Источник света для убийцы интернета. Повесть - Мария Дарская

Источник света для убийцы интернета

Повесть

Мария Дарская

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.

Бог есть свет, и в нем нет никакой тьмы.

Посвящаю эту книгу Роману, Елизавете, Виктории, Анатолию и Ольге – всем моим близким, любимым, родным

© Мария Дарская, 2016

Дизайнер обложки Андрей Бехтерев

Автор отдельных стихов Роман Золототрубов

ISBN 978-5-4483-0618-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Неужели поэзия умерла?

Я пишу этот текст от отчаяния. А еще хочется помочь некоторым влюбленным дурочкам, которые готовы очертя голову броситься в романы с гениальными неврастениками или неврастеничными гениями – как вам больше нравится. Вообще-то, я уже давно написала позитивную книгу рассказов и эссе. Да вот только она не успела воплотиться на бумаге, как решила трансформироваться в эту отчаянную исповедь, этот крик убитой любви… Здесь почти все – чистая правда, реалити-шоу страсти и ненависти, я изменила лишь некоторые детали, имена и даты…

Почему-то вспомнила свой давний стих – как раз в тему. Да и название вполне символичное «СМЕРТИ – НЕТ!»:

«Неужели поэзия умерла?» –

восклицания вялы, как осенние мухи.

Отчего же в сердце моем игла?

Почему в глазах обреченность старухи?

Ненавижу песни за упокой

над больным, страдающим от простуды.

Головную боль не унять дрожащей рукой,но, страдая, лучше различаешь улыбку Иудына этих сладких лицах, склоненныхнад изголовьем

Удушением птицы я называю

все эксперименты с любовью:

эти операции по удалению излишком жалости,

нежности и восхищения

чреваты ранней апатией, вялостью

и неизбежным души старением.

«Неужели поэзии больше нет?» —

романтичный мальчик шагнет на балкон,

готовый спрыгнуть с 9-го этажа,

но его остановит свет – он узнает,

что кто-то прошел по воде босиком…

«Неужели поэзия умерла?» —плачет Маленький Принц над Розою спящей.

Но невидимый Ангел расправит свои крыла,

и цветок встрепенется —

прелестный, живой, настоящий…

Так странно – стихи, написанные в другое время, по другому поводу, созвучны моему сегодняшнему раздраю в душе. И все-таки в них есть надежда на победу света над мраком. Прорастут ли цветы безусловной любви сквозь марево обид, страхов, гнева и непонимания? Дочитайте до конца, и вы найдете ответ на этот вопрос… Или у вас возникнут новые вопросы – кто знает… Это книга-загадка, она сама меня ведет, и финал непредсказуем, как ткань сновидения…

Глава 1. Разгром и раздрай. Пора обнулиться?

Я иду домой после исповеди по хрустящему снегу. Крещенский мороз больно щиплет нос и щеки. Хотя в храме было слишком много народу, как обычно по праздникам, мне удалось настроиться на светлую, возвышенную волну. Да и отец Владимир, который исповедовал страждущих, оказался очень внимательным. Он долго беседовал со мной, несмотря на длинную очередь, и посоветовал приходить каждую субботу. Что ж, наверно, пора уже регулярно вспоминать о божественном… А то исповедовалась последний раз – лет десять назад или больше… А в церкви была когда? Полгода, год назад? Но зато я молюсь, как умею – например, молитва оптинских старцев, которую я чаще всего твержу, уже не раз меня выручала:

«Боже, даруй ясность и душевный покой принять все, что я не могу изменить, силу изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого».

Поможет ли она сейчас? Захожу домой и в шоке сползаю по стенке. По всей квартире разлетелись детали от ноутбука – россыпь буковок от клавы, разбитый монитор, батарея, жесткий диск, куча винтиков и прочих железок… Зрелище – просто жесть!

– Что это?!!

– Аааа, ты не понимаешь, да?! Я предупреждаааал! – на меня набрасывается абсолютно невменяемый Ромыч, он больно трясет меня за плечи, потом хватает за руку и тащит в комнату. – Все, ты меня достала! Стучишь и стучишь по своему компу с утра до ночи. А как же я?

– Ах ты – сволочь неблагодарная! Разве я мало тебе внимания уделяю? Еду вкусную готовлю, стираю-убираю, выходки твои безумные терплю…

– А когда у нас секс был последний раз, скажи? – его глаза наливаются какой-то первобытной ненавистью.

