. Мало ли тут бродит геологических отрядов.

Они ходили вокруг лося, который смотрел блестящевлажными глазами и все жевал губами, словно безмолвно рассказывал что-то. Пилот поймал себя на желании подойти к нему и отогнать от его морды комаров. Но — не решился.

— Бежал раненый, выдохся, упал, — рассуждал механик. — Или прилег отдохнуть на холодненьком, а встать-то не смог — ноги отказали.

Шагнув к лосю ближе, он стал внимательно что-то разглядывать.

— Эге, у него еще одна рана. В боку. Кровь-то, когда он бежал, видно, из нее капала. Вот сколько натекло. А у ног почти ничего нет. Ноги ему не иначе, как уже здесь перебили.

— Да кто перебил?

— Сейчас узнаем, — усмехнулся механик.

Он повернулся к лесу, сложил рупором руки и закричал:

— Эге-гей! Есть кто там? Выходите, чего прячетесь!

Лес молчал.

— Выходите, не бойтесь!

За стеной лиственниц вставали хмурые сопки, их вершины уходили вдаль слева, справа, на противоположный берег. Пилоту казалось, что в такой глухомани вообще не может быть людей. И он даже вздрогнул, когда на обрыве выросли две человеческие фигуры. Спрыгнув, они направились к вертолетчикам.

Один — с ружьем, бородатый. Второй — парнишка, с облупленным носом и полуоткрытым ртом. Оба — в резиновых сапогах, брезентовых робах, с рюкзаками.

— Здорово! — сказал бородач. — Что, сохатого завалили?

— Да ты шутник! — засмеялся механик.

Бородач изучающе уставился на него. Хмыкнул:

— Ладно, не будем… Далеко летите?

— На базу к читинцам. Груз доставим, и обратно в поселок. Вы не из их экспедиции?

Бородач уточнять не стал, сразу перевел разговор:

— Хорош сохатый.

— Как вы его?

— Да вышли к берегу, а он стоит. В метрах эдак трехстах. Я раз выстрелил — стоит, второй раз — стоит. Как на картинке. Потом побежал. Да не от нас, а к нам. Я палю. Вижу — упал. Мы к нему. А тут вы гудите.

«Прилети мы на пять минут раньше, и лось бы спасся», — подумал пилот.

— Я Кольке говорю: погоди, парень, выждем маленько.

— Повезло вам с лосем, — сказал механик. — Молодой попался, глупый.

— Добить его надо, — снял с плеча ружье бородач. — Колька, хочешь?

Парнишка испуганно затряс головой.

— Бей сам, — сказал механик.

Бородач стал против лося и метров с трех прицелился под левую переднюю лопатку — хотел попасть в сердце. От выстрела лось дернулся и быстрее зажевал губами. У пилота к горлу подступил комок.

— Здоровый, черт. Спробую меж глаз, — сказал бородач.

Второй выстрел — в лоб — опрокинул лося на бок. Пилот глянул на парнишку. У того было серое лицо.

Бородач вынул из кожаного чехла на поясе Длинный блестящий нож с деревянной рукояткой.

— Умеешь свежевать? — спросил механик.

— Было б что! На снежку оно очень сподручно. Сохатый, как по заказу тут лег.

— Мы вам топорик дадим. У нас есть небольшой. А сами полетим. Часа через полтора вернемся. Так, командир?

— Да-да, — сказал пилот.

— Ворочайтесь. Без мяса не останетесь.

Пока летели до базы, пилот не мог справиться с подавленным настроением. Об убитом лосе он старался не думать, но бородач и механик стояли перед глазами.

Почему бородач вышел из леса? Ведь он мог дождаться, когда вертолет улетит, и спокойно, без свидетелей, довершить начатое. Однако он все равно бы не был застрахован от того, что вертолетчики не расскажут об увиденном в поселке. А любая огласка ‘в таком деле ни к чему.

Бородачу нужно, чтобы вертолетчики улетели не с пустыми руками. К тому же увидел, что они одни. Да еще механик закричал: «Не бойтесь». А закричал так потому, что был заинтересован в том же самом — не хотел остаться ни с чем, без своего пая, а точнее, без платы за свое молчание.

На базу они привезли снаряжение, продукты, почту.

— Быстрее, парни, выгружайте, — торопил механик геологов. — У нас мало летного времени.

И отведя пилота в сторону, тихо добавил:

— Нам же еще нужно садиться там, — он щелкнул пальцами.

— Не нравится мне это, — твердо сказал пилот.

— Что? — не понял механик.

— Убийство лося. Это же преступление. И мы становимся соучастниками.

— Тише ты! Какое преступление! Здесь тайга… Лосей тут… Кто их считал! Тебе что — не надоело есть солонину в столовке? Принесем мясо в общежитие — ребята спасибо скажут.

— Почему же ты шепотом об этом?

— А зачем шуметь? Чтобы нас же потом дураками обозвали?

Механик решил, что пилот просто трусит. Вспомнил, как побледнел он, когда бородач добивал лося. Тюха! Такой в поселке долго не продержится. Раздражение сменила тревога: а что, если он там решил не садиться?

Но когда поплыла навстречу знакомая речная долина, внизу мелькнули две фигурки и пилот повел машину на снижение, механик облегченно вздохнул.

Бородач и парнишка времени не теряли. Лось лежал ободранный и выпотрошенный, на своей же шкуре. Рядом высилась гора внутренностей.

— Мы ее на всякий случай камнями закидаем, — сказал бородач.

Парнишка перемазался кровью, рот был полуоткрыт, но вряд ли от страха или отвращения, скорее от любопытства: наверняка впервые видел, как разделывают зверя.

Пилот сказал механику:

— Помоги им — время не ждет.

А сам взял лежащее на рюкзаке ружье бородача и принялся его рассматривать. Он не разбирался в различных типах охотничьих ружей, но карабины в принципе все одинаковы.

«Белка» — прочитал он на прикладе. Кажется, он слышал, что такие в охотничьих хозяйствах выдают по специальному разрешению. Оттянул затвор. В стволе был патрон.

Те трое дружно рубили и резали мясо. Бородач говорил:

— Килограммов сто пятьдесят чистого мяса. Мы с Колькой килограммов пятьдесят унесем. Что останется — в снег. Яму выроем.

— Ну, и нам килограммов пятьдесят, — выпрямился механик. Рукава форменной рубашки у него были закатаны.

— Ого, не много ли?

«Ну, хватит», — решил пилот. Сжимая карабин, он отошел к хвосту вертолета.

— Эй! — крикнул властно. — Хватит торговаться. Грузите все мясо в вертолет.

Набычившись, бородач двинулся на него. Пилот вскинул ружье.

— Не подходи. Хуже будет.

Бородач затоптался, обмяк. Безнадежно махнул рукой.

— Грузи мясо, дядя! Это смягчит твою вину.

— Начинайте! — подстегнул пилот остальных.

И погрузка началась.

Да, он все правильно рассчитал. Знал, что механик и парнишка подчинятся беспрекословно. Под вопросом был бородач. Но и в нем он, в общем, не ошибся: страх смял и бородача.