Темное дело (сборник) - Кубаев Рауфжон Джамилович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он дал мне свою визитку.
— Как только что-нибудь узнаете, звоните по этому номеру, — сказал он. — Если что-то понадобится, тоже звоните. Сделаем все, что можем.
— А что вы не можете? — спросил я. — Чтоб не беспокоить попусту.
Он усмехнулся.
— Не можем сделать так, чтоб, например, журналистка Юлия Рябинина перестала интересоваться вашей личностью. Впрочем, нам это и не нужно, — добавил он.
Я похолодел. Это была достаточно тонкая и скрытая угроза. Смотри, мол, Лапшин, мы знаем твои связи, веди себя хорошо. Надеюсь, я ничем не выдал своего волнения:
— Эго единственное, что вы НЕ можете? — спросил я.
— Звоните, — коротко ответил он.
Выйдя из гостиницы, я облегченно вздохнул и нырнул в метро. Куда ехать? В редакцию не хотелось, разве что для того, чтобы сказать пару ласковых одному бегемоту по кличке Павел Степанович. Или какая там у него гебешная кличка? Не удивлюсь, если «Бегемот».
Домой тоже пока не хотелось. Что мне дома делать в такое время — ждать звонка от Стаса?
Вот, не было печали. И что это он меня выбрал, как рупор гласности? Хотя это как раз понятно, я был лучшим другом Кости Сюткина. Хотя почему это — был? Есть! Он жив, слава Богу.
Интересно, а Васильев о Косте вообще ничего не сказал. Как будто не знал ни о происшествии, ни о связи Стаса с Сюткиным. Нет, непонятного в этом деле — выше крыши.
Я уже знал, куда поеду.
3
Мама Кости, Людмила Васильевна, была из среды тех рафинированных интеллигентов, которые, будучи в пенсионном возрасте, уступают место молодым, если видят, что им это место нужнее. По каким параметрам они это определяют — для меня загадка.
— Гриша! — увидев меня, воскликнула Людмила Васильевна и, припав к моему плечу, тут же заплакала. — Как же так, Гриша?!
— Ну что вы, — успокаивал я ее, — что вы, Людмила Васильевна. Все будет хорошо. Честно говоря, я не надеялся застать вас дома. — Прозвучало это как претензия, поэтому я тут же добавил: — Мне повезло.
— Да, — кивнула она, вытирая слезы и немного успокаиваясь. — Я забежала на час. Скоро опять в больницу пойду, к Косте. Не люблю я эти больницы, Гриша, ох, не люблю.
— А кто их любит? — откликнулся я так весело, что самому тошно стало. — Но понимаете, Людмила Васильевна, иногда они нужны. Но вы не беспокойтесь. Самое страшное уже позади.
— Да, и врач так сказал, слово в слово, — проговорила она. — Ох, Костя, Костя.
— Врач? — не скрыл я удивления. — Ах, ну да, — спохватился я.
Внутренне я вздохнул с облегчением. Раз врач говорит, значит все в порядке, пусть это и странный врач, застегнутый всего на одну пуговицу.
Я уже прошел в комнату и стал по привычке оглядываться, как всегда поступаю, когда попадаю в незнакомую мне обстановку. Странно, что я до сих пор не был у Кости.
Мне казалось, что приехал я сюда только потому, что по велению сердца должен был поддержать мать друга, попавшего в беду, узнать, не нужно ли чего. Все это было так, даже сто процентов, что так. Но было еще нечто, из-за чего я приехал сюда, и мне никак не удавалось понять, зачем я сюда приехал. Что-то подсказывало, что здесь, в квартире есть нечто, что может мне помочь.
— Чаю, Гриша? — предложила Людмила Васильевна.
— С удовольствием, — кивнул я.
Она метнулась на кухню.
— Я мигом!
Я снова прошелся по комнате. Книги, книги, книги. Библиотека была такая, что можно вообще не выходить из дома, а только читать, читать.
Фотографий тоже было много, и в основном сделанные самим Костей. Классный он все-таки профессионал…
Когда я увидел этот снимок, внутри меня сразу все знакомо сжалось. Так у меня бывает, когда я на пороге важного открытия. Важного для себя, естественно. Но так уж получается, что частенько то, что важно для меня, важно и для многих других.
Обыкновенный снимок выпускного, видимо, класса. Вот Костя — молодой, веселый. А рядом с ним…
Я обратил на него внимание только по контрасту. Открытое улыбающееся лицо Кости оттеняло соседнее, угрюмое, с внимательными цепкими глазами. Нужно ли говорить, что я моментально узнал этот взгляд. Рядом с Константином Сюткиным на фотографии стоял Стас Лейкин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Итак, они одноклассники. В этом деле фотоснимков, разумеется, все тайны должны раскрывать фотографии. Теперь понятно, почему Стас обратился именно к Сюткину. К кому же обращаться, как не к однокласснику, если он к тому же твой коллега, причем не из последних?
— Пойдем пить чай, — пригласила меня Людмила Васильевна, появившаяся из кухни. — Все готово. А потом мы поедем к Косте.
Я последовал за ней, прихватив с собой школьную фотографию.
Людмила Васильевна наливала в кружки чай, к которому на стол были поставлены печенья, конфеты и еще какая-то мелочь.
— Что это у тебя? — обратила она внимание на снимок.
Я показал ей на Стаса и спросил:
— Кто это, Людмила Васильевна? Лицо очень знакомое.
— Это? — удивилась она. — Стас. Стас Лейкин. Ты его знаешь?
— Встречались как-то, — туманно ответил я. — А чем он занимается?
— Он коллега Кости, — сообщила мне женщина, как будто я этого не знал. Впрочем, она вполне могла не знать, что я это знал. — Кажется, именно Стас и научил Костю фотографировать. В школе они часто общались, одно время дружили даже. Мне он не очень нравился, скользкий какой-то, неприятный. Кстати. Сравнительно недавно он звонил Косте. Недели две назад.
— Вы знаете его телефон, Людмила Васильевна?
Как все просто. То мистическое, что вело меня в этот дом, раскрывалось легко, буднично, за чашкой чая.
— Погоди-ка, — сказала Людмила Васильевна. — Кости не было дома, когда он позвонил.
— Обычно в таких случаях, если человек очень нужен, оставляют свой номер телефона и просят ему перезвонить, — сказал я, не веря, что именно так все и было — такие подарки судьба просто так не раздает.
Но…
— Точно, — обрадовано воскликнула Людмила Васильевна. — Он оставил свой телефон и просил передать Косте, что будет ждать его звонка.
— А телефон-то вы, наверное, выбросили? — небрежно спросил я.
— Нет, зачем же? — удивилась она. — Сейчас посмотрю, он должен быть там же, около телефона. На тумбочке.
«На тумбочке»! Десятки людей с ног сбились, ищут этого странного фотографа, а телефон, по которому его можно найти, лежит себе спокойно на самой обычной тумбочке в обыкновенной московской квартире. Много же, наверное, отдали бы некоторые мои знакомые за эту самую тумбочку.
Людмила Васильевна вернулась буквально через минуту.
— Вот, — сказала она. — 459-63-11. Можешь взять, если надо.
— Кажется, это на Речном вокзале, да? — задумчиво спросил я, рассматривая номер.
— Наверное! — отмахнулась она. — Ну что? Едем к Косте, Гриша? Или у тебя еще есть какие-то дела? Ты не стесняйся, говори.
Я вдруг засмеялся. Мама Кости с испугом смотрела на меня, да это и нетрудно понять. В такую минуту смеются или бездушные люди, или сумасшедшие. Я, по ее мнению, не был ни тем, ни другим. Но не смеяться я не мог. Потому что мне внезапно, как озарение, пришло решение всех проблем. С этой минуты я вновь смотрел в будущее с оптимизмом. Нужно было только еще немного поработать. Но это будет сплошное удовольствие.
— Людмила Васильевна! — поднял я на нее глаза. — Можно мне позвонить от вас?
— Конечно, — посмотрела она на меня удивленно. — Почему вы спрашиваете, Гриша? Конечно, можно.
— Спасибо.
Но прежде чем набрать номер, я счел нужным объяснить:
— Понимаете, Людмила Васильевна, у меня только что сгорел очень важный материал. Я хочу хоть что-нибудь спасти.
— Звоните, звоните. Я пока переоденусь, и мы вместе выйдем. — Она ушла в другую комнату.
Я подошел к тумбочке, поднял трубку и набрал номер. На другом конце провода ответили тут же.
— Лапшин?
— Ничего себе, — проговорил я. — Откуда вы знали, что я вам позвоню?
— Подробности при встрече, — быстро ответил он. — Через три часа встречаемся на Ленинградском вокзале, около памятника.