– Не помню, да и не хочется как-то сейчас, после такого разгрома. И вообще – когда ты в запой уходишь, от одного запаха перегара умереть можно…

– Но я же пью-то оттого, что не любишь ты меня больше… Песни мои тебе не интересны, группа моя из-за тебя распалась, продюсера ты мне так и не нашла… Тебе, наверно, опять нужен какой-нибудь художник, мазила хренов, да? – он заводится все больше и вдруг хватает со стены мой портрет. – Ага, наверно, к Артуру или Анзору этому захотела – это ведь он тебя нарисовал, да? А ты о нем рассказ написала. Все взаимно! Где этот рассказик твой? – он роется в бумагах, разбросанных по полу, и достает папку с моим сборником рассказов. Вот она. Родная, зелененькая – детище, которое так и не дошло до печати. Пожалуй, теперь оно есть у меня только в рукописи…

– Ром, да успокойся, в этом рассказе – собирательный образ. Я же много художников знаю. Ну сколько можно ревновать к прошлому! – я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не биться в истерике, и даже не вытираю слезы, которые льются ручьем.

– Сколько можно? А сколько нужно! Вот тебе, вот твои художества гребаные! – он швыряет портрет на пол со всей дури, тонкая рама разлетается на куски, но картина остается в целости и сохранности, и я успеваю подумать: «Хорошо, что это не холст, а картон – прочный, собака!».

– Ну что же, устроим литературные чтения. Че ты там накропала, писака ты наша? Посмотрим… А чтоб не убежала, я те щас устрою шоу..

Он привязывает меня к деревянной спинке роскошной итальянской кровати в огромной сталинке на Ленинском проспекте, где мы оказались совершенно случайно – друзья укатили на год в Нью-Йорк, и удалось снять шикарную двушку совсем недорого. Он начинает читать мои опусы с издевками, отпивая мартини прямо из горлышка, а я наблюдаю за происходящим как будто со стороны… Меня здесь нет, я заморожена и заторможена… Это только моя тень, мой безмолвный двойник… Мелькает дурацкая мысль: «А что, если этот разгром и это безумие – начало чего-то нового?». Мысль улетает прочь, не успев дойти до сознания… Надо прислушаться, что он там читает – этот псих…

Глава 2. Арт-соблазны. Про Артура – короля сюра

Ах, артисты-музыканты-художники! Ну кто из романтичных барышень не попадался на эту вкусную и яркую наживку? Да и как не очароваться – талант ведь так заразителен. Не буду долго рассказывать, как я сохла на первом курсе по Даньке – патлатому хиппи с легким панковским налетом. Он так классно играл на гитаре, «кося» то под БГ, то под Цоя. «Мама – анархия, папа – стакан портвейна», – получалось особенно лихо. Закончил актерский, женился на однокурснице, потом развелся, уехал в Москву, и наша тусовка Данечку потеряла. Впрочем, кроме нескольких поцелуев и тетради слезливых стихов, этот роман ничего мне не принес. Все было так невинно… Прогулки под луной и все такое… А еще он галантно целовал дамам ручки. Просто декаданс какой-то!

Главное началось потом. Меня потянуло на визуальное искусство. Вычитав в какой-то статье про три типа восприятия, поняла, что я – самый что ни на есть махровый визуал. А потому музыкальные изыски решила отодвинуть в сторонку. И с периодичностью раз в три года влюблялась в харизматичных, лысоватых и бородатых художников. Один, особо экстремальный случай, так и просится на бумагу.

Его звали Артур. Я мельком видела его на богемных тусовках. А потом мы столкнулись в одной компании, и что-то вроде искры пробежало между нами, когда он пристально посмотрел мне в глаза своим взглядом врубелевского Демона. Конечно, было от чего потерять голову романтичной девице! Внешность ему предки (то ли армяне, то ли осетины) подарили вполне экзотическую: черные глаза горели притягательным блеском, волнистые пряди русых волос он небрежно отбрасывал назад эффектным движением головы, аккуратная бородка-эспаньолка добавляла ему сходство с Джонни Деппом. Небольшого роста, худощавый, он транслировал флюиды огромной внутренней мощи, вулкана, который вот-вот взорвется. Мистику любил нагонять – жуть!