Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1 - Вильям Похлебкин

Лобанову-Ростовскому удалось убедить французского коллегу Аното в том, что совместные действия Германии с Россией ничего не меняли в отношениях последней с Францией. Он добился согласованного дипломатического давления на Токио и настоял на отправке правительствами координирующих инструкций адмиралам - командирам кораблей трех держав в Тихом океане. Дипломатический демарш заставил Японию отступить. Лобанов-Ростовский весьма гордился крупным дипломатическим успехом, достигнутым в начале деятельности.

Со времени заключения русско-французского тайного союза в 1891 году Париж неоднократно, но безуспешно добивался его оглашения. Весной 1895 года Лобанов-Ростовский в этом вопросе пошел Франции навстречу. После неудачной попытки договориться с Ротшильдом об организации займа Китаю Петербург в начале июня обратился к помощи правительства Франции. Выступая во французском парламенте, Аното впервые сказал о "союзе" с Россией, что произвело огромное впечатление в Европе. После данного разъяснения китайский заем был легко размещен на парижском рынке.

С начала ближневосточного кризиса, осенью 1894 года, российские и французские дипломаты тесно сотрудничали в комиссии послов по выработке реформ для христианского населения Оттоманской империи, противодействуя стремлениям англичан превратить вопрос в общеевропейский.

Петербург сначала старался избегать давления на Турцию. Даже после уклончивого ответа султана в мае 1895 года на меморандум послов с проектом реформ Лобанов отказался присоединиться к предложенному Англией ультиматуму. "С самого начала армянских осложнений, - утверждал он, - нашей единственной целью было достижение гарантий для обеспечения независимости и благосостояния армян без компрометации существования Оттоманской империи. Власть любого правительства покоится не только на его материальной силе, она коренится прежде всего в том престиже, который ее окружает".

В сентябре 1895 года после безуспешных попыток убедить султана принять проект реформ Россия и Франция перешли совместно с Англией от просьб к требованиям. Встречи Лобанова-Ростовского с Аното помогли согласовать позиции. Совместный нажим держав заставил султана в октябре утвердить проект реформ. Лобанов-Ростовский был удовлетворен результатом. Однако султан тянул с проведением реформ. Чтобы заставить его действовать, австро-венгерский министр иностранных дел Голуховский предложил державам, подписавшим Берлинский трактат, ввести в проливы по несколько судов. Султан отказался их пропускать. Тогда Лондон предложил назначить Порте 24-часовой срок для выдачи фирманов на проход судов. Париж поддержал английский демарш. Докладывая обстановку Николаю II, Лобанов-Ростовский 5 декабря писал: "Назначить срок весьма легко; но возникает вопрос: что же делать, если по прошествии назначенного срока султан не выдаст фирманов? Придется в таком случае согласиться на форсирование проливов. Так как в этом случае право на основании Парижского трактата совершенно на нашей стороне, то я полагал бы неизбежным согласиться на эту крайнюю меру". Как последний возможный вариант дипломатического решения министр предложил царю обратиться к султану с личным советом не противиться пропуску стационеров. Николай II одобрил идею.

Лобанов-Ростовский стремился обеспечить для России более благоприятные условия сообщения с ее владениями на Дальнем Востоке. Решение проблемы он видел в нейтрализации Суэцкого канала, чему препятствовало монопольное положение Англии в Египте. Министр рассчитывал на поддержку Франции. Еще в марте 1896 года министр заявил британскому премьер-министру и министру иностранных дел Солсбери, что вопрос Египта прямо затрагивал интересы России. Не получив тогда ответа, Лобанов вернулся к этой проблеме в июне, изложив побуждения, которыми руководствовался Петербург: "С того времени как интересы России на Крайнем Востоке стали развиваться, вопрос свободного прохода судов через Суэцкий канал приобрел для нас первостепенное значение". Он утверждал, что хотя "Сибирская железная дорога предназначена, кроме прочего, для облегчения перевозки наших сухопутных сил, но она не будет влиять на морские перевозки, которые требуются ввиду прогрессирующего развития наших отношений с Дальним Востоком". Лобанов-Ростовский надеялся, добиваясь осуществления интересов России, сохранить с Англией нормальные отношения.

К осени 1896 года у Лобанова сложилась конкретная внешнеполитическая программа: на Балканах поддерживать стабильность совместными усилиями с Австро-Венгрией; противодействовать Англии в Египте, добиваясь свободы плавания по Суэцкому каналу и стараясь привлечь к франко-русскому сотрудничеству в этом вопросе Германию. Важная роль в реализации этих планов отводилась обмену мнениями с руководителями внешнеполитических ведомств во время поездки Николая II в Европу. Министр готовился к переговорам в Вене, Берлине, Лондоне и в Париже.

Но осуществить намеченную программу министру не удалось. 18(30) августа 1896 года он скончался от сердечного приступа в царском поезде, шедшем из Вены в Киев. В отечественной и иностранной печати выражалось сожаление об утрате "мудрого и осмотрительного руководителя внешней политики России" как раз в то время, когда перед европейской дипломатией встал ряд серьезных проблем. Похороны состоялись в Новоспасском монастыре Москвы. В Знаменской церкви - усыпальнице князей Лобановых-Ростовских - в тесном боковом проходе оставалась последняя могила: туда и опустили после отпевания 7 сентября 1896 года гроб с телом великого дипломата.

М.Н. Муравьев

1 января 1897 г. Николай II после четырехмесячного фактически личного управления Министерством иностранных дел назначил преемника умершему графу Лобанову-Ростовскому. Выбор неожиданно пал на графа Михаила Николаевича Муравьева (из рода Муравьевых-Виленских). Сначала он был назначен управляющим министерством, а уже спустя три месяца - главой внешнеполитического ведомства. Вновь назначенный министр иностранных дел не стремился, да и не мог оказывать какое-либо благотворное влияние на молодого, неопытного монарха и даже поддакивал ему, когда тот по вопросам внешней политики принимал заведомо не совсем верные решения. Витте однажды заметил: "Граф - человек литературно малообразованный, если не сказать - во многих отношениях просто невежественный".

Граф Муравьев был принят в Министерство иностранных дел в мае 1864 г. в девятнадцатилетнем возрасте. Начал дипломатическую службу с младшего секретаря. Состоял при русской миссии в Берлине, спустя два года был переведен младшим секретарем миссии в Стокгольме, занимал такую же должность с 1867 г. в Штутгарте. Спустя пять лет он вернулся в Стокгольм, где работал уже в должности старшего секретаря миссии, но уже год спустя был переведен на ту же должность в Гааге. В начале русско-турецкой войны граф находился на театре военных действий в качестве одного из уполномоченных Красного Креста, которому оказал, по заявлению командования, много полезных услуг. В 1880 г. занял должность первого секретаря посольства в Париже, откуда вместе с переведенным послом князем Орловым переселился в Берлин, заняв в 1889 г. должность советника посольства. Спустя четыре года он был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в Копенгагене, где и пробыл до 1 января 1897 г.

Вскоре после своего назначения на министерский пост Муравьев по высочайшему повелению отправился в ознакомительную поездку во Францию и Германию. В подробном всеподданнейшем докладе о посещении Парижа (на документе имеется помета Николая II: "Прочел с большим удовольствием") подчеркивалось, что переговоры Муравьева во французской столице были успешными. Министр провел в Париже два дня и произвел на французские политические круги благоприятное впечатление. Беседы графа Муравьева с министром иностранных дел Ганото и президентом Франции Фором касались ряда важных проблем. Так, в докладе особо подчеркивалось, что Муравьев полагал важнейшей целью России всячески препятствовать сближению Франции с Германией и Англией. На переговорах также обсуждался "турецкий вопрос". Обсуждая возможности возникновения смут в Константинополе и в этом случае необходимости соединенных флотов Франции и России войти в турецкую столицу, граф заметил: "В таком случае мы займем Босфор и господствующие высоты, или, иначе, такая акция приведет к приобретению навеки ключа в Черное море - наше внутреннее озеро". Муравьев знал, что о таком развитии событий мечтал еще Александр I.

Если поездка в Париж полностью устранила сомнения по поводу возможности возникновения в дальнейшем каких-либо разногласий между Россией и Францией, то посещение Берлина привело германское правительство к убеждению, что, несмотря на тесную связь России с Францией, отношения между двумя странами "могут оставаться самыми дружелюбными". Граф по этому поводу заметил: "Как во Франции, так и в Германии я нашел одинаковую ненависть к Англии". При этом граф забыл, что еще совсем недавно сама Россия пыталась пойти на сближение с Туманным Альбионом